История помнит - Михаил Докучаев

На процессе присутствовали многие иностранные дипломаты и журналисты. Он произвел на них глубокое впечатление, особенно на посла США в Москве Джозефа Э.Дэвиса. Он не пропустил ни одного заседания и внимательно следил за его ходом. Будучи адвокатом, он вынес для себя мнение, которое сообщил в Вашингтон: “Вышинский, которого антисоветская пропаганда изображала жестоким инквизитором, очень похож на Гомера Каммингса, министра юстиции США, — такой же спокойный, бесстрастный, рассудительный, искусный и мудрый. Как юрист, я был глубоко удовлетворен и восхищен тем, как он вел это дело”[53].

В секретной депеше на имя государственного секретаря Корделла Хэлла от 17 февраля 1937 года посол Дэвис сообщил, что “почти все иностранные дипломаты в Москве разделяют мнение о справедливости вынесенного приговора и существования политического сообщества и заговора, поставившего себе целью свержение правительства”[54].

Общее мнение представителей иностранной прессы, присутствовавших на процессе, выразил корреспондент из “Инсайд Юэрэп” Джон Гюнтер, который писал: “За границей было широко распространено мнение, что все подсудимые говорили одно и то , же, что вид у них был жалкий и заискивающий. Такое впечатление не совсем правильно. Они упорно спорили с обвинителем и, по существу, признавали лишь то, что вынуждены были признать”[55].

Таково было резюме иностранных свидетелей, которые собственными глазами видели и своими ушами слышали, что и как происходило на процессе в действительности, и дали объективную оценку советской фемиде. Что же касается советского народа, то он еще раз высказал на митингах, собраниях, в прессе свой гневный приговор изменникам Родине и иностранным наймитам. Он заочно вынес суровый приговор главному виновнику позорного заговора — Льву Троцкому, который, боясь ответственности за свои преступления, после процесса над Каменевым и Зиновьевым немедленно перебрался из Норвегии в Мексику.

Там он обосновался сначала в доме известного мексиканского художника Диего Ривера, а затем перебрался на виллу в Кайоакане, предместье Мехико. Оттуда и наблюдал Троцкий за тем, как на втором московском процессе громили его ближайших сподвижников, как разбивали по частям созданную им нелегальную заговорщическую организацию, а вернее советскую “пятую колонну”.

Троцкий вначале молчал, хотя не молчали его сообщники. Они ответили на процесс бешеной пропагандистской шумихой, привлекли к этому известных журналистов из числа близких друзей и сторонников Троцкого, а также редакции популярных газет и журналов.

Чтобы оградить Троцкого от обвинений, в Нью-Йорке был создан специальный Американский комитет защиты Льва Троцкого, во главе которого стояли антисоветски настроенные политические деятели, а активное участие в нем принимали ярые сподвижники Троцкого. Они предприняли широкую пропагандистскую кампанию с целью представить Троцкого как героя-мученика русской революции, а процессы над его сторонниками в Москве — как инсценировку.

Первым делом этот комитет защиты Троцкого организовал “комиссию предварительного расследования обвинений против Троцкого”, выдвинутых на процессах в августе 1936 года и январе 1937 года. В состав комиссии вошли философы, педагоги, социал-демократы, депутаты и журналисты.

Комиссия с большой помпой начала свою работу 10 апреля 1937 года в Кайоакане. В течение семи дней давались свидетельские показания Троцкого и его секретаря Яна Френкеля, которые сводились к яростным нападкам на Сталина и Советское правительство, к неправомерному преувеличению роли Троцкого в русской революции. Обвинительные материалы против Троцкого, вскрытые на процессах в Москве, полностью игнорировались.

В ходе показаний Троцкий сказал, что признания на суде Каменева и Зиновьева были получены только потому, что Советское правительство обещало сохранить им жизнь, если они выступят с показаниями, обличающими его — Троцкого.

Когда же Каменева и Зиновьева расстреляли, Троцкий заявил, что их спровоцировали и обманули. В отношении признаний Пятакова и Радека он уверял, что они явились результатом применения к ним чудовищных пыток и таинственных сильнодействующих наркотиков. Когда на заседании комиссии спросили Троцкого, почему старые революционеры делали признания, не чувствуя за собой вины, а после не воспользовались преимуществом открытого процесса, чтобы заявить о своей невиновности, он ответил: “Этот вопрос не по существу дела”.

Явная инсценировка расследования привела к тому, что ряд членов комиссии вышел из ее состава и демонстративно покинул ее заседания. Комиссия бездарно и бесшумно закончила свою работу.

Глава XVI

Процесс военачальников

Следственные органы продолжали идти все глубже и дальше в деле раскрытия преступных замыслов и действий заговорщиков. Они получали массу информации от других подразделений НКВД, задействовавших для этих целей все свои оперативные возможности. В результате по заговорщикам и агентуре западных стран наносились ощутимые удары, которые вынуждали их проявлять соответствующую реакцию. Намеченный Крестинским и Розенгольцем военный путч был главным пунктом программы их действий.

Теперь вся надежда возлагалась на человека, которого Троцкий и узкий круг руководства “правотроцкистского блока” держали в глубокой тайне и предназначали только на самый крайний, острый случай. Этим человеком был заместитель наркома обороны СССР Маршал Советского Союза Михаил Николаевич Тухачевский, давний и самый близкий друг Троцкого, которого с ним сближала не только фронтовая дружба в годы гражданской войны, но и честолюбие и наполеоновские замашки.

После гражданской войны Тухачевский был назначен начальником Военной академии РККА. Наряду с другими высшими командирами Красной Армии он участвовал после Рапалльского договора в военных переговорах с Веймарской республикой.

Впоследствии Тухачевский занимал должности заместителя и начальника штаба РККА, командующего Ленинградским военным округом. С 1931 года он заместитель — первый заместитель наркомвоенмора и Председателя Реввоенсовета СССР. В сентябре 1935 года ему было присвоено самое высокое воинское звание — Маршал Советского Союза.

Положение, которое занимал Тухачевский в высшем эшелоне руководства Красной Армии, позволило ему стать во главе группы кадровых командиров, бывших царских офицеров, занимавших в то время ключевые позиции в Главном штабе, округах и соединениях. Эта плеяда командиров, хотя и была на высоких должностях, считала для себя унижением и даже в некоторой степени оскорблением и обидой служить под руководством самоучек и партизан: Ворошилова, Буденного и других “царицынцев”. “Все они крайне отрицательно относились к Царицыну. Само слово “царицынцы” имело в их устах уничтожительное значение”, — писал впоследствии Троцкий в своей книге “Сталин”. Такое состояние, естественно, передавалось в низшие эшелоны командного состава и создавало определению атмосферу в армейской среде. На этой почве имели место также и антисталинские настроения, выражавшиеся в том, что революцию делали и побеждали в гражданскую войну одни, а у руководства партии и страны оказались грузин Сталин и его приближенные.

В группу Тухачевского входили тогда известные представители командования Красной Армии, имевшие определенные военные заслуги перед Советским государством и партией: Якир, Корк, Уборевич, Фельдман и другие. Все они в свое время побывали в Германии, как, например: М.Н.Тухачевский в качестве главы военной миссии; Якир — учился на курсах Генерального штаба; Корк — военным атташе в Берлине, и в этой связи на них определенное влияние оказала немецкая военная школа, оснащенность и структура армии этой страны. Другие из них часто встречались с германскими военными в официальной обстановке или имели родственников за границей: Путна, Уборевич — в Литве, Якир — в Бессарабии, Эйдеман — в США.

Особенно тесные отношения у Тухачевского сложились с троцкистом В.И.Путной, являвшимся военным атташе в Лондоне, Токио и Берлине, и Яном Гамарником, первым заместителем наркома обороны — начальником Политического управления Красной Армии, считавшимся личным другом рейхсверовских генералов Секта и Гаммерштейна.

Эта тройка во главе с Тухачевским и послужила основой создания германофильской мафии внутри высшего руководства Красной Армии. На ее тесные отношения с немецким генералитетом не повлияло и такое событие, как приход к власти Гитлера. Эти отношения поддерживались через Пугну, в результате чего Тухачевскому и его сподвижникам было хорошо известно о сделке Троцкого с рейхсвером. Они считали ее “политическим соглашением” с руководством гитлеровской машины, старались держаться от него в стороне и вынашивать собственные планы.