Полудницы - Павел Владимирович Волчик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я только начала привыкать к жизни тут, – думала она, – и вот уже снова должна все менять».
С приходом Илия что-то серьезно переменится в ее жизни, возможно, в жизни всего монастыря. Она это предчувствовала.
Мать Серафима не спала. Когда София вошла, матушка повернулась к ней и сразу спросила:
– Это он?
– Да.
Матушка поглядела на нее пристально:
– Ты уверена?
– Более чем. Оказывается, мы уже встречались.
Мать Серафима уставилась в темное окно и смотрела в него долго, хотя там ничего нельзя было разглядеть.
София ждала новых вопросов или поручений. Еще она ждала, что ее отпустят, и удастся немного поспать. Наконец матушка заговорила:
– Значит, твоя задача усложняется.
– Почему?
– С людьми из прошлого приходят старые привычки.
– Мы не были близко знакомы. Виделись только пару раз в жизни. Я даже не уверена, что доктор меня помнит. В какой-то степени это он способствовал моему приходу сюда. Матушка…
Мать Серафима повернулась к ней и ласково посмотрела. София запнулась.
– Я сбита с толку. Как мне ему помочь? Он потерял дочь, и я понятия не имею, где ее искать.
– Ты пойдешь с ним, пока не выяснишь что-нибудь.
– Пойти с ним? Но я только начала привыкать… То есть, я хочу сказать, чем такая растяпа, как я, может ему пригодиться?
– У тебя есть глаза, руки и ноги, значит, от них будет прок. Глазами можешь увидеть то, чего не видят остальные, руки позаботятся о тех, кого нужно поддержать или исцелить. Когда же ты ничем больше не сможешь помочь, молись, потому что человек, с которым ты связана, скорее всего, забудет помолиться в самый ответственный момент. Сделай это за него. Завтра мы возобновим поиски и разделимся на группы. Теперь иди и отдохни.
София ждала этих слов. Сегодня она не могла оставаться у себя в келье. Монахиня спустилась в комнату, где лежал Илий, и еще раз проверила его состояние. Он все так же спал. Комнаты для гостей пустовали, и София легла в соседней, открыв все двери на тот случай, если больной проснется и нужно будет быстро встать к нему.
В монастыре царила обычная тишина. Но через небольшое окно было слышно, как надрываются цикады, соревнуясь в пении.
«Завтра снова будет жара, – устало думала София, кутаясь в одеяло и чувствуя, как гудят ноги. – Они всегда поют перед жарой».
…Трещали цикады. Ранним солнечным утром в военном госпитале, в стерильной палате с брезентовой крышей, медсестер построили для очередного инструктажа. Перед ней стояли двадцать пять женщин в свежих фартуках, с красным крестом на головном уборе, отдохнувших, готовых к новым подвигам. Тогда Анастасия подумала, что этот крест напоминает мишень. Почему эта нелепая мысль пришла ей в голову? Она отогнала ее прочь и одарила сестер самой вдохновляющей своей улыбкой.
Она хотела начать инструктаж с какой-нибудь бородатой шутки вроде: «Помните, что если в суматохе вы потеряли больного, то под общим наркозом далеко уйти он не мог». Но старшая медсестра даже не успела пожелать всем доброго утра – послышался протяжный звук сирены. Тут же на брезентовом потолке образовалась дыра и в ярком луче солнца блеснула металлическая капсула. Никто и не понял, что она упала с неба.
Потом звуки разом исчезли и в палатке будто кто-то отключил земное притяжение. Теплая волна легко подбросила тело Анастасии и понесла к выходу. Она видела, как разрастается огненный цветок в дальнем углу. Видела, как переворачиваются подносы с инструментами и лопаются пузырьки с лекарствами. Женщин поднимало в воздух, чистые фартуки развевались, как белые флаги, требующие прекращения боя. Но бой только начался.
Анастасия оказалась за пределами палатки, и ее перестало что-либо заботить. Она помнила только сплошную красную пелену и высокий непрерывный гудок в левом ухе, как будто залипла кнопка на пульте.
Ее привел в чувство резкий запах аммиака. Но вернулась она не полностью, как будто одна ее часть лежала на хирургическом столе, а другая все еще стояла перед входом в палатку медсестер.
Она видела серьезные усталые глаза доктора, подчеркнутые голубой маской. Видела, что он совершает какие-то манипуляции сначала с ее головой, потом с рукой. Но по-настоящему в операционной она отсутствовала. Ее сознание искало себе тихое место, пристанище, в котором можно немного отдохнуть, и, после долгих скитаний по воспоминаниям прошлой жизни, она его нашла. Там, ступая по каменному полу монастырских коридоров, она не чувствовала боли, и голоса пели ей, повторяя: «Не бойся. Ты – вечна».
…Анастасия проснулась и услышала человеческие стоны. Было душно. Солнце беспощадно нагревало плотную ткань палатки, в которой лежали те, кто собирался спасать жизни других, но едва мог спасти свою собственную.
Позже она узнала, что восемь сестер милосердия из группы, которую она возглавляла, погибли сразу, выжившим предстоял бой со смертью.
Из семнадцати раненых женщин через неделю осталось только трое. К этому времени Анастасия уже не думала об их судьбе: ей впервые удалось поспать, потому что в палате прекратились стоны.
Обе женщины, выжившие вместе с ней, были медсестрами, опоздавшими в тот злополучный день на общий сбор. Взрывная волна встретила их у входа в палатку. Значит, из той группы в белоснежных фартуках никто не выжил. Никто, кроме нее.
Почему осталась именно она, для Неваляшки так и осталось загадкой.
Глава 21
Озеро в небе
Лесная просека поднималась в гору. Деревья по бокам высились колючей черной стеной. Над головой миллиардами ледяных глаз на ночных путников глядели звезды. Желтая монетка луны осталась где-то в стороне, за верхушками берез и осин. Динамический фонарик в руках Азима периодически жужжал, и тусклое пятно бледно-синего цвета падало на песчаную дорогу.
Они давно шли молча, не обсуждая и не признавая тот факт, что заблудились. Отправляясь, следуя благородному порыву, вслед за доктором, никто не представлял, что ночевать придется под открытым небом. Даже фонарик оказался у них случайно – Гульшан забыла выложить его из рюкзака после ночной смены в больнице.
– Должен же нам попасться хоть один населенный пункт, – буркнул Дэн. – Мы ведь не в диких джунглях живем.
– Но и не в мегаполисе, – вздохнул Азим. – Пустынных мест у нас хватает. Можно день идти – не дойдешь. А что твой компас говорит?
– Компас… – хмыкнул парень, доставая потертый
