Лаций. Мир ноэмов - Ромен Люказо

Он вздохнул. Может быть, какое-то невидимое злонамеренное божество мелочно решило снискать с него плату за спасение из волн.

* * *

Звенели голоса, доносясь до самой колоннады храма. Рутилий с Эврибиадом быстро переглянулись, и ноэм ускорил шаг. Людопес, чьи лапы были куда короче, с трудом мог угнаться за ним на ступеньках, построенных для более рослых созданий.

Он ценил классическую красоту этих мест и жалел, что не может задержаться в той части убежища Отона, что была открыта для публики: сюда приходили просители, чтобы поведать богу о своих горестях. В зале, внутри которого было построено помещение, окруженное небольшим садиком, были такие высокие потолки, что казалось, будто находишься снаружи. Нежный свет вечной весны пронизывал сумерки своими лучами, отбеливал красивый камень с золотыми прожилками, из которого были сделаны стены, играл на спокойной и непроницаемой воде неглубокого прямоугольного бассейна, который следовало обойти, чтобы попасть на другую сторону – в жилище бога. Со всех сторон его окружала мозаика, открывала взгляду пир ярких цветов и аккуратный рисунок, изображающий, если Эврибиад правильно помнил, масштабную гигантомахию между знатью Урбса – мифического города Интеллектов – и жаждущими крови чудовищами. Разумеется, главным персонажем на картине являлся Проконсул.

Тут не было ни души. Воздух полнился лишь шорохом шагов и отголосками ссоры – слишком далекими, чтобы можно было разобрать, о чем говорят. Стенные ниши, где обычно стояли коленопреклоненные деймоны с лицами, лишенными выражения, словно ровный ряд статуй, теперь были пусты.

Тем лучше; они не успели дойти до опистодома [51], как навстречу им вылетела рассерженная Фотида. Она приостановилась, заметив его и смутившись, и нерешительно продолжила путь. Фемистокл, который догонял ее большими шагами, воспользовался этим, чтобы поравняться с ней и примирительно положить ей лапу на плечо. Она отстранилась. Уши у нее подрагивали, как всегда, когда она гневалась.

– Нет, дайте мне уйти. Это бесполезно. Они не слушают.

Она добавила что-то себе под нос – псы из хорошей семьи не ругаются, – когда Аттик, в свою очередь, вышел из двери, ведущей в нижнюю часть храма, с полуулыбкой на лице:

– Ну, будет, Фотида, вам же говорят, что бояться нечего.

– А с вами, король лжецов, я вообще не разговариваю.

– Это, знаете ли…

Он резко замолчал. За ними возник Отон, массивный и молчаливый, но с лицом, искаженным гневом. Эврибиад невольно ощутил, как его пронзает древний страх перед живой статуей в таком торжественном месте.

Бог сделал несколько шагов и, подойдя к бассейну, наклонился и поболтал пальцами в воде. Сонм искр поднялся в полутьме пронаоса, складываясь в светящуюся ленту, которая постепенно развернулась над водой.

– Вот, – сказал Отон, указывая на иллюзию, – на что похож Рукав Ориона. Посмотрите, какой он огромный. Не меньше тысячи катетофотов. Даже с монадическим модулятором понадобятся годы, чтобы добраться до другого его края. Мы с вами здесь, у Рубежа – границы Империума Интеллектов.

– Вы показываете мне то, что я уже знаю, – ответила она надменно, с вызывающим видом скрестив руки на груди.

– Разумеется, – сказал он терпеливо, – потому что я вас этому научил.

Эврибиад едва не вздрогнул от удивления. Он разделил с той, которая в то время собиралась стать его женой, все, чему его обучили, чему обучали только лучших прямо здесь, на Корабле. Но он ни разу не слышал, чтобы Проконсул утруждал себя, занимаясь с кем-то лично. С другой стороны, если кто и мог заслужить такую честь, так это Фотида.

– Посмотрите…

Часть картинки увеличилась, став размером с одну десятую всего изображения. Звездная лента исчезла, сменившись гораздо менее плотным облаком.

– Длина Рубежа – сто катетофотов, это половина территории всего Империума. Вы не можете представить себе реальных масштабов того, что на карте. Вашей планете ничто не угрожает.

Фотида не удостоила его ответом. Отон гневно махнул рукой, и трехмерная картинка исчезла так же быстро, как появилась.

– Клянусь Концептом! Я оставляю на месте систему орбитальной обороны. Если понадобится, ваши соотечественники сумеют ею воспользоваться. Чего еще вы хотите?

– Вы прекрасно знаете, – ответила она, – что дело не в этом. Вы одним махом лишаете Кси Боотис всех, кто на что-то годен.

– А, так вот в чем дело, – жестко вмешался Рутилий. – Вам не нравится, что приходится оставлять власть другим.

Презрительным жестом она заставила его замолчать и повернулась к Отону, гневно щелкнув зубами:

– Я полечу только в том случае, если здесь останется большая группа деймонов. Мои техниты могут без труда их заменить. Вам всего лишь нужно снизить процент контролеров. Мы готовы, и вы это знаете.

– Это невозможно, – ответил Рутилий. – Нам необходим каждый.

Но Отон уже сделал ему знак, приказывая не отвечать за него, и высокий деймон притих, буркнув что-то неразборчивое себе под нос.

Эврибиад подумал о собственных солдатах, которые в этот самый момент патрулировали местность: двое моряков в сопровождении рослого автомата. Разница была в том, что автоматы не имели склонности к войне, тем более сейчас, когда они делали общее дело. Любопытная, кстати, ситуация, если подумать. Он почти нащупал что-то важное – как будто слово, которое вертится на языке, – но оно от него ускользнуло.

Отон все это время молчал, потерявшись в своих мыслях. Потом он обменялся многозначительным взглядом с Аттиком и Рутилием. Эврибиад был уверен, что Отон советуется с ними на каком-то молчаливом языке, присущем автоматам. Так значит, указы бога могут быть предметом жарких споров, вопреки той видимости монолитной власти, которую он поддерживал. Трудно сказать, было ли это признаком слабости, свидетельством мудрости или просто временным приступом либеральности.

– Ну что ж, пускай, – проговорил он. – Сто моих слуг отправятся в Дельфы. Ваших людопсов в экипаже этого корабля станет больше. Вами уже завладела жажда власти, Фотида.

Теперь он улыбался, однако в этой улыбке не было ничего дружеского.

– Благодарю вас, – ответила она, хотя искра вызова в ее глазах так и не погасла. – Мы не обманем вашего доверия.

– Если когда-нибудь такое произойдет, вы погибнете, как и мы все.

От этой фразы все помрачнели. Наступило неловкое, неприятное молчание. Отон совсем не понимает Фотиду, – сказал себе Эврибиад. Она была слегка высокомерной и не без оснований полагала себя умнее всех. С самых юных лет она считала, что каждый должен делать, как она говорит, по той простой причине, что она – лучше всех, всех умнее и к тому же всех красивее. Из-за этой безаппеляционности она нажила себе немало яростных недругов в маленьком островном