Рокировка - Борис Орлов

– Товарищи конструкторы, – обратился к присутствующим Сталин. – Перед вами – конструкция нового стрелкового комплекса. Автоматический карабин – ручной пулемет – пулемет так называемого «единого» типа. Прошу вас рассмотреть и дать предварительное заключение. Сколько вам нужно времени, чтобы подготовить ответы по следующим вопросам: время на изготовление опытных образцов, на их испытания, на развертывание производства оружия и патронов к нему?

– Товарищ Сталин, – вместо ответа спросил Федоров. – Должны ли мы понимать, что вопрос о принятии данных образцов на вооружение уже решен, или мы рассматриваем эти проекты как исходную точку для проектирования собственных конструкций?

Сталин скосил глаза куда-то в сторону, за ширму, затем уверенно ответил:

– Рассмотрите оба варианта, товарищ Федоров. За основу примите только патрон. Он слабее винтовочного, но мощнее пистолетного. Есть мнение, что этот патрон – промежуточный, лучше всего подходит для новых образцов вооружения. Так сколько вам нужно времени для вынесения предварительных заключений?

В этот момент Симонов что-то быстро написал на листке бумаги и протянул ее Владимиру Григорьевичу. Тот прочел: «Патроны сделаем за два месяца, железо – за месяц. Дальше —?» Федоров показал листок Дегтяреву, тот кивнул. Федоров озвучил ответ Сталину, тот задумался.

– Быстрее никак? – спросил он после паузы.

– Разве что на пару недель, товарищ Сталин. Здесь, – Владимир Григорьевич положил руку на стопку чертежей и пояснительных записок, – содержится принципиальная схема оружия, но технология отсутствует. То, что нет точных размеров – не беда, это мы быстро подберем, а вот сортамент материалов, чистота обработки, подгонка деталей по месту – это требует определенного времени.

Сталин понимающе кивнул, и в этот момент из-за ширмы перед ним на стол упал листок. Иосиф Виссарионович пробормотал что-то по-грузински, поднял листок на уровень глаз, нахмурился и принялся раскуривать трубку.

– Есть еще один вопрос, товарищи конструкторы. Товарищ Федоров предлагал в свое время унифицированный стрелковый комплекс автоматический карабин – ручные пулеметы – танковые и авиационные пулеметы. Сейчас товарищ Дегтярев создал ручной пулемет и крупнокалиберный пулемет одной схемы. Если вы возьметесь за создание унифицированной системы вооружения по принципу, описанному в документах, то сколько потребует времени такая работа и переналадка заводов? За основу можно было бы взять уже существующие образцы. Требуется комплекс: карабин-автомат, винтовка-полуавтомат, ручной пулемет, станковый или единый пулемет, крупнокалиберный пулемет, крупнокалиберная винтовка-полуавтомат.

Конструкторы переглянулись.

– Товарищ Сталин, – осторожно начал Дегтярев, – мы не готовы вот так, с ходу, не проработав вопроса, дать ответ. Нам нужно посоветоваться, обсудить…

– Посоветуйтесь, – кивнул Сталин. – Обязательно посоветуйтесь. А через час дадите нам ответ. Я распоряжусь, чтобы вас отвели в комнату для совещаний и принесли туда чаю…

…Оказалось, что жить взрослому в мальчишеском теле совсем непросто, а уж когда наружу еще лезет мальчишка – и вовсе. Уже на третий день своего обучения в школе Белов стоял в кабинете Грозы и слушал ее грозные слова о том, как недостойно пионера и тем более будущего комсомольца срывать уроки и избивать товарищей. Слушал и размышлял, что если бы он не двинул этого верзилу-десятиклассника ногой в печень, а ткнул в прыжке в нервный узел – получилось бы еще лучше. Тогда, во всяком случае, два его приятеля – дебилы-переростки! – может, и не полезли бы в драку, и в школьный медпункт попал бы только один идиот, а не трое сразу…

– …Разве так можно?! – бушевала Нина Иосафовна. – Если сорванный урок я еще понять могу: Иван Матвеевич должен спорить с вами, а не постулировать свои утверждения, но так страшно бить своих старших товарищей-комсомольцев! Человеку, кроме кулаков, еще дан язык – всегда можно договориться!

«Вот я и договорился, – хмыкнул про себя Александр. – Убедил оппонентов в своей правоте…»

…Они с Василием вышли из туалета, где Красный втихаря выкурил полпапиросы. И тут же на них прямо-таки налетела расфуфыренная девица-старшеклассница, чуть не свалив Василия с ног. Облила презрительным взглядом обоих ребят, посмевших оказаться у нее на пути, и заносчиво фыркнула:

– Не путайтесь под ногами, мелочь!

Василий от таких слов мгновенно вспыхнул:

– Вали, фифа!

И тут Сашка, решив, что в данном случае «загонять в стойло» свою младшую половинку нецелесообразно, мягко улыбнулся и спокойно, но так, чтобы слышали все вокруг, произнес:

– Ну что ты, Вася, не заводись. Видишь, светофору приспичило: того и гляди – до сортира не донесет…

Василий громко заржал: налетевшая на них девушка была одета в ярко-желтую кофточку и красную юбку, а на шею умудрилась подвязать легкую косынку сине-зеленого цвета[142]. Вокруг засмеялись другие школьники. Девица покраснела, повернулась к Саше, чтобы отбрить нахала, но не нашлась и, выкрикнув «Дурак!», убежала. А через минуту грянул звонок.

Следующим уроком было обществоведение. Преподаватель Иван Матвеевич Мартышин – худощавый, с резкими движениями и удивительно подвижным лицом, на взгляд Белова, полностью оправдывал свою фамилию. Сейчас «Мартышка» выкатился к доске и принялся вещать о пролетарских корнях восстания Степана Разина, которого называл «революционером» и «борцом за народное счастье». В подтверждение своих слов он лепил какие-то невероятные цитаты из Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и чуть ли не из Ницше и Фрейда. Белов, все познания которого о Разине сводились к читанному в далеком пионерском детстве роману Злобина «Степан Разин» и песне «Из-за острова на стрежень…», слушал эту белиберду вполуха, предпочитая разглядывать красивую шею Ниночки Гальской…

– …Владимир Ильич Ленин называл Разина как одного из выдающихся представителей мятежного крестьянства. Он говорил: «Много жертв принесли в борьбе с капиталом русские революционеры. Гибли лучшие люди пролетариата и крестьянства, борцы за свободу, но не за ту свободу, которую предлагает капитал, свободу с банками, с частными фабриками и заводами, со спекуляцией. Долой такую свободу, – нам нужна свобода действительная, возможная тогда, когда членами общества будут только работники. Много труда, много жертв надо будет положить за такую свободу. И мы сделаем всё для этой великой цели, для осуществления социализма»[143]… Белов! Вы слушаете? Так что говорит Ленин о пролетарском характере восстания Степана Разина?

Сашка встал:

– Ничего. Ленин ничего и никогда не говорил о пролетарском характере восстания Степана Разина по той простой и незамысловатой причине, что пролетариата тогда в России не имелось.

В классе стало так тихо, что стало слышно дыхание учеников. Мартышин подошел к парте, за которой сидели Белов и Василий Сталин, и по очереди оглядел обоих.

– Если кто-то думает, что я потерплю в группе привилегированных сынков, то он глубоко ошибается. «Неуд» вам, Белов. Сядьте на место.

Александр обиделся. Не то чтобы он так уж хорошо представлял себе восстание Разина, но вот в непролетарском характере крестьянской войны под руководством разбойника Стеньки был уверен на сто процентов. А потому, усаживаясь на место, он громко и твердо произнес:

– Если кто-то думает, что ему будет позволено безнаказанно искажать мысли Владимира Ильича, то он тоже глубоко ошибается! И вообще, очень интересно: с какой целью этот «кто-то» извращает слова товарища Ленина? По незнанию или намеренно?

Мартышин резко обернулся, чуть не снеся бедром парту.

– Белов, выйдите из класса!

– Охотно, – отозвался Сашка. – Чем слушать ересь в вашем сольном исполнении, уж лучше во двор пойти – на физгородке размяться…

– Я тоже пойду, – сказал Василий, вставая. – Немец… то есть Саша зря не скажет, значит это все – хреновина! – И он принялся собирать свою сумку.

– И я, – поднялся Артем Сергеев.

– И я, – пискнула Лена и засуетилась, заталкивая учебники в старенький потрепанный портфель.

– И я, – хлопнула крышкой парты Гальская. – Я что – дура, всякий троцкизм слушать?

Она обвела весь класс таким взглядом, что все остальные мальчишки тут же подхватились и вышли из класса. Да и девочки не заставили себя долго ждать.

И следующие полчаса ребята действительно провели на школьном дворе в физгородке, попутно расспрашивая Сашу о восстаниях Разина и Пугачева. Историком Белов не был, но что-то когда-то читал, что-то где-то слышал, а потому рассказывал интересно, и недостатка в слушателях не было.

За разговорами они всем классом прозевали звонок с урока и сориентировались лишь тогда, когда во двор вышли другие ученики. Ребята двинулись обратно в школу, но дорогу им преградили несколько парней из старших классов.