Черноглазая блондинка - Бенджамин Блэк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь тот, кто держал меня за волосы, вышел так, что я мог его увидеть. Это был Бартлетт, дворецкий, тот самый старик, который подавал чай Хэнсону и мне, когда я в первый раз пришёл в клуб. Он был одет в полосатый жилет и чёрные утренние брюки под длинным белым фартуком, завязанным сзади аккуратным бантом, рукава рубашки были закатаны. Он не выглядел моложе, чем раньше, и его кожа все ещё была серой и дряблой, но в остальном он был совсем другим человеком. Как я мог не заметить, какой он крепкий, крепкий и мускулистый, с короткими толстыми руками и грудью, похожей на бочонок? Бывший боксер, догадался я. Спереди на фартуке виднелись пятна крови. В правой руке он держал дубинку, такую маленькую и изящную, какой вы никогда ещё не видели, отполированную и блестящую от частого использования. Ну, я думаю, дворецким в ходе их работы приходится выполнять все виды обязанностей. Интересно, не взял ли он дубинку у Лопеса, ту самую, которую Лопес использовал против меня.
— Я уверен, Вы помните этих джентльменов. — Каннинг махнул рукой в сторону мексиканцев. — Как видите, у мистера Бартлетта была с ними серьезная консультация. Хорошо ещё, что Вы отключились так крепко, потому что это был шумный обмен мнениями, и порой его было больно наблюдать. — Он повернулся к дворецкому. — Убери их отсюда, ладно, Кларенс? Флойд тебе поможет.
Хэнсон в ужасе уставился на него, но тот не обратил на это никакого внимания.
— Хорошо, мистер Каннинг, — сказал Бартлетт. Он быстро повернулся к Хэнсону. — Я возьму этого джентльмена, а ты доставишь другого.
Он подошел к креслу Гомеса, ухватился за его спинку, наклонил, оставив на двух ножках и потащил к двери на другой стороне бассейна, той самой двери, через которую Линн Питерсон вышла в тот самый день, когда я увидел её здесь с полотенцем на голове. Хэнсон с выражением глубокого отвращения на лице взял стул Лопеса, также наклонил его и последовал за Бартлеттом. Ножки стула перемещались по мраморным плиткам с таким звуком, как будто кто-то проводил ногтями по школьной доске. Голова Лопеса упала набок, глазное яблоко вывалилось и повисло.
Каннинг снова повернулся ко мне и снова легонько хлопнул себя по бедру своей «чванливой палкой».
— Они были не очень откровенны, — сказал он, кивнув головой в сторону уходящих мексиканцев.
— Откровенны в чём? — спросил я. У меня внезапно возникло острое желание закурить. Я подумал, не закончу ли я, как мексиканцы, избитым до полусмерти и вытащенным отсюда, всё ещё будучи привязанным к этому проклятому стулу. Какой паршивый, унизительный конец.
Каннинг помотал лысой головой из стороны в сторону.
— Сказать по правде, я вообще не ожидал много от них узнать, — сказал он.
— Это должно было их утешить.
— Я не собирался предложить им утешение.
— Не собирались, это заметно.
— Вы сочувствуете им, мистер Марлоу? Они были просто парой животных. Нет, даже не животных — животные не убивают ради забавы.
Он принялся расхаживать передо мной взад и вперед, три небольших шага в одну сторону, три небольших шага в другую, стуча каблуками по плиткам. Он был одним из тех вечно напряжённых, беспокойных мелких парней, и прямо сейчас он выглядел очень возбуждённым. На языке у меня появился знакомый металлический привкус, как будто я сосал до этого одноцентовую монетку. Это был вкус страха.
— Как Вы думаете, я могу выкурить сигарету? — сказал я. — Обещаю не использовать её, чтобы прожечь эти веревки или что-нибудь в этом роде.
— Я не курю, — сказал Каннинг. — Отвратительная привычка.
— Вы правы, так и есть.
— У Вас есть сигареты? Где они?
Я указал подбородком на нагрудный карман пиджака:
— Тут. И спички там же.
Он сунул руку мне в карман и вытащил серебряный портсигар с монограммой и спичечный коробок, я совсем и забыл, что прихватил его в «Кафе Барни». Он вынул из портсигара сигарету, сунул мне в рот, зажёг спичку, поднёс пламя. Я глубоко вдохнул горячий дым.
Каннинг сунул портсигар обратно мне в карман и снова принялся расхаживать по комнате.
— Латинские расы, — сказал он, — я их не очень уважаю. Пение, коррида, ссоры из-за женщин — вот их предел. Вы согласны?
— Мистер Каннинг, — сказал я, перемещая сигарету в угол рта, — я не в том положении, чтобы не согласиться с чем-то Вами высказанным.
Он рассмеялся, издав тонкий писклявый звук.
— Это точно, — сказал он. — Не в том.
И снова зашагал. Выглядело так, как будто ему всё время необходимо было находиться в движении, как акуле. Интересно, как он заработал свои деньги? Нефть, предположил я, или, может быть, вода, которая была почти такой же драгоценностью в этом сухом ущелье, в котором первые поселенцы решили основать город.
— По-моему, есть только две достойные расы, — сказал он. — Даже и не расы, а, скорее, их отдельные представители. Знаете, кто?
Я покачал головой, и боль тут же заставила меня пожалеть об этом. Струя сигаретного пепла бесшумно скатилась по рубашке и упала мне на колени.
— Американский индеец, — сказал он, — и английский джентльмен. — Он весело взглянул на меня. — Странная пара, как полагаете?
— Ну, не знаю, — сказал я. — Думаю, что у них есть что-то общее.
— Например? — Каннинг остановился и повернулся ко мне, приподняв одну из своих густых черных бровей.
— Преданность земле? — сказал я. — Любовь к традициям? Страсть к охоте?..
— Вот именно, Вы правы!
— …плюс склонность убивать любого, кто встанет у них на пути.
Он покачал головой и укоризненно погрозил мне пальцем.
— А вот теперь Вы дерзите, мистер Марлоу. А это мне нравится не больше, чем любопытство.
Он снова зашагал, поворачиваясь и разворачиваясь. Я не спускал глаз с этой «чванливой палки»; удар ею по лицу — событие, которое я нескоро забуду.
— Иногда убийство необходимо, — сказал он. — Или, скорее, это можно назвать ликвидацией. — Его лицо потемнело. — Некоторые люди не заслуживают того, чтобы жить — и это просто факт. — Он снова подошёл ко мне и присел на корточки рядом со стулом, к которому я был привязан. У меня было неприятное чувство, что он собирается чего-то от меня
