Том 3. Менестрель. Поэмы - Игорь Северянин

1924

Кондитерская для мужчин

Была у булочника Надя,Законная его жена.На эту Надю мельком глядя,Вы полагали, кто она…И, позабыв об идеале(Ах, идеал не там, где грех!)Вы моментально постигали,Что эта женщина — для всех…Так наряжалась тривиальноВ домашнее свое тряпье,Что постигали моментальноВы всю испорченность ее…И, эти свойства постигая,Вы, если были ловелас,Давали знак, и к Вам нагаяВ указанный являлась час…От Вашей инициативыЗависел ход второй главы.Вам в руки инструмент. МотивыИзбрать должны, конечно, Вы…

В июльский полдень за прилавкомОна читает «La Garconne»,И мухи ползают по графкамРасходной книги. В лавке — сон.Спят нераспроданные булки,Спит слипшееся монпасье,Спят ассигнации в шкатулкеИ ромовые бабы все.Спят все эклеры и бриоши,Тянучки, торты, крендельки,Спит изумруд поддельной броши,В глазах — разврата угольки.Спят крепко сладкие шеренгиНепрезентабельных сластей,Спят прошлогодние меренги,Назначенные для гостей…И Коля за перегородкойХрапит, как верящий супруг.Шуршит во сне своей бородкойО стенки, вздрагивая вдруг.И кондитрисса спит за чтеньем:Ей книга мало говорит.Все в лавке спит, за исключеньемЖивых страничек Маргерит!

Вдруг к лавке подъезжает всадник.Она проснулась и — с крыльца.Пред нею господин урядник,Струится пот с его лица:«Ну и жарища. Дайте квасу…»Она — за штопор и стакан.И левый глаз его по мясуЕе грудей, другой — за стан…«Что продается в Вашей лавке?»«Все, что хотите». — «Есть вино?Я, знаете ли, на поправке…»«Нам разрешенья не дано…»«А жаль. Теперь бы выпить — знатно…»«Еще кваску? Есть лимонад…» —И улыбнулась так занятно,Как будто выжала гранат…«Но для меня, быть может, все жеНайдется рюмочка вина?»«Не думается. Не похоже», —Кокетничает с ним она.«А можно выпить Ваши губкиВзамен вина?» — промолвил чин. —«Назначу цену без уступки:Ведь уступать мне нет причин…» —И засмеялась, заломила,Как говорят, в три дорога…Но это было все так мило,Что он попал к ней на рога…И порешили в результате,Что он затеет с нею флирт,А булочница будет, кстати,Держать — «сна всякий случай» — спирт…

За ним пришел какой-то дачник,Так, абсолютное ничто.В руках потрепанный задачник.Внакидку рваное пальто:«Две булки по пяти копеекИ на копейку карамель…»Голодный взгляд противно-клеек,В мозгу сплошная канитель.«Извольте, господин ученый», —Почтительно дает пакет.Берет он за шнурок крученый:«Вот это правильно, мой свет!Но как же это Вы узнали,Что я в отставке педагог?» —«А Ваш задачник?…» — И в финалеУ них сговор в короткий срок:Учитель получает булкиИ булочницу самое.За это в смрадном переулкеДает урок сестре ее.

Потом приходит старый доктор:«Позвольте шоколадный торт». —«Как поживает Типси?» — «Дог-то?А чтоб его подрал сам черт!Сожрал соседских всех индюшек —Теперь плати огромный куш…Хе-хе, не жаль за женщин-душек,Но не за грех собачьих душ!Вы что-то будто похудели?Что с Вами, барынька? давно ль?» —«Мне что-то плохо в самом деле,И все под ложечкою боль…» —«Что ж, полечиться не мешало б…»«Все это так, да денег нет…» —«Ну уж, пожалуйста, без жалоб:Я, знаете ли, не аскет:Не откажусь принять натурой…Согласны, что ли?» — «Отчего ж…» —И всей своей дала фигуройПонять, что план его хорош.

Но этих всех Надюше мало,Всех этих, взятых «в переплет»:Вот из бульварного журналаКосноязычный виршеплет.Костюм последней моды в ПинскеИ в волосах фиксатуар,Эпилептизм а la Вертинский,И романтизм аla Нуар!..«Божественная продавщица,Мне ромовых десяток баб;Pardon, не баба, а девица:Девиц десяток с ромом!» — ЦапСвоей рукой и в рот поспешноОдну из девок ромовых.Надюша ежится усмешноИ говорит: «Черкните стихИ обо мне: мне будет лестноПрочесть в журналах о себе».И виршеплет вопит: «Прелестно!Но вот условия тебе:За каждую строку по бабе,Pardon, по девке ромовой!»Смеется Наденька: «ОграбитПиит с дороги столбовой!За каждое стихотворенье,Что ты напишешь обо мне,Зову тебя на чай с вареньем…»«Наедине?» — «Наедине».

При посещеньи покупальцевВ кондитерской нарушен сонОт опытных хозяйских пальцевДо покупательских кальсон…Вмиг просыпаются ватрушки,Гато, и кухен, и пти-шу,И, вторя разбитной вострушке,Твердят: «Попробуйте, прошу…»Всех пламенно влечет к Мамоне,И, покупальцев теребя,Жена и хлеб на кордомоне —Все просят пробовать себя…Когда ж приходит в лавку Коля,Ее почтительный супруг,Она, его усердно школя(Хотя он к колкостям упруг!),Дает понять ему, что святоОна ведет торговый дом…И рожа мужа глупо смятаНепостижимым торжеством!..

Toila

На барбарисовом закате

Кто в небе алых роз алееЦвел в облаковом парике?Спустясь с балкона, по аллееМеж сосен мы прошли к реке.Алела на закате пристань,Такая серенькая днем.Плескались рыбки — двести, триста? —Блестя алеющим огнем.Кричали вспугнутые уткиС малиновою белизной.Не кровью ль истекали сутки,Струящие к закату зной?И на реке, на перекате,Играла с мушкою форель.На барбарисовом закатеВозникла эта акварель.Я оттолкнул замок устало,Подвинул лодку к ступеням,И ты, сияющая ало,Спустилась, кружева вспеня.Я весла взял, и мы поплылиВниз по теченью за изгиб,Где меж стеблей прохладных лилийСкользит так много быстрых рыб…

С полуаршинной глубиною,Зеленая, как малахит,Прозрачною и ледяноюСтруею орошает мхиПрибрежные. Деревьев купыОтзеркаленные в воде,Склонились к ней. Покой везде.Стволы — как великанов трупы.Изгибисто несемся вдольАллеи до ограды сада,А там, за ним, где пихт рассада,Пустырь — крестьянская юдоль…Вот лес пошел. Вот вновь луга.Вот устье Егерской канавки.И хариусы — вид сига —Бегут от лодки в скользкой давке…Ты нажимаешь влево рульИ поворачиваешь вправо.Суденышко вплывает в травы,Что щедро вырастил июль.Еще один нажим руля, —И мы плывем в зеленых сводах;Теперь уже в кофейных водахПлотичка плещется. КрыляНа белое пятно батиста,Летит бесшумный нетопырь,И от его движений свистаТы вздрагиваешь. «РастопырьСкорее руки, — и добычуМы привезем к себе домой!»Ты моему не внемлешь кличу,Восторг не разделяешь мой.Наоборот: закрылась шалью,Склонилась тихо над кормой…Закат давно не блещет алью.Из тучи поступью хромойВыходит месяц, обозналаПолоску в струйках сквозь листву.Домой зову и не зову:Всего в версте отсюда дача.Зеленолиственный тоннельТак восхитительно олунен,Июльский воздух так июненИ мягок, как Мускат-Люнель…Все вдаль ветвистым коридоромПлывем, пока вдруг ты с задоромНе поворачиваешь руль,И мы канавою обратноСкользим к реке, смотря на пятнаЛуны в игре речных кривуль…

Окончены канавы, своды, —Вновь малахитовые воды. —И островок цветущих лип —Все тот же, только в лунном стиле.Плывем, сгибая стебли лилий,Меж них пугая спящих рыб.Мы покидаем с грустью стеблиИ вверх стремимся в этот раз.Теперь опять простор для гребли:Чтоб «взять версту», нам нужен час.

Но слушай, кто поет в болоте?Я слышу женский голос тамВ туманной лунной позолотеЯ вижу женщину. К кустамПрибрежным по зыбучей топиОна, вся белая, идет.У берега водоворот —Вдруг упадет в него… утопитСебя, пожалуй. В золотыхЛучах остановилась. Росла.Стройна. Бледна. Я поднял весла.Смотрю. И вдруг она — бултых!Мы вскрикнули, мы онемели.И тишина. И — ничего.Подплыли. Головы, как в хмеле.Самоубийство? Колдовство?Но эта песня! В этой песне —Исчезни, враг! Господь, воскресни! —Такой восторг, такая жуть.Нет, человеческая грудьВместить ту песню не смогла бы:Для мук подобных люди слабы…Так значит, то не человек,Не женщина — невольный вывод…Мы фантазировали живоС упорной мыслью в голове,Что не было того, что было,А если не было, то — то,Что виделось, себя избыло,И этот «кто-то» есть никто.

Теперь уже плывем в смятеньи,И ужасом душа полна:Мы думаем об этом пеньи…Нам не в луну уже луна,И вечер нам уже не в вечер:Мы думаем об этой встрече.И смысл, значенье встречи тойНеясны нам пока. Постой,Ты видишь пристань? на скамейкеСидит как будто кто-то… ЗмейкиВолос спадают на плеча…И в белом, в белом… Кто бы это?…Но в ужасе бежим ответа,Пугаясь лунного луча,Что выползает из-за тучи,Готовый озарить ее…Нас мысль одна и та же мучит;И ты мое, и я твое —Сердца свои мы оба слышим…О, настороженная тишь!И вот плывем все выше, выше…И я молчу. И ты молчишь.

А вот и пристань. Вот и мыза.На пристани встречает… Лиза.Вся в белом, белая сама:«Ах, чуть я не сошла с ума! —От ужаса едва лепечетИ не находит слов для речи: —Луна нервирует… И тьма…И эта женщина… Ее выНе встретили? за полчасаДо вас бежала здесь… КосаТакая рыжая… ЛиловыГлаза безумные… КапотРаспахнут белый… Дико пела,Когда бежала… Я поспелаЕдва прийти сюда… И вотСижу, едва жива от страха,И жду вас: все же здесь светлей,Чем в доме. От густых аллейВ нем мрачно. И луна, как бляха,На клумбе с ирисами. Нет,Я не останусь больше в домеОдна без вас», — в больной истомеШепнула девушка и в пледЗакутавшись, пошла за нами.Невесело мы пили чай,Невольно думая о драме,Что с нами будет невзначай…

Оно вошло в нас хладнокровно,Оно и крепло, и росло:Спустя четыре года ровно, —И, может быть, число в число? —Расстался я с подругой тою,С кем плыл рекою, залитоюЛимонным светом, к чаще липНа островке, где наши были,Где меж стеблями наших лилийЖивет так много наших рыб…

Озеро Uljaste