Карманный оракул (сборник) - Дмитрий Быков

На веранде пил чай с медом невысокий аккуратный Базаров. При появлении младореформатора он вежливо кивнул, однако посмотрел на него неодобрительно.

– Чайком балуемся? – приветливо спросил Кирсанов. – Аркаш, кого привез?

– Это из «Молодой гвардии», дядя, – робко сказал Аркадий. – Комиссар, Базаров.

– Что-то слышал, – сказал младореформатор. – Фамилия знакомая.

– Вряд ли она вам знакома, – с тихой язвительностью заметил Базаров. – Мой отец – простой врач, из тех, кому вы недоплачивали зарплату.

– Вот те на, – удивился Кирсанов. – Как это я ему недоплачивал? Если хотите, Борис Николаевич как раз мне и поручил нормализовать положение с зарплатами. Именно при мне, когда я работал в правительстве, начались регулярные выплаты шахтерам и пенсионерам…

– Этих выплат было достаточно на один кусок колбасы в месяц, – противным тоненьким голосом, каким хорошо кричать «Пли!», отчеканил Базаров. – Девяностые годы были позором для страны, а вы были символом этого позора. Страна удержалась на краю пропасти.

– А сейчас сделала огромный шаг вперед, – сострил Кирсанов и оглушительно захохотал.

– Смейтесь, смейтесь, – блекло сказал Базаров. – Злопыхательствуйте. Шендеровичи доморощенные. Это такие, как вы, хотят сейчас вернуться во власть и разграбить страну. Это вы вынашиваете планы расчленить Россию и раздать ее поровну Америке и Китаю. Но сейчас, слава богу, другое время.

– Слушайте, – опешил младореформатор. Он ощутил предательский холод, поднимавшийся по ногам. – Откуда вы такие взялись?

– Ну конечно, – гнусно хихикнул Базаров. – Пока вы жрали фуагру по куршевелям и распродавали страну, здесь успело вырасти непонятное вам поколение. Здесь никогда больше не будет вашей свободы. Здесь теперь наша свобода. И кто не согласен – тот враг. Если у вас так называемые стилистические разногласия, то вы идиот, а если теоретические – негодяй. Выбирайте.

– А другого выбора у меня не осталось?

– Другого – не осталось, – веско сказал Базаров.

Он встал и решительно вышел в сад.

– Я нахожу, что Базаров стал развязнее, – ошалело произнес Кирсанов.

– Сам виноват, – прошипел Аркадий, выходя вслед за другом.

Со второго этажа дачи раздался выстрел. Это старый охотник Иван Сергеевич свел счеты с жизнью, поняв наконец, кто тут лишний человек.

Психфактор

Самой популярной и востребованной фигурой нашего времени становится психолог. Замечаешь это, занимаясь подбором гостей для своих теле и радиоэфиров, заявляя темы на редакционной летучке, просматривая чужие материалы: беседа с психологом, его советы, его мнения о вреде и пользе антидепрессантов, двадцать пять простых прикладных способов подумать о работе без отвращения, а о правительстве – с любовью… Раньше было не так. Раньше самой приглашаемой и расспрашиваемой фигурой был риелтор. До него – экономист (когда ждать дефолта и в чем хранить доллары). Еще прежде того – политик, политолог, политтехнолог («кто в славе, кто в опале» – как Лир с Корделией в темнице; боже мой, что мы считали темницей… и кто были наши Корделии!). До них – историк («Нам много врали, так скажите правду хоть вы»). Эволюция показательная и печальная. В начале так называемой перестройки людей интересовало прошлое, затем – будущее и возможность его изменить; теперь мы в очередной раз убедились (кто со злорадством, кто с отчаянием, а кто без всяких эмоций), что у внеисторических обществ нет ни прошлого, ни будущего – одно настоящее. Его незачем познавать, ибо и так все понятно; его бессмысленно менять, ибо оно снова растекается одной и той же кисельной кляксой. К нему надо приспособиться. А для приспособления существует психолог – человек, у которого сегодня чаще всего спрашивают совета. Ведь психолог тем и отличается от прочих героев времени, что его не спрашивают о внешних обстоятельствах. Эти обстоятельства – данность. Его спрашивают о том, как изменить себя, чтобы окружающее перестало нас пугать и мучить.

Впервые этот феномен стало можно проследить по взлету популярности Курпатова. На его сайте, кстати, приводится список наиболее распространенных жалоб, с которыми к нему теперь можно обратиться даже для телефонной консультации – сотрудники его клиники за шестьсот рублей проанализируют вашу анкету и дадут первые советы. «Страдаю паническими атаками. Навязчивая мысль, что я умру. Чрезмерная чувствительность. Меня охватывает паника. Отсутствует мотивация в жизни». Все это, в общем, нормальные вещи, хотя с них часто начинается депрессия, – просто, когда у человека есть сверхценности, идеалы или попросту ощущение развивающейся, движущейся куда-то истории, все эти неприятности отходят на второй план. Все мы умрем, разумеется, но все мы что-то по себе оставим: страну, детей, сделанное… Сегодня, когда все видят, что делать что-либо бесполезно, когда кризис целей и ценностей охватил не только интеллигенцию, но и власть, – панические атаки стали обычным делом. Ничто не отвлекает от внутреннего хаоса, и человек проваливается в него, в себя, в трясину. Иногда спасает вера, но вера ведь тоже не для всех. Адвоката называют «нанятой совестью», Владимир Леви точно назвал психолога наемным Богом. Правда, особенность этого наемного Бога в том, что чудес он не делает и душу не спасает (как и адвокат). Он предлагает паллиативы – антидепрессанты, снотворные и простые приемчики примирения с тем, что есть. Поскольку преступник не может и не желает каяться и завязывать, а напуганный обыватель – рушить ради абстрактных и недостижимых целей свой зловонный, двадцать раз опостылевший уют.

Отсюда – слава Дили Еникеевой, обаятельной женщины, которая никакой, конечно, не психолог: она наштамповала около сотни книжек, представляющих собою нечто среднее между сборником анекдотов, советами домохозяйке и дамским журналом для низшего слоя среднего класса. Отсюда же – бешеная популярность телепрограмм Андрея Курпатова, чьи книги не прибавят к вашим знаниям о себе ровным счетом ничего, но дадут иллюзию, что вы кому-то небезразличны. И наконец, лавина спама, предлагающего справиться с депрессией (ибо это единственное, с чем мы можем сегодня справиться), подтверждает все ту же моду: люди кинулись к последнему прибежищу. К тому, кто не поможет, конечно, и не полюбит, но, по крайней мере, пусть за шестьсот рублей, внимательно и уважительно выслушает.

Кажется, это все, что можно сделать для сегодняшнего россиянина.

Эта тенденция сохранилась, но роль психолога играет теперь политтехнолог или эксперт – в кавычках, разумеется, потому что к политологии он имеет не большее отношение, нежели тогдашний психолог к психологии. Сегодня весь психоанализ, вся психотерапия и весь гипноз слились к чистому канализированию ненависти и накачке ее, если вдруг ослабнет. Тоже психология, но на порядок примитивнее и, чего уж там, опаснее; но и эффективнее, кто бы спорил.

Доктор Лиза и мораль

Вопрос о том, можно ли и в каких пределах сотрудничать с государством, представляется мне дутым и не стоящим серьезного разговора. Но почему-то в последнее время именно он широко дебатируется в соцсетях. Например, имеет ли Елизавета Глинка – или, как адепты предпочитают называть ее, Доктор Лиза – моральное право принимать помощь от государства ради спасения детей.

Сразу предупреждаю, что о госпоже Глинке я высказываться не хочу ни в каком контексте. Однажды я в чужом блоге позволил себе сказать, что у меня есть эстетические, а пожалуй, и этические претензии к ее методам. После этого госпожа Глинка устами своих адептов сообщила, что поток даяний на благотворительность вследствие моего высказывания может снизиться. С тех пор, не желая снижать поток даяний на благотворительность, я не высказываюсь об этой «худенькой, большеглазой, непрерывно курящей женщине», как называют ее почти все журналисты. Толстенький большеглазый редко курящий мужчина хочет защитить свою психику. Стиль и тон тогдашней (2009) дискуссии легко оценит любой желающий. Так что удивить меня уже трудно.

Да и зачем мне высказываться о Елизавете Глинке? У нас и так достаточно авторов, желающих при жизни провозгласить благотворителей святыми и тем самым распространить на себя толику их святости. Есть определенная категория людей, находящихся вне критики: Владимир Путин – гарантия сохранения России, и, критикуя его, мы подрываем Россию. Елизавета Глинка – гарант спасения детей, и, критикуя ее, мы препятствуем спасению детей. Сначала сами кого-нибудь спасите и расскажите об этом максимальному количеству людей, чтобы они тоже кого-нибудь спасли. А потом уже предъявляйте претензии к Елизавете Глинке. Елизавета Глинка спасла детей, а что сделал ты? Если Елизавета Глинка фотографируется с Мариной Юденич – желающие сами соберут информацию об этом персонаже, – это нужно для спасения детей, и репутацию Марины Юденич можно при этом проигнорировать. Мне ли критиковать за это Елизавету Глинку? Я даже брал однажды в прямом эфире интервью у Марины Юденич на Сити-FM, мы были друг с другом очень любезны, хоть и не сошлись в ряде оценок. Например, у нас были разные взгляды на М. Б. Ходорковского.