Анклав (СИ) - Ермошин Андрей Федорович

Звук прекратился, но скоро возник опять, с безжалостным упорством всверливался в самую сердцевину черепной коробки.

Диван Рики был аккуратно застелен. Взглянув в треугольное окно, юноша с досадой отметил, что вчерашние планы встать пораньше так и остались планами.

Он наскоро оделся, заправил постель и поспешил к лестнице. Жужжание исходило снизу; после короткой паузы с новой силой вдарило по перепонкам. В самом эпицентре — а им оказался гараж — Марк застал Рику сидящей на корточках у задней части аэромобиля с гайковёртом в руках. Корма была приподнята домкратами, левое колесо снято, как и обшивка за ним — каркас из фламмиевого сплава просвечивался насквозь. Рика ковыряла что-то в глубине колёсной арки.

— Доброе утро, — окликнул её Марк.

— Привет, — Рика отбросила убранные в хвост волосы за плечо и положила гайковёрт на пол.

— Двигатель ремонтируешь?

— Меняю на новый.

— А справишься?

— Уже справилась вообще-то.

Рика встала в полный рост; на ней были майка и шорты, ладони запачканы до черноты.

— Даже так. Уж не ожидал, что ты механик, — улыбнулся Марк.

— Я — нет, в отличие от отца, например. Очень, надо сказать, увлечённым он был механиком. В гараже, бывало, за сборкой и доводкой этой машины неделями пропадал. Мне оставалось наблюдать, а наблюдая — учиться.

— Двигатель — это не лампочку заменить.

— Ерунда, — отмахнулась Рика, вытирая локоть салфеткой. — Модульная деталь, стандартная. По каталогу.

Марк подошёл к машине, тоже заглянул под арку:

— По каталогу пятидесятилетней давности?

— Правительство… У этих ребят всего навалом. А тут какой-то движок паршивый. Сейчас закончу крепить, поможешь поставить колесо?

Над машиной провозились ещё с четверть часа. Затем вошёл Виктор и позвал всех к столу.

— Хочу кое-что вам продемонстрировать, — сообщил он под конец завтрака. — Как будете готовы, приходите ко мне наверх.

Спальня Виктора возвышалась, точно капитанский мостик, над скатом крыши гостиной, и сквозь окно во всю стену да застеклённую часть потолка можно было рассмотреть зону отдыха, где напротив дивана всё ещё стояло принесённое для министра кресло. День выдался ясным, безоблачным, и панорама утопала в обилии голубых елей, хвойного молодняка в просветах между ними. Вдалеке торчала из леса красно-белая вышка геолокации.

— Прошу, располагайтесь, — Виктор кивнул в направлении стульев с причудливо изогнутыми спинками, обрамляющих кофейный столик из чистого стекла. Одет хозяин дома был вполне строго, как будто для работы: лишь деловая рубашка уступила в его гардеробе место менее официальной, с закатанными рукавами. Мельком взглянув на дисплей коммуникатора, он сам опустился в один из стульев. Трусцой просеменила через комнату Искра, плюхнулась на бок возле столика и стала методично вылизывать густую шерсть у себя на шее.

— Позавчера ты интересовался, Марк, что такое красный протокол. Разве Ребекка тебе не объясняла? — первым делом спросил Виктор. — Ведь проследить за сервером протоколов было её идеей.

— Объяснила, но как-то ёмко… без конкретики. Но суть я уловил.

— «Смертный приговор» — кажется, так я сказала. Нашего друга надо было расшевелить. Подействовало, — Рика ухмыльнулась.

— Да уж, и впрямь ёмко, — почесав затылок, Виктор откинулся на спинку стула — не то смущённый, не то озадаченный.

— Но раньше я не слышал ни о каких протоколах, — добавил Марк, которому стало не по себе от общего молчания.

— Я бы удивился, будь оно иначе. Красный протокол — средство, так сказать, внутреннего пользования службы безопасности Корпорации. Ребекка только потому и в курсе. Вообще же о красном протоколе предпочитают не распространяться, так как используется он при устранении неугодных. Неугодных из своих рядов, разумеется, — по лицу Виктора читалось, что разговор об этом явно не доставляет ему радости. — А неугодным, как водится, может стать каждый. Вы двое, например.

— Что-то вроде ордера, чтобы по-тихому убирать тех, кто может навредить или уже навредил Корпорации?

— По-тихому — это в большинстве случаев, — включилась Рика. — Человек исчезает на пару недель, а потом и насовсем. Придумают, мол, упал на производстве с лестницы и разбился, или ещё чего. Ну, с кем не бывает. Родственникам компенсация, всё такое — извините, не уберегли. Поди докажи, как всё было на самом деле, когда на объекты Корпорации чужаки не вхожи, а свои молчат как рыбы — ничего из них не вытянуть, как не пытайся.

Виктор кивнул:

— Не всегда до такого, правда, доходит, но в целом верно. Подобным образом случилось бы и с вами. Я не видел способа этого избежать и рассчитывал лишь на то, что получится как-нибудь перехватить вас при транспортировке к месту, где произошло бы ваше эм-м-м… «исчезновение». Но вы узнали о готовящемся аресте и решили бежать. И в итоге полиции, которую мы направили следить за вашим конвоем, пришлось гнаться уже за вами. Они перехватили бы вас у Корпорации и привели бы ко мне. Но вам удалось уйти и от тех, и от других, что лишило нас последней зацепки. Последней ниточки к тому, где вас искать.

Рика поперхнулась конфетой, которую минуту назад выудила из прозрачной миски.

— Так это были вы! Это вы на нас полицию натравили! Мы думали…

— Корпорация, конечно, влиятельна, но не настолько, чтобы раздавать приказы госструктурам, — заявил Виктор, и, хмыкнув, пробормотал чуть слышно. — По крайней мере, пока.

Рика нахмурилась, но ничего не сказала. Затем повернулась к стене и будто бы с большим интересом начала изучать висящую подле кровати картину на цветных электронных чернилах, изображение которой время от времени менялось то на город с лесом из небоскребов, то на лес настоящий, то проступала уходящая за горизонт песчаная коса экзотического пляжа под сенью пальм.

— И всё же, насчёт протокола, — продолжал Виктор, — Ребекка верно подметила: в большинстве случаев аресты проходят без шума. Это потому, что жертва обычно не подозревает об опасности. Но если ей как-то удаётся узнать заранее или она осознаёт свою вину, догадывается о грозящем наказании, то может попытаться бежать. Либо и вовсе нанимает охрану в надежде защититься. В таких случаях Корпорация пускает в ход оружие.

— Это понятно, но как… — заговорил было Марк, но замолчал, увидев, что Виктор жестом останавливает его.

— Знаю, о чём спросишь: как корпоранты могут применять оружие против других корпорантов, если это прямо запрещено второй Установкой? Вот конкретно для этого и нужен красный протокол: принцип его действия заключается в том, что для непосредственных исполнителей ареста ты, то есть жертва, как будто перестаёшь быть корпорантом. Они как бы перестают тебя им считать. А раз так, могут делать с тобой что вздумается.

— Невозможно! — Марк отказывался верить своим ушам. — Есть нейрочип, он вживлён в мозг и у каждого одинаков. Установки для всех корпорантов едины, их нельзя игнорировать или обойти!

— Увы, ты не прав, мой друг. И сам знаешь, что не прав: ты видел всё своими глазами. Люди Корпорации стреляли в вас тогда, на аэротрассе.

Марк впал в замешательство: факты в самом деле не увязывались. Ещё вчера он сам уверенно рассказывал Рике о тонкостях механизма Установок: после двух лет работы в нейроотделе его не покидало убеждение, что хотя бы здесь для него не оставалось белых пятен. Реальность, как и всегда, умела преподносить сюрпризы.

Уловив, очевидно, ход его мыслей, Виктор продолжил:

— Поясню. Система Установок включает три основных узла: собственно, нейрочип, матрикул и, наконец, коммуникатор, — Виктор накрыл ладонью тонкую пластину-экран на своём запястье. — С нейрочипом всё понятно: он как фильтр пропускает через себя все мысли, вылавливая и блокируя те, которые приводят к запрещённым действиям, сформулированным в Установках. Это хоть и далеко не единственное его назначение, но в нашем контексте — главное. К нейрочипу каждого корпоранта пристыкован матрикул — модуль, который содержит базу данных с сигнатурами всех тех, кто на текущий момент работает в Корпорации. К базе данных мой или ваш нейрочип обращается всякий раз, когда мы не знаем точно, корпорант перед нами или нет, то есть нет уверенности насчет того, как именно должны применяться Установки в случае незнакомца. Взять хотя бы наш разговор: мы ведь с вами обсуждаем внутреннюю тайну Корпорации, не так ли? Первая Установка запрещает разглашение такой информации некорпорантам, и наш разговор был бы невозможен, притаись вон там в шкафу какой-нибудь правительственный шпион — при условии, конечно, что мы бы об этом знали или догадывались. Но здесь только мы трое, и все — корпоранты. Плюс ещё Искра. Но Установки без проблем позволяют нам говорить при ней, поскольку мы, каждый своим умом, прекрасно понимаем, что кошка секретов Корпорации никому не разболтает. Вот такой занятный момент.