Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Безразличные к драме, которая разыгрывалась в нескольких шагах от них, всадники продолжали путь, исчезнув за углом, за дворцом из красных кирпичей, редкие и узкие окна, которого были защищены частыми деревянными решетками… В бессознательном порыве Катрин хотела броситься под ноги этой высокой фигуре.
Но две крепкие пуки схватили ее за руки и заставили стоять неподвижно, пока евнух, от страха вращая большими глазами, встал как вкопанный прямо перед ней, преградив проход.
— Пустите меня! — крикнула молодая женщина. — Что вам нужно? Я же не пленница…
— Мы должны всеми силами мешать тебе делать все, что может оказаться опасным. Ты хотела броситься за принцами? Так? — спросила одна из женщин извиняющимся тоном.
— Разве запрещено посмотреть на них поближе?
— Конечно! Воины у них ловкие и хорошо рубят саблями, тем более что они еще и охраняют франкского пленника принцессы. Твоя голова слетит, а ты этого даже не заметишь… а палка Фатимы не пожалеет наши спины.
Именно этого больше всего и боялись слуги эфиопки, но, по правде говоря, они были правы. Если бы они позволили ей поступить как ей заблагорассудится, чем бы все это закончилось? Разве она могла бы запретить себе позвать человека, которого она любила, или содрать покрывало, которое скрывало ее лицо, чтобы он мог ее увидеть и узнать? И об этом публичном скандале рассказали бы Зобейде! Для Катрин это обернулось бы смертью, а может быть, и для него… Нет… так было лучше! Но как же жесток был этот миг!
Еще дрожа от сильного возбуждения, Катрин медленно повернула в обратную сторону.
— Вернемся домой, — вздохнула она. — У меня нет больше желания гулять по рынку. Стало уже так жарко…
Однако она остановилась у стены маленькой зеленой мечети. Два нищих, один большой, другой маленького роста, стояли со скрещенными руками, одетые в лохмотья, а тот, что поменьше, сидя на своей единственной ноге, смотрел, как вдалеке исчезала великолепная группа всадников-охотников. Несколько их слов долетело до слуха и поразило Катрин.
— Как скучает франкский пленник принцессы среди чудес Аль Хамры. Видел, какой он мрачный?
— Какой же мужчина, потеряв самое драгоценное — свободу, не будет мрачным? Этот христианин — воин. Видно же по его осанке… и по его шрамам. А война — это самый пьянящий из напитков. У него же только любовь да любовь. Этого мало…
Чтобы подольше послушать эти пересуды об Арно, Катрин сделала вид, что ей попала в ногу заноза. Она дала одной из служанок ступню для осмотра, а сама внимательно слушала. Самое незначительное слово, относящееся к Арно, было для нее драгоценным. А продолжение разговора нищих оказалось еще более занимательным, ибо тот, который был высокого роста, беззаботно заявил:
— Говорят, что Зобейда мечтает заставить его переплыть синее море. На просторах старого Магриба его коню будет раздолье, а мятежных племен там достаточно. Султан, конечно, согласится использовать воина, даже неверного. Да он и не первый будет, кто переходит в мусульманство, в истинную веру.
— Наш калиф согласится отпустить от себя сестру?
— Кто же мог когда-нибудь противиться воле Зобейды? Видел, кто поехал охранником ее драгоценной добычи? Сам визирь Абен-Ахмед Бану Сарадж собственной персоной. Она уедет, когда захочет, а миринидский султан устроит ей роскошную встречу.
Приближалась группа богато разодетых женщин, и нищие принялись стонать и слезливо просить милостыню. Впрочем, Катрин услышала достаточно. Живо надев туфлю, она ухватилась за большое покрывало и, прежде чем ее стражницы, все еще сидевшие на корточках, успели ее задержать, со всех ног бросилась бежать к дому Фатимы.
Пересуды двух нищих привели ее в бешенство. Люди на улице только и говорили об Арно, на каждом углу слышно было его имя. Видимо, франкский узник вызывал большое любопытство и особый интерес. Значит, Зобейда и на самом деле сделала из него исключительную фигуру, почти легендарную. И, видно, охранялся он с особым пристрастием. Если эта проклятая принцесса увезет Арно в Африку, Катрин предстоит опять последовать за ним, пуститься в дорогу, терпеть опасности, тогда уже почти непреодолимые, потому что в таинственных городах страны, которую называли Магрибом, у нее не будет Абу-аль-Хайра. Любой ценой нужно помешать Зобейде отобрать у нее Арно…
На миг ей пришла в голову безумная мысль бежать прямо к врачу, но в этот час — она это знала — он уходил к своим больным. А стражницы очень скоро ее настигнут: до того, как она добежит до дома своего друга. Тогда она побежала к жилищу Фатимы и все так же бегом бросилась во внутренний двор, усаженный лимонными, гранатовыми деревьями и виноградом. Но на пороге колоннады, которая окружала внутренний сад, она остановилась: Фатима была дома, и не одна. Завернувшись в немыслимое одеяние из всех цветов радуги, закрутив курчавую голову покрывалом наподобие мужского тюрбана, толстая эфиопка прогуливалась вокруг розовой раковины-водоема в центре двора. Рядом с ней Катрин узнала ту самую старуху, хотя на этот раз парча, в которую она облачилась, была сумеречно-сиреневого цвета и вышита большими зелеными цветами.
Заметив, что Катрин, запыхавшись от бега, в смятении остановилась у края сада, Фатима поняла, что произошло что-то важное, и, оставив свою гостью, поспешно подошла к молодой женщине:
— Ну, что случилось? Что с тобой? Где служанки?
— Они идут за мной. Я пришла попрощаться с тобой, Фатима, попрощаться и поблагодарить тебя. Я должна вернуться к моему… хозяину.
— Насколько мне известно, он за тобой не приходил. Ты что, с ним повстречалась? — произнесла негритянка с большим сомнением в голосе.
— Нет… Но я должна вернуться к нему как можно быстрее…
— Вот ты как заспешила? Но Абу нет дома. Его вызвали в Алькасар Хениль. Султанша поранилась, принимая ванну.
— Так что же… Он найдет меня дома, когда вернется, вот и все! Для него это будет приятной неожиданностью…
— А для тебя? Ночь, которая тебя там ждет, тоже будет для тебя приятной неожиданностью?
Большие глаза негритянки ловили нетвердый взгляд Катрин, смотрели на выражение ее покрасневшего лица.
— Чуть раньше, чуть позже… — прошептала молодая женщина, делая неопределенный жест.
— Я думала, — медленно сказала Фатима, — что ты больше
