Сторож сестре моей. Книга 1 - Ширли Лорд

Без пяти минут пять, когда Людмила отказалась от бесплодных попыток придумать броские названия новой серии лака для ногтей и, придя в уныние, подумывала, не отправиться ли ей домой, раздался телефонный звонок, и Поппи радостно доложила, что, похоже, опять звонит мистер Кузи.

Слышно было по-прежнему плохо, и Людмиле пришлось прокричать, что она у телефона.

— Да, да…

К изумлению Поппи, хотя голос ее начальницы звучал ровно, словно она и не думала плакать, слезы ручьями потекли по лицу обычно бесстрастной мисс Суковой — «ледяной девы», как называли ее многие сотрудники компании. Завидуют, считала Поппи. Она с разочарованием услышала, что Людмила заговорила по-чешски, а затем, отчаянно жестикулируя, попросила карандаш.

Когда Людмила положила трубку, она выглядела совершенно обессиленной.

— Это был родственник духовного наставника нашей семьи, отца Кузи. Ты же знаешь, что уже много-много месяцев у меня нет никаких новостей от моих родных. Было очень плохо слышно, но этот господин едет в Лондон — да, ты оказалась права, он звонил из Манчестера. Он пригласил меня встретиться за ленчем в одном чешском ресторанчике в Сохо, который принадлежит другу его семьи, в будущую пятницу, в двенадцать тридцать. Отмени все встречи, которые у меня назначены на это время. Я не могу не пойти на этот ленч.

Записывая название ресторана в деловой дневник, Поппи несмело спросила:

— Он… он рассказал вам какие-нибудь новости?

— Вообще-то нет. — Слезы высохли. Казалось, Людмила впала в транс. — Последний раз я видела своих родных в ноябре 1947 года, почти пять лет назад. Он сказал, что должен мне что-то передать, но так как очень плохо слышно, было бы лучше поговорить при личной встрече. — Людмила словно беседовала сама с собой. Ока издала странный, короткий смешок. — Наверное, он не доверяет телефону. Помню, некогда я сама чувствовала себя так же — мне всегда казалось, будто меня кто-то подслушивает, шпионит за мной. С трудом верится, что спустя столько времени я наконец-то смогу поговорить с кем-то, кто знает последние новости о моей семье. Слишком хорошо, чтобы это было правдой.

Лондон, 1952

Чарльз никогда не летал с отцом на самолете. В тот день, когда Бенедикт приехал в Париж, чтобы увезти Сьюзен обратно в Нью-Йорк на похороны матери, Чарльз вылетел из Лондона домой в одиночестве. То было грустное путешествие.

А сейчас, когда включили малый свет и объявили, что самолет садится в Шенноне на дозаправку, Чарльз после почти полных десяти часов в воздухе чувствовал себя так, словно он не только посетил самый роскошный банкет — семь изысканных блюд было подано и съедено, не считая бесчисленных коктейлей и вин, — и словно это счастливейший день в его жизни. Отец обращался с ним с удивительной теплотой, по-дружески, шутил и рассказывал разные забавные истории из прошлой жизни «как мужчина мужчине». Если бы отец сказал так один раз, но он повторил эту фразу раз шесть! «Не стоит говорить об этом твоей сестре, Чарли. Я делюсь с тобой как мужчина с мужчиной».

Мужчина с мужчиной! Чарльз был на седьмом небе от счастья. Впервые в жизни отец держался с ним по-приятельски, как со своим лучшим другом.

Стояла морозная звездная ночь, когда они направлялись к зданию аэровокзала. Отец уже успел ему напомнить, что они находятся в беспошлинной зоне, будто бы он мог забыть. В прошлом году, хотя он и был убит горем, но все-таки не сумел устоять и купил великолепный, выдержанный бренди по доллару за бутылку.

И теперь он точно так же был поражен, насколько все дешево, начиная от огромного выбора ирландской шерсти, льняных изделий и шотландского кашемира до бесчисленных флаконов лучших французских духов, рядами стоявших на полках, и все — лишь за малую толику обычной нью-йоркской цены. Чарльз, вспомнив об одной утонченной рыжеволосой красавице, жившей неподалеку от Керзон-стрит в Лондоне, застенчиво спросил, сколько стоят духи «Шанель № 5», пока его отец осматривался по сторонам.

— Мы возьмем три самых больших флакона, — широко улыбнулся Бенедикт продавщице, одновременно прошептав в сторону, обращаясь к пораженному Чарльзу: — Говорят, это повышает потенцию. Наверняка на обнаженной коже эти духи пахнут гораздо лучше, чем в бутылке.

Через час, когда объявили рейс, Чарльз увидел отца у ювелирного прилавка; он рассматривал пару изящных серег, выполненных в форме маленьких флакончиков с алмазно-жемчужными пробочками.

— Очень оригинально, — заметил отец, но положил украшение обратно на прилавок и, взяв Чарльза под руку, неспешно вышел из здания в холодную ночь.

Приземлившись в Лондоне, Чарльз с благоговением взирал на очевидные признаки того, что отец имеет статус очень важной персоны. Самолет был полон, поэтому Чарльз предполагал, что их ждет по меньшей мере двухчасовое утомительное ожидание в иммиграционной службе и таможенном зале, нечто, к чему он давно привык. Вместо этого через несколько минут после того, как самолет заглушил двигатели, а стюардесса велела пассажирам оставаться на своих местах, огромная дверь в передней части фюзеляжа со скрежетом открылась и спустя короткое время по громкоговорителю объявили: «Полковник Тауэрс и мистер Чарльз Тауэрс, пожалуйста, пройдите в начало салона».

Чарльз с тревогой посмотрел на отца, вообразив, будто случилось что-то чрезвычайное, но отец с улыбкой двинулся вперед, чтобы пожать руку некоему напыщенному субъекту с интенсивно красным лицом. Первой мыслью Чарльза было, что этот человек — точная карикатура Блимпа, полковника британской армии[15]. Однако полковник Блимп эскортировал их вниз по трапу самолета до лимузина, поджидавшего на бетонированной площадке перед ангарами. В машине офицер таможни радушно приветствовал их и поздравил с прибытием в Лондон, посетовав на ливень с ураганом, но заметил, что скоро прояснится. Офицер почти не взглянул ни на одну из таможенных деклараций, и, высадившись у дверей таможенного зала, Бенедикт спокойно прошел дальше вместе с полковником Блимпом, который махнул рукой служащим таможни, со скучающим видом дожидавшихся, когда остальные пассажиры покинут борт самолета.

Около аэропорта их встречал Тим Нолан, глава британского филиала «Тауэрс», и они уже были на пути к Лондону в роскошном автомобиле компании, прежде чем Чарльз осознал, что все еще сжимает в руке паспорт, к которому никто до сих пор не проявил ни малейшего интереса.

Он сидел рядом с водителем, тогда как на заднем сиденье отец с увлечением уже вел деловую беседу с Ноланом. Тем не менее Чарльз счел необходимым поинтересоваться: