Черноглазая блондинка - Бенджамин Блэк

Она ушла, а я вернулся к кровати, сел на край и посмотрел на лежащего без сознания молодого человека с рвотой на рубашке и растрёпанными волосами. Я не думал, что он умирает, но я не эксперт, когда дело доходит до наркотиков и наркоманов. Эверетт Третий, совершенно очевидно, был из бывалых — следы от уколов на его руке выглядели давними. Рано или поздно его мать узнает, что поделывает её любимый сын, когда она не гладит его по волосам. Я просто надеялся, что она не узнает об этом самым горьким образом. Потеряв мужа, как с ней уже это случилось, последнее, что ей было нужно на этом этапе её жизни, — это ещё одна насильственная смерть в семье.

Клэр вернулась с бутылкой «Южного комфорта» и хрустальным бокалом. Она налила щедрую порцию и протянула мне. Я встал и наклонил к ней край стакана в знак признательности. Я не люблю «Южный Комфорт» — слишком приторный и сладкий, на мой вкус, — но сейчас сойдёт. Я начал было доставать портсигар, но передумал. Курить в спальне Клэр Кавендиш мне почему-то казалось неправильным.

Я снова взглянул на её брата.

— Где он берет наркотики? — спросил я.

— Я не знаю, где он теперь их берёт. — Она отвела взгляд, закусив губу. Даже в беде она была прекрасна. — Нико время от времени приносил ему немного, — сказала она. — Так я с ним и познакомилась — Эверетт нас познакомил. — Она грустно улыбнулась. — Шокирован?

— Да, — сказал я, — немного. Я не знал, что у вас с Питерсоном были такие отношения.

— Что ты имеешь в виду? Какие отношения?

— Из таких, что ты спишь с торговцем наркотиками.

Она вздрогнула, но быстро пришла в себя. Теперь, когда она знала, что помощь уже в пути и она может перестать быть ответственной за всё, она возвращалась в обычное состояние.

— Ты ведь совсем не понимаешь женщин.

Мне вдруг стало интересно, слышала ли я когда-нибудь, как она произносит моё имя, называла ли она меня Филипом. Не думаю, что она это делала, даже когда мы были вместе в постели, в сиянии тех самых кроваво-красных роз.

— Нет, — сказал я, — не думаю, что понимаю. А есть такие, что понимают?

— Да, я встречала таких.

Я допил содержимое своего бокала. Оно действительно было тошнотворно сладким; должно быть, в него добавляли карамель или что-то в этом роде.

— Ты со мной откровенна? — спросил я. — Ты действительно видела Питерсона на Маркет-стрит в тот день?

Её глаза округлились:

— Конечно. Зачем мне лгать?

— Не знаю. Как ты сказала, я вас не понимаю.

Она села на кровать, сложила руки и положила их на колени.

— Ты прав, — тихо сказала она, — я не должна была иметь с ним ничего общего. Он… — она подыскивала подходящее слово, — он недостойный. Это звучит странно? Я не имею в виду, что он недостоин меня — видит Бог, я недалеко от него ушла. Он обаятелен, забавен и обладает изящным умом. В каком-то смысле он даже храбр, но внутри только пустота.

Я посмотрел ей в глаза. Внутри них она была где-то далеко-далеко. До меня вдруг дошло, что она говорит не о Питерсоне, а просто использует его, чтобы поговорить о ком-то другом. Это так и было, я был в этом уверен. И этот кто-то другой был дорог ей так, как никогда не мог быть дорог такой человек, как Нико Питерсон, — как никогда не мог быть дорог и такой человек, как я. Мне вдруг очень захотелось её поцеловать. Я не мог понять, как это возникло, я имею в виду, почему я захотел поцеловать её сейчас, когда она была так далеко от меня, думая о ком-то, кого она любила. Женщины — не единственные, кого я не понимаю, — я и сам себя ни капельки не понимаю.

Внезапно она приподняла голову и подняла руку.

— Я слышу машину, — сказала она. — Это, должно быть, доктор Лоринг.

Мы прошли через тёмный дом тем же путем, которыми поднимались, и вышли в сад. Машина Лоринга стояла рядом с моей. Когда мы подошли, Лоринг открыл дверцу и вылез наружу.

Лоринг был худощав, с маленькой козлиной бородкой и надменными глазами. Несколько раз мы обменивались грубостями, мы вдвоём. Я не знал, знал ли он, что его бывшая жена хочет выйти за меня. Вероятно, это не имело бы никакого значения; он не мог ненавидеть меня больше, чем уже ненавидел. И он уже какое-то время как умыл от Линды руки.

— Марлоу, — холодно произнес он. — Как видишь, я приехал.

Я представил его Клэр. Он коротко пожал ей руку и спросил:

— Где больной?

Мы вернулись через весь дом в спальню Клэр. Я закрыл за нами дверь, повернулся и прислонился к ней спиной. Я решил, что Клэр теперь и сама с этим справится. Эверетт был её братом, а мне лучше было держаться от Лоринга подальше.

Он подошёл к кровати и положил свою черную сумку на покрывало.

— Что это было? — спросил он. — Героин?

— Да, — тихо ответила Клэр. — Думаю, да.

Лоринг пощупал у Эверетта пульс, приподнял веки, посмотрел на зрачки, положил руку грудь и пару раз легонько надавил. Кивнул и достал из сумки шприц для подкожных инъекций.

— Я дам ему дозу адреналина, — сказал он. — Он скоро придет в себя.

— Вы хотите сказать, что это не… не серьёзно? — спросила Клэр.

Он бросил на неё злобный взгляд. Его глаза, казалось, съеживались в глазницах, когда он был зол или возмущен, что случалось довольно часто.

— Дорогая моя, — сказал он, — сердцебиение Вашего брата меньше пятидесяти, а дыхание меньше двенадцати. Мне кажется, что сегодня ночью он был на грани смерти. К счастью, он молод и относительно здоров. Однако, — он перевернул вверх дном ампулу с прозрачной жидкостью и проткнул резиновый колпачок кончиком шприца, — если он и дальше будет потакать этой привычке, она почти наверняка убьёт его, и скорее раньше, чем позже. Есть люди, которые могут жить с героиновой привычкой — они живут плохо, но они живут, — но Ваш брат, я ясно вижу, не из таких.

Он вонзил иглу в руку Эверетта и взглянул на Клэр:

— Он слаб. У него на лице написана слабость. Вы должны отвезти его в клинику. Я могу дать Вам несколько имён, людей, которым можно позвонить, мест, куда можно поехать и осмотреться. Иначе, без малейшего сомнения, Вы его потеряете. — Он вытащил иглу и убрал её в