Эссеистика - Жан Кокто
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В глазах Русселя предметы, которые он преображает, остаются такими, какими были раньше. Это наименее художественная гениальность. Верх искусства. Сати сказал бы: победа дилетанта.
Равновесие Русселя принимают за неуравновешенность. Ему хочется официального признания. Он знает, что его произведения не понимают: доказательство того, что официальное признание достойно презрения не в силу своей официальности, а потому, что плохо осуществляется.
* * *Сначала Реймон Руссель показывает цель без средств и извлекает из нее неожиданности, которые основываются на ощущении безопасности («Торжество несравненных»). Этими средствами наполняется цель книги. Но поскольку в этих средствах содержится оригинальность, обусловленная личностью автора, сила загадок, которые они разъясняют, и которым они придают новый блеск приключений, не пропадает.
Заключительные сцены с гаданием в «Локус Солюс» убедительны. Сначала автор показывает опыты, затем фокусы. Но фокусы исходят из реальности, имя которой Руссель, и как в случае с иллюзионистом, объясняющим фокусы, нам не становится проще проделать тот же трюк. Иллюзионист, показывающий фокус, переносит силы тайны, которую они не признают, к тайне, этими силами признаваемой, и кладет на ее счет голоса, обогащающие неведомое.
* * *Гениальность — крайняя точка здравого смысла.
* * *Гениально все то, что, без немедленного малейшего вмешательства какого-либо автоматизма или осознанного проявления памяти, логично и практично находит для обычного предмета неожиданное применение.
* * *В 1918 году я отвергал Русселя, поскольку боялся, что попаду под его обаяние, которому не смогу противостоять. С тех пор я выстроил свою защиту. Я могу созерцать его извне.
«Малейшая косность… ума… должна настораживать общество как верный признак… деятельности, замыкающейся в себе… Однако общество не может прибегнуть к материальному давлению, поскольку оно не задето материально. Оно стоит перед чем то, что его беспокоит… даже если это угроза или, в крайнем случае, жест. Следовательно, и ответить на это оно сможет простым жестом. Смех и должен быть чем-то в этом роде — видом общественного жеста»[38].
БергсонЗабавно и показательно, что Бергсон нигде не говорит о несправедливом и официальном смехе при виде красоты.
* * *Я видел разные смешные и прекрасные фильмы, великих видел лишь три: «Шерлок Холмс-младший» Бастера Китона{210}, «Золотая лихорадка» Чаплина и «Броненосец „Потемкин“» Эйзенштейна. В первом идеально используются чудеса, «Лихорадка» — шедевр, равный в целом и частностях «Идиоту», «Принцессе Клевской» и греческому театру; в «Потемкине» один человек выражает целый народ.
Перечитывая свои записи в октябре 1929 года, я могу добавить «Андалузского пса» Бунюэля.
Вот он, стиль души. Голливуд превращается в шикарный гараж, а снятые там фильмы — во все более роскошные марки машин. «Андалузский пес» вернул нас к велосипеду.
Пусть устремляются вперед и падают велосипед, лошадь для корриды, полудохлые ослы, священники, испанские карлики! Всякий раз, как в домах и на улице проливается кровь, ее скрывают, прикрывают какой-нибудь тканью, приходят люди, и становятся в круг, чтобы ничего не было видно. А бывает еще кровь плоти души. Она насыщается ужасными ранами, она течет из уголка рта, и ни семьи, ни жандармы, ни зеваки даже не думают ее скрывать.
Этот невыразимый призрак, что видят при пробуждении приговоренные к смерти, мы видим на экране, словно предметы на столе.
Надо было дождаться появления кого-нибудь вроде Генриха Гейне, чтобы поведать о преступлениях пухлой дамочки и придумать такую роль, чтобы сердце Бачева{211} несколько раз прекращало биться то в домах квартала Мюэт, то в проклятых апартаментах Людовика XVI, то в классных комнатах, то в карьерах для дуэли.
Хотелось бы найти объяснение тому, когда он (Бачев) стоит не понятно где (и это уже не комната)… Непонятно, что он испытывает отчаяние? И объяснение тому, когда у него сжаты губы, и к коже вокруг сжатого рта прижимается подмышка молодой женщины, и когда женщина все показывает ему язык, и когда она оставляет его, выходит и хлопает дверью, и когда ветер треплет пряди ее волос и ее шарф, и когда она щурит глаза, и когда оказывается на берегу моря.
* * *Только Бунюэль умеет подвести своих героев к моментам пароксизма боли, когда человек во фраке, распахивающий комнату Людовика XVI, смотрится естественно и неизбежно.
* * *(1930). «Золотой век» — первый анти-изобразительный шедевр. Незначительный единственный упрек: у Бунюэля сила всегда сопровождается традиционными атрибутами.
Неважно. Это, наверное, самое точное исследование о человеческих нравах, проведенное более высоким, чем мы, существом, подобно тому, что мы стоим выше муравьев.
* * *Фильм — откровение. Бесполезно спорить о чем бы то ни было с теми, кто способен смеяться над эпизодами с коровой и дирижером.
* * *«Броненосец „Потемкин“» Эйзенштейна — иллюстрация к фразе Гете «Противоположностью реальности добиться истины в последней инстанции».
Дрейеру{212} техника Бунюэля должна казаться посредственной, подобно тому, как если бы в 1912 году какой-нибудь художник потребовал, чтобы Пикассо точно скопировал газетную бумагу, вместо того, чтобы ее просто наклеить.
Судя по всему, Бунюэль привлекал Эйзенштейна за счет Фрейда. Комплекс руки, двери. Его фильм, как особое выставление напоказ индивидуальности, должен шокировать русских, как открытая рана, задница Жан-Жака{213}, полицейское досье, результат реакции Вассермана.
Бунюэль мог бы ответить, что «Потемкин» фильм документальный и является документом об Эйзенштейне, поскольку в его картине масса воплощается в одном человеке, который одновременно выражает ее и себя.
Документы присутствуют везде, и любое произведение — плод определенных обстоятельств. И отделаться от этого невозможно. Однако, надо признаться, что одна из многочисленных заслуг «Потемкина» в том, что он будто снят без чьего бы то ни было участия: ни режиссера, ни актеров.
* * *(1930). Я был знаком с Эйзенштейном. Я правильно разглядел. Он придумал лестницу с убитыми в последнюю минуту. Эта лестница вошла в русскую историю. Александр Дюма, Мишле, Эйзенштейн — немногие истинные историки.
Трагические события обретают силу непристойных анонимных анекдотов, обрастающих деталями, передаваясь из уст в уста, в конечном счете, превращаясь в типичные национальные анекдоты. Про евреев или про марсельцев.
* * *Письмо от Колумбии. Когда я выздоровею, при записи стихотворений постараюсь не допускать фотографической точности своего голоса. Очередная проблема. Если ее решить, откроются удивительные возможности пластинок, и они станут предметами для прослушивания, а не обычными фотографиями для уха.
Импровизационное выстраивание слов, удачная эмоция, случайное пересечение серьезных высказываний и танцевального оркестра, судьба в виде неподвижной статуи, короче говоря, некий способ заманить удачу в ловушку, создать нечто определенное — способ абсолютно новый, и абсолютно неприменимый, когда каждый вечер приходится расплачиваться собственной персоной.
Избегать стихов в стиле «Роспева», выбирать стихи из «Опера», только они достаточно прочны и не нуждаются в жесте, лице, человеческих флюидах, они могут быть рядом с трубой, саксофоном, барабаном из джаза.
* * *Говорить тихо, как можно ближе к микрофону. Приставлять микрофон к горлу. Полагаю, что таким образом любой приятный голос зазвучит лучше Шаляпина и Карузо.
* * *Переписать пластинки. Смена скоростей снова приходит в норму. Божественные голоса.
* * *Важно, чтобы голос не был похож на мой, но чтобы машина записывала чистый, новый, твердый, незнакомый голос, создаваемый с ней в сотрудничестве. Например, «Бюст» надо декламировать, чеканить с помощью машины, будто в античной маске, будто самой античностью.
Более не обожать машины и не использовать их как рабочую силу. Сотрудничать с ними.
* * *Голландский капитан Востерлох обнаружил на Огненной Земле аборигенов с кожей голубоватого оттенка, которые общались между собой посредством губок, способных задерживать «звук и голосовые колебания».
«Так, что, когда они хотят что-либо сказать или передать что-либо на большое расстояние, то говорят это прямо в одну из губок, а потом посылают ее своим друзьям, которые, получив ее, осторожно выжимают, и слова выливаются, подобно воде. Таким образом, они узнают с помощью этого замечательного средства все, что друзья хотят им сказать».