Мешок с костями - Кинг Стивен

— Вручил мне повестку помощник шерифа Джордж Футмен.

— Еще один его прислужник. — Мэтти обреченно вздохнула. — Дикки Осгуд — змея, а Джордж Футмен — злобный дворовый пес. Его дважды чуть не выгнали из полиции. Еще раз, и он будет работать только на Макса Дивоура.

— Он меня напугал. Я старался этого не показывать, но напугал. А когда меня пугают, я начинаю злиться. Я позвонил моему агенту в Нью-Йорк, а потом нанял адвоката. Который специализируется на процессах об опеке.

Я старался понять, как она восприняла мои слова, но ничего у меня не вышло, хотя мы сидели совсем рядом. Она сидела в той же позе — женщина, готовая выдержать тяжелые удары. А может, Мэтти их уже выдерживала.

Медленно, не позволяя себе спешить, я пересказал ей разговор с Джоном Сторроу. Выделил его слова о равенстве полов. Подчеркнул, что в данном случае это обстоятельство играет против нее: судье Рэнкорту будет проще передать Киру Дивоуру. Сделал я упор и на то, что Дивоур способен нанять целую толпу адвокатов, не говоря уж о свидетелях, которые за деньги, полученные от Осгуда, постараются облить ее грязью. А в конце я упомянул о том, что завтра, в одиннадцать утра, Джон хочет поговорить с кем-то из нас, и, по его мнению, будет лучше, если позвонит ему она. Потом я замолчал. Пауза длилась, нарушаемая только стрекотом цикад да доносящимся издалека ревом мотора. На Шестьдесят восьмой дороге погасла вывеска «Лейквью дженерал»: закончился еще один торговый день. Мне не нравилось молчание Мэтти. Я опасался, что приведет оно к взрыву негодования. К праведному гневу янки. Но мне оставалось лишь ждать, когда она таки спросит, кто дал мне право вмешиваться в ее дела.

Однако когда она заговорила, в голосе слышались усталость и обреченность. У меня даже защемило сердце. Но я твердо решил довести дело до конца. «Это суровый мир, Мэтти, — хотелось сказать мне ей, — так что поблажек от меня не жди».

— Зачем вы это делаете? — спросила она. — Зачем вы наняли дорогого нью-йоркского адвоката, чтобы он защищал мои интересы? Вы ведь это предлагаете, не так ли? Речь идет об этом, потому что я нанять его не смогу. После смерти Лэнса я получила тридцать тысяч долларов страховки, и в этом мне повезло. Его застраховал один из его приятелей по «Уэррингтону», чуть ли не в шутку, но, если бы не страховка, прошлой зимой я лишилась бы трейлера. В «Уэстерн сейвингс» могут вникнуть в проблемы Дикки Брукса, но на Мэтти Стенчфилд Дивоур им наплевать. В библиотеке, после вычета налогов, я получаю сто долларов в неделю. Значит, вы предлагаете оплатить услуги адвоката. Так?

— Так.

— Почему? Вы ведь нас даже не знаете.

— Потому что… — Я замолчал. Помнится, мне хотелось, чтобы Джо в тот момент пришла ко мне на помощь. Я попытался вызвать из подсознания ее голос, чтобы она подсказала мне правильные слова, которые я озвучил бы и выдал за свои. Но Джо молчала. И мне пришлось отдуваться одному.

— Потому что теперь я не живу, а существую, — наконец проговорил я, и эти слова поразили меня самого. — И я вас знаю! Я ел вашу еду, я читал Ки сказки, она заснула у меня на руках… и, может, я спас ее жизнь, когда унес с мостовой. Точно мы никогда этого не узнаем, но, возможно, спас. Вы знаете, что говорили по этому поводу древние китайцы?

Я не ожидал услышать ответ, вопрос был скорее риторический, но Мэтти меня удивила. Причем не в последний раз.

— Если ты спасаешь чью-то жизнь, то берешь на себя ответственность за этого человека.

— Все так, но, думаю, дело в том, что мне надоело просто существовать, хочется что-то сделать. Я оглядываюсь на четыре года, прожитые после смерти жены, и вижу пустоту. Я не написал даже книги, в которой стенографистка Марджори встречает прекрасного незнакомца.

Она обдумывала мои слова, провожая взглядом громадный трейлер, который с ревом промчался по шоссе, заливая пустынную дорогу ярким светом фар.

— Только не «болейте» за нас. — В голосе звучала сдерживаемая ярость. — Не «болейте» за нас, как раз в неделю «болеет» он за свою команду. Мне нужна помощь, и я это знаю, но не могу ее принять. Просто не могу. Мы — не команда, Ки и я. Понимаете?

— Прекрасно понимаю.

— Вы ведь знаете, что скажут в городе, так?

— Да.

— Я — очень удачливая, правда? Сначала я вышла замуж за сына очень богатого человека, а после его смерти меня взял под свое крылышко другой богатый человек. И теперь мне осталось только выйти замуж за Доналда Трампа[74].

— Перестаньте.

— Я бы сама в это поверила, если б была в другом лагере. Но я постоянно задаюсь вопросом: а замечает ли кто-нибудь, что удачливая Мэтти по-прежнему живет в ржавом трейлере и не может позволить себе медицинской страховки? А ее ребенку делают прививки за счет благотворительного фонда. Мои родители умерли, когда мне еще не исполнилось шестнадцати. У меня есть еще брат и сестра, но они гораздо старше меня и живут в других штатах. Родители мои крепко выпивали. Не дрались, не били меня… Пьяницы бывают разные. Отец водил тяжелый грузовик. Мать держала в подвале парикмахерскую. И мечтала о розовом, а ля «Мэри Кей»[75], «кадиллаке». Он утонул в Кевадин-понд. Она захлебнулась в собственной блевотине шестью месяцами позже. Как вам это нравится?

— Не очень. Мне очень жаль, что все так вышло.

— После похорон матери мой брат, Хью, предложил мне поехать к нему, в Род-Айленд, но я видела, что его жена не в восторге от такой перспективы, и я ее не виню. С пятнадцатилетней девчонкой она хлебнула бы проблем. Опять же, меня только что выбрали капитаном группы поддержки школьной футбольной команды. Теперь-то понятно, какая это ерунда, но тогда я этим очень гордилась.

Разумеется, гордилась. О чем еще могла мечтать дочь алкоголиков? Учитывая, что с родителями она жила одна. И видела, как прогрессирует болезнь, мало-помалу лишая их человеческого облика.

— Я перебралась к тете Флоренс, которая жила в двух милях от нас. Нам хватило трех недель, чтобы понять, что мы совсем не любим друг друга, но два года мы уживались под одной крышей. Потом, на каникулах перед последним годом учебы в средней школе, я устроилась на работу в «Уэррингтон» и встретила Лэнса. Когда он предложил мне выйти за него замуж, тетя Фло отказалась дать свое согласие. А когда я сказала ей, что беременна, она отказалась от прав опекуна, так что ее согласие мне больше не требовалось.

— Вы бросили школу?

Он скорчила гримаску, кивнула.

— Я не хотела, чтобы шесть месяцев одноклассники смотрели, как я раздуваюсь, словно воздушный шар. Лэнс меня поддержал. Сказал, что я могу сдать экзамены экстерном. В прошлом году я их сдала. Без труда. А теперь мы с Ки предоставлены самим себе. Даже если моя тетя согласится мне помочь, что она может сделать? Она работает на швейной фабрике в Касл-Роке и получает примерно шестнадцать тысяч долларов в год.

Я кивнул, подумав о том, что примерно столько же получал раз в квартал за переиздания моих книг на французском. И тут я вспомнил слова Ки, сказанные в день нашей встречи.

— Когда я уносил Ки на обочину, она сказала, что уйдет к седой нанни, если вы будете на нее сердиться. Если ваши родители умерли, кого она имела… — Только я мог и не спрашивать: мне вполне хватало ума, чтобы сложить два и два. — Седая нанни — Роджетт Уитмор? Секретарь Дивоура? Но это означает…

— Что Ки бывала у них? Конечно, бывала. Еще месяц тому назад я довольно часто разрешала ей навещать своего деда, соответственно и Роджетт. Раз или два в неделю иногда она оставалась у них и на ночь. Ки нравится ее «седой паппи», во всяком случае, сначала нравился, а от этой жуткой женщины она просто без ума. — Мне показалось, что по телу Мэтти пробежала дрожь, хотя ночь выдалась теплая.

— Дивоур позвонил сказать, что приедет на похороны сына, и спросил, сможет ли он повидаться с внучкой. Вежливый, обходительный, словно и не пытался откупиться от меня с того самого момента, как Лэнс сказал ему, что мы собираемся пожениться.