Школа двойников (1 и 2 части) - Марианна Баконина

Но обращаться с Лизаветой, как с обычной потерпевшей, у него не получалось. Во-первых, он частенько видел ее на экране, она была вроде как и знакомой. А вешать лапшу на уши знакомым не так удобно, как чужим. Во-вторых, Лизавета помогала жить его коллегам, и за это также заслуживала особого внимания. Недавно Гена Васильев встретился с приятелем, трудившимся в РУБОПе. Разумеется, они отметили встречу, в половине восьмого рубоповец включил телевизор, увидел Лизавету и страшно обрадовался: "Если она сейчас скажет что-нибудь об операции, которую проводит РУБОП, я смогу задержаться подольше, моя благоверная тоже услышит". Лизавета тогда сообщила согражданам об успешной операции по освобождению заложников, проведенной пятым отделом Регионального управления по борьбе с организованной преступностью. Рубоповец удовлетворенно кивнул, и почти до утра они пили водку и обсуждали былое и думы по поводу этого "былого".

- Так что пропало? - повторил вопрос Васильев. Он решил обойтись без первой и второй частей традиционной милицейской симфонии.

- Не знаю, - наконец честно ответила девушка.

- Хорошо, деньги где лежали?

- Нигде. - Лизавета улыбнулась сдержанно и лучезарно, как на экране при прощании с телезрителями. - Денег в доме не было.

- Вообще? - Опер, трудившийся в Центральном районе уже третий год, привык работать с двумя категориями пострадавших. У одних не было ничего, ни денег, ни имущества, - не считать же за имущество откровенный хлам. Другая категория - люди состоятельные, у тех и вещички были отменные, и денежка в кубышке шевелилась.

- Да, бабушка взяла три тысячи в Москву, и у меня сколько-то в кошельке.

Неопределенное "сколько-то" больно царапнуло слух профессионального оперативника, он понял, что работа предстоит непростая. Тяжело допрашивать насчет кражи человека, точно не знающего, сколько у него денег в кошельке.

Лизавета немедленно подтвердила наихудшие его опасения:

- Никогда не помню, сколько у меня денег. Это у нас наследственное, бабушка тоже не помнит.

Так просто сдаваться Васильев не привык.

- Другие ценности были?

- Вот. - Лизавета показала на стол, за которым расположился милиционер с протоколом.

- Что - "вот"? - Кроме фарфоровой посуды, стаканов, какого-то хрустального флакона и его собственных бумаг на столе ничего не было.

- Сервиз кофейный, саксонский, конец восемнадцатого века...

- А-а-а. - Васильев подозрительно оглядел изящные хрупкие чашечки с блеклыми сиреневыми цветочками на боках. Рядом на фарфоровом же подносике стояли кофейник, сахарница, молочник. - Понятно, антиквариат. Не пропали?

- Как видите!

- Еще что-нибудь?

Лизавета подошла к горке и заглянула в нее:

- Вот еще подставка для торта, тоже восемнадцатый век, бисквит. - Она достала из-за стекла затейливый белый кругляш - вроде тарелка, но плоская, с этаким венком из рельефных розочек по краю.

Васильев проводил Лизавету подозрительным взглядом.

- Она ведь на месте. А бисквит что - съели? Это уголовно ненаказуемо.

- Бисквит - это сорт фарфора, не покрытого глазурью.

- Тем более ненаказуемо! Еще что? - требовательно повторил оперативник.

Лизавета пошарила глазами вокруг. Еще раньше, до прихода милиции, она заметила на полу бабушкину заветную шкатулку.

Вот она! Сундучок из розового дерева с серебряной инкрустацией на крышке. Старый мастер украсил крышку шкатулки стилизованными букетиками ландыши, ромашки, розы. В таких шкатулках девицы хранили любовные записки, засушенные бутоньерки, медальоны, скрывающие прядь любимых волос, и прочую очень личную сентиментальную дребедень.

Лизаветина бабушка тоже прятала в шкатулке розового дерева воспоминания - золотые часы ее отца, Лизаветиного прадеда, с благодарственной гравировкой "За проведение переписи населения в Самарской губернии"; кольцо с бриллиантом, подаренное бабушке первым мужем, тогда еще женихом, на помолвку; ожерелье с жемчугом и сапфирами - свадебный подарок от его семьи; такой же браслет и серьги - их Мария Дмитриевна получила от умирающей свекрови. Драгоценности передавались в семье из поколения в поколение. В той же шкатулке лежали бабушкин диплом и аттестаты из Смольного и школы. Дедушкины деловые бумаги, всевозможные справки, удостоверения, выписки из трудовых книжек, более ранние послужные списки - дедушка был гораздо старше Лизаветиной бабушки и успел поработать еще при царском режиме. Туда же бабушка складывала все прочие документы, в том числе Лизаветино свидетельство о рождении и ее университетский диплом.

Кстати, положив в шкатулку диплом, она извлекла из нее дивное кольцо старинной работы, с гранатами, которое теперь Лизавета носила не снимая.

Она подняла шкатулку, заглянула в нее, потом протянула оперативнику:

- Тут лежали бабушкины драгоценности. Вроде все на месте... Документы тут еще были. Я так, на глазок, не могу сказать, но тоже, кажется, ничего не тронули.

Васильев раскрыл футляры с ожерельем, браслетом и серьгами, полюбовался игрой камней.

- Красиво! Вам, я должен сказать, повезло! Интересно, почему их это не заинтересовало? - Теперь он смотрел на Лизавету пронзительно, словно она была в сговоре с преступниками и выторговала эти побрякушки.

- Не знаю...

- Еще что-нибудь исчезло? - Васильев и спрашивал пронзительно, почти злобно.

Лизавета пошла в свою комнату, осторожно перешагивая через одежные клубки и книжные горы.

В ее комнате тоже все разбросали. Точнее, выкинули на пол то, что обычно прячется в шкафах и на полках. В Лизаветиной комнате книжно-одежный разор был присыпан исписанными листами - неизвестные раскидали ее черновики и газетно-журнальные вырезки. Письменный стол чернел пустыми провалами ящиков и полок. Стоящий на нем компьютер был почему-то включен. Лизавета выбрала в качестве заставки моментальный снимок Андре Агасси. Фотограф не просто поймал блестящий удар великого теннисиста, он умудрился поймать победу - победу, сиявшую в его черных глазах и на полулысой голове, победу в напружиненных мышцах рук и ног. Как олицетворение победы и выбрала этот снимок Лизавета. Но сейчас даже от него веяло поражением.

- Ага, видеоаппартура на месте, и компьютер тоже! - Оперативник прошел следом за Лизаветой.

- Не могу сообразить... - Лизавета наткнулась глазами на ворох собственного бельишка, валявшийся в центре комнаты, и совсем обессилела. Кто-то с липкими руками и глазами ворвался в ее жизнь, в жизнь ее бабушки, кто-то копался в ее белье и в бабушкиных девичьих письмах, проверял, какие файлы она прячет в компьютере, рассматривал косметику в ванной и лекарства в аптечке.

Косметика - Лизавета, если могла, покупала английскую продукцию - и ее собственные украшения были рассыпаны рядом с письменным столом. Она нагнулась к коробочкам.

- Тоже вроде все на месте. Да здесь и не было ничего особо ценного... Хотя нет, кое-что пропало. Вот сережки из Венгрии, серебряные, остались, а кольца, тоже серебряные, я в Португалии покупала, исчезли. Еще набор бижутерии был... В сущности, пустяки, все вместе долларов сто... Не больше. Конечно, для меня это дорого - воспоминания о путешествиях, о людях... Лизавета присела на корточки и принялась складывать бранзулетки в коробочки, потом повернулась, чтобы поставить их на стол. - Ой, нет, вот кольца, они под стол закатились... Не знаю... В целом все на месте...

- Значит, ничего не пропало. Тогда в чем же состав преступления? Этот вопрос оперативник задал совершенно автоматически. Слишком долго тренировался по одной и той же схеме - нет преступления, нет дела, нет головной боли насчет плохой раскрываемости.

Лизавета вздрогнула и растерянно улыбнулась. Ее, стоящую посреди разгромленной квартиры, представитель правоохранительных органов всерьез спрашивал, совершено ли какое-либо преступление. Обычно бойкая на язык, Лизавета не сумела найтись с ответом. За нее вступился Саша Байков.

- Вас Геной зовут? - жестко поинтересовался он. И не дал оперу ответить: - Так вот, Гена, у меня нет юридического образования, но даже я знаю, что нарушение неприкосновенности жилища карается законом. Так же, как хулиганство. Значит, с вашей точки зрения, ворваться в чужой дом и похозяйничать там - это не хулиганство? Тут минимум две статьи.

- Две, - охотно согласился долговязый милиционер. - Можно еще порчу имущества повесить, тогда три будет. Только толку-то! Когда кража, можно по вещам доказать, а так... Да нет, я напишу протокол. И вы заявление пишите, заодно укажите, как все было...

Лизавета усмехнулась типично милицейскому выражению. Когда они получали криминальные сюжеты из ГУВД, в них, конечно же, не обходилось без стандартно-милицейских оборотов: "при совместном распитии спиртных напитков", "на почве внезапно возникшей личной неприязни", "тайно проник в квартиру с целью хищения личного имущества"; порой к сюжетам прилагались синхроны - интервью с преступниками, - и тогда в тексте сюжета после имени и фамилии преступника вместо расшифровки интервью следовало стандартное: "рассказывает, как было".