Я, Легионер - Георги Лозев

— Ну, Лозев, — сказал он мне после того, как я уверенно подтвердил, что хочу служить в Четвертом эскадроне, — надеюсь, что тебе очень этого хочется, потому что результаты твоего теста TAP и полосы препятствий недостаточно хороши, чтобы служить в пехоте. Я вижу, однако, что по сравнению с результатами подготовки ты улучшил все нормативы, а это показывает, что ты с каждым днем становишься все лучше и лучше, и это самое главное, поэтому я буду ходатайствовать перед полковником о твоем зачислении. Ту peux disposer!

На этот раз, в отличие от Обани, мое желание было ясно услышано, и я искренне надеялся, что капитан постоит за меня, как обещал. Я не боялся кроссов и нормативов, я уже знал, что все зависит от психики и центр управления находится в голове. Я научился выдерживать физические нагрузки, сосредоточиваясь и поддерживая высокий дух. Подошла моя очередь зайти к полковнику, и я попытался представить себя безукоризненно и сжато. Две недели подряд я чистил пятна и гладил парадную форму, которая блестела.

— Уже знаю, — обратился ко мне полковник. — Ты неоднократно подтверждал свою готовность служить в рядах Львов, хотя ты уже был там и, вероятно, убедился, что тебе не будет легко. Так и быть, уважу твое желание, легионер Лозев, и назначаю тебя в Четвертый эскадрон. Tu peux disposer!

После распределения я понял, что Бондэ как специалист по танку AMX 10RC уговорил капитана и полковника зачислить его во Второй эскадрон, так что в Четвертом остались я, Цибульский и Лафит. С поляком мы оба были счастливы, потому что мы этого действительно хотели, но Лафит был совершенно потрясен. Две недели над ним издевались, как во время обучения, и он с надеждой ждал дня, когда сможет покинуть этот ад. Полковник, однако, вернул Лафита в ряды Львов, и молодой француз был явно недоволен этим решением. Две недели спустя, когда мы уже имели право выходить из части по воскресеньям, Лафит отправился в свой первый выходной и не вернулся. Естественный отбор не был завершен в Четвертом иностранном полку концом обучения, он продолжался на протяжении службы в полках, и только самые лучшие оставались в легионе.

После того как я стал частью Львов и Четвертого эскадрона Первого иностранного кавалерийского полка, я должен был быть представлен майору Боленсу. Его жизнь была посвящена 1REC. Этот полк существовал уже пятьдесят лет, а майор 35 лет служил в нем. Этот человек настаивал на поддержании строгой дисциплины и древних традиций. Боленс был легионером из старой гвардии и прошел обучение в Сиди-Бель-Аббесе. Он был участником кампаний во время деколонизации и присутствовал при дислокации кавалерии в Оранже. 1REC был его домом, его семьей, его жизнью. За время своего существования через кавалерию прошло много полковников, но майор Боленс оставался всегда, наблюдая за поведением и безупречной формой как легионеров, так и унтер-офицеров.

Я помню, что ночью, перед тем как нас представили майору, сопровождавший нас маржи гладил свой мундир вместе с нами и оглядывал нашу обувь, чтобы она сияла, как у него. Он пояснил, что майор Боленс не только любит начищенную обувь, но и хочет, чтобы она вся сияла одинаково. Мы должны были лучше начистить наши ботинки, чтобы они блестели, как у него. Кроме того, мы должны идеально выгладить рубашки, несмотря на то что были в пиджаках. Иногда майор заставлял молодых легионеров снимать пиджаки и проверял, как выглажены рубашки.

Были случаи, рассказал нам маржи, когда Боленс доставал линейку и проверял складки, которые, согласно уставу, должны быть на рубашке. Над карманами были три складки, а на рукавах — две параллельные, и иногда майор проверял, на одинаковом ли расстоянии они находятся. О таком чуде мы не слышали в Четвертом иностранном полку. Там мы гладили свою форму довольно хорошо, но подобных требований не было.

Здесь, в кавалерии, гладили костюмы как к показу мод, но для выступления перед майором Боленсом это было обязательно. Маржи получил свою форму из химчистки, но объяснил нам, что шляпы, даже почищенные в химчистке машинами и утюгами, не могут отвечать требованиям Боленса, так что мне пришлось самостоятельно еще погладить ее. Это была моя первая бессонная ночь, с тех пор как я прибыл в 1REC. В то утро, когда мы надели форму, маржи оглядел нас с головы до ног, поправил тот-другой узел на галстуке и, наконец, решил, что может повести нас к майору.

Мы выстроились перед Генеральным штабом, где был кабинет майора Боленса. Это здание был дворцом известного своими требованиями железной дисциплины майора. Он был единственным, кто командовал этой частью подразделения, и даже полковник избегал проходить мимо его кабинета.

Боленс теперь занимал должность начальника Генерального штаба Первого иностранного кавалерийского полка. Это означало, что он наблюдает за порядком и дисциплиной, а также следит за строгим соблюдением устава, созданного им самим. Какой-то старший бригадир вышел и сделал знак маржи, что мы можем заходить. Через минуту мы построились в кабинете майора и стояли смирно, выпрямившись, как струна. Маржи также стоял смирно, не двигаясь и даже не дыша. Боленс встал из-за стола и, не отдав нам команду «вольно», оглядел нашу форму, стоя перед каждым из нас, в том числе перед маржи. Для майора не было разницы между легионерами и унтер-офицерами, он сажал в карцер всех, кто нарушает его устав. Только теперь я понял, почему маржи так волновался.

В Кастеле мы никогда не видели ни одного сержанта, к которому относились как к обычному легионеру, но для майора Боленса чины не имели значения. Единственное, что было важным, это чистая и аккуратно поглаженная форма и начищенные сапоги. Когда майор стоял передо мной, я встретил его взгляд и понял, что это не притворство, чтобы запугать нас или произвести впечатление. Это был человек без семьи, без родины и развлечений, человек, целиком и полностью отдавшийся одной-единственной цели — “LEGIO Patria Nostra”. От безумия и решительности, которые исходили от него, по телу начинали бегать мурашки. Для одних он был развалиной от долгого служения, для других — легендой, но для меня с того момента, как я увидел его, он был просто майор Боленс, не было другого такого и нельзя было сравнивать его ни с кем и ни с чем. Этот человек отдал свою жизнь легиону, и мы должны были отдать ему дань уважения. Он начал свою карьеру в качестве легионера в условиях намного более суровых, чем в Сиди-Бель-Аббесе. Он воспитал много поколений легионеров и был одним из двух самых известных унтер-офицеров сегодня в легионе.

После того как он пять минут молчаливо оглядывал нашу форму, майор крикнул:

— Вольно! — его голос, казалось, шел из глубины пещеры. — В моем кабинете говорю только я! Вы здесь, чтобы слушать, и имеете право лишь отвечать на мои вопросы с “Oui, major” или “Non, major”. Напомню вам, что вы легионеры и должны забыть гражданскую жизнь и свои привычки! Дисциплина, которую я требую, и приказы ваших командиров — это ваша жизнь. Все очень просто, если вы выполняете приказы и до конца доводите каждую миссию или обязательство, отдавая то лучшее, что есть у вас. Если вы решили пренебречь как работой, так и внешним видом, то вам нет места среди нас, и я вас заставлю дезертировать. Понятно?