Том 3. Менестрель. Поэмы - Игорь Северянин

Эпилог

Леандр гремит во всей вселенной.Давно ушла от мужа Lugne:Живет с детьми мечтой нетленной.В каштаны прядей вкрался лунь…И застрелилась Кириена,Познав, как зла ко многим сцена,И от усадьбы вековойОстался пепел. Ветра вой —Над монастырскою руиной.А в мире все цветет сирень,Весенний наступает день,Чарует рокот соловьиный,И людям так же снятся сныОбманывающей весны…

Плимутрок

Превыкрутасная штучка

Профессор Юрий Никанорыч, —Мечтатель, девственник, минорыч,Своей Иронии жених, —Был вызван братом во ФлоридуНа пару месяцев — у нихВозобновленную «Аиду»Остилить в тонкостях. ДоцентГанс Энте, старый декадент,Его приятель, им попрошенРазвлечь Иронию, покаОн ездит в древние века…Убожеством своим роскошен,Приходит Ганс под вечерокНа ужин к гастроному Юре,Тая амуровые дури,Весь риторический порок…Иронию жених знакомитС приват-доцентом; декадансВ глазах Иронии огромитОгромный гномный томный Ганс…Лукавый Юрий Никанорыч,Постигши Ганса существо,Затаивает в сердце горечь,Представив девушке его:Теперь решается задачаО верности невесты: сдачаЕе фон-Энте разлучитЕго с Иронией, а твердостьСоединит навек… Но щитИронии — любовь и гордость —Так металлически звучит…Профессор этим обнадежен.А завтра чемодан уложенИ взят на пароход билет…Вот вкратце фабулы скелет.

Ганс Энте, ражий трехаршинник,Шар рыжий несший на плечах,Промозглик, плесенник и тинник,Ухаживатель-паутинник,Мордарь, полвечник, — цвел (не чах!..)Он был быкастый здоровенник,С автомобильным животом,Насмешник, скрытник, сокровенникС жасминно-тенорящим ртом…И, чванясь выправкой корсетной,Он палчил стародевной мисс,В нем клокотала похоть Этной,Взор прикошачивал: «Кис-кис…»Рыжеволосый, ражелицый,Но с проседью волос и щек,Он волочился за девицей,Как моложавый старичок.И говорливым сивоглазьем,Как настоящий верещак,Красующимся безобразьем«Спортивил» вечно натощак,Боясь отяжеленья членовИ сытой вялости, как пленов,Способных «плюсы» минуситьИ потом тело оросить…И пусть не всей душой, — всем теломОн влекся к женщине самцом…Во вл ке, судорог хотелом,Он грезил слитчатым концом…Предупредительно молчащий,Безразговорно-говорящийЛишь плотским напряженьем глаз,Сквозь кисею и сквозь атласОн видел в женщине источник,Резервуар услад мужских,Ганс Энте, этот страстносочникПоползновений воровских…Утонченностью половоюВсех фавнов перещеголял,Когда, в желаньях полувоя,Осамчив женщин, оголял…И ожеланенные жены,Его хотеньем разожжены,Его упорством сражены,Дрожа, готовые пролиться,В бред обезличенные лицаБросали позывом жены…

Ирония была девичка,Как говорится, полевичка,Лисичка, птичка, лесовичка:Поет, дичится и хитрит.Она умнее горожанок,Изысканнее парижайок,Студеней льда и скользче санок,И сангвистичнее, чем бритт.Она — то просолонь, то тучка,Превыкрутаснейшая штучка,Неуловима, как налим…И жаждою ее палим,К ней Ганс зальнул своими «льнами»,Иначе, говоря меж нами:Ее оженщинить решил…Во всеоружьи разных шил,Отмычек чувственности женской:Конфект, ликеров и помад,Ее вовлек он в ароматСтраны блаженной и блаженской,Ороив внешне свой Эреб,Как место непотребных требКлокочущей кипящей плоти…И очутилось в позолоте,Сусальной, как оса средь сов,Как колоннада на болоте,Дитя олисенных лесов…Он в доме закрывал засов,Уча ее, подчас, конфете,Ликеря трезвый мозг ее,Сначала речил ей о Фете,Точа исподтишка копьеДля чувственности лесовички,Змеившей на плечи косички;Затем ей Веннингера дал —Для однобочья изученья —Теорию предназначеньяПаденья женщины… СкандалОн произвел в дичке-девичке;Дал Гансу отповедь дичок:«О, Ваш философ — дурачок!В мороз, должно быть, рукавичкиСтащили девки с белых рукФилософа, и он вокругСебя стал поносить всех девок,Морозя пальцы и ладонь…Поглубже мысль мою одонь,Желающий: флажки без древок —Пожалуй, вовсе не флажки,Как без начинки пирожки…Так и отвергнутый философ,Чей взгляд на женщин стоеросов…»И иронически свистя,Мотивы страстного романса,Ирония глядит на Ганса,Который, пять минут спустя,Ей говорит: «Вы слишком детскиНа это смотрите…» А та:«Нет-с, кэта выглядит по-кэтски,Когда взирает на кота…»Ирония гадает: «ЮрийСчитает Ганса другом-бурей.Не отпущу его: пусть штиль —Излюбленный наш будет стиль,А там посмотрим…»

ТрехаршинникЗовет ее к реке в осинник.Она идет и, на пенекПрисев, мелодийку мурлычет.Мордарь кроваво взоры бычет,И снова страсть — его конек.Его седлает вновь мордарь,Юля на нем вокруг девички.Она же думает: «Бездарь!Как ржавы все твои отмычки…»Не зная дум ее, рыжакТо увивается лисою,А то, от похоти дрожа,К медвяной Ире льнет осою…И между тем, как апельсинЗаката Ира лепесточит, —Ганс, — дрожее листа осин, —Поцеловать девичку хочет.И захотев, — хотя вспотев,Наструниваясь, точно тобик,Веснущатый целует лобик…Ирония приходит в гнев:«Эй, Вы, изысканный Петроний,Вы поступаете, как клен!..Иронии — не из Ален,Прошу не оскорблять Ироний!Я запрещаю Вам». — «Вы? мне?» —«Да, я и Юрий. Это ясно?…Молчите! возражать напрасно…И дальше: раз наединеЯ с Вами остаюсь, Вам надо бЗнать точно, как вести себяСо мною. Стыдно. Даже западБледнеет, лик свой оробя,Пред Вашей наглостью. Что ЮрийВам скажет, возвратясь?» — ПонуривСконфуженно-корсетный стан,Ганс Энте прошептал: «РостанВлагал в уста фазаньей самке,Фазана поджидавшей в ямке,Слова иные…» — «Вы — фазан? —Ирония спросила едко, —Но я не птица. ПотомуНам не понять друг друга. КлеткаНужна фазану моему». —Ганс загорелся: «Вы сказали:Фазану моему? Я — Ваш?!..»«Да, как покорный карандаш…Довольны этим Вы едва ли.Но шутки в сторону. ПрошуНемедленно очестить слово —Со мной держать себя толково.Впредь грудь Вам кровью орошу,Просталив Вас за оскорбленье.Во всем отчет я Юре дам.Пока же надо по домам».И Ганс подумал: «Вот тюлень я!И чтоб такой лесной дичокДа не попался в мой сачок?!»

Ирония с пренебреженьемО Гансе думала в ту ночьИ приготовилась к сраженьям,Чтоб опустить в нем пыл на дно,Чтоб отразить его пометче…«Так странно: этот хищный кречет —Друг голубя. Что близит их?Как мог доверить мой женихМеня такому павиану?Здесь искус, умысел. Ну что ж,Я с Гансом осторожней стану:Посмотрим, Ганс, что ты возьмешь?Но он противен мне. С ним вовсеЯ не хотела б больше встреч.О, как отвратен блекло-овсийВзгляд Ганса, сахаринья речьИ вся его повадка кошья,Его заданье облапошьяДоверье Юрия, весь он —Нелепый и тягучий сон!..Но избегать его — пожалуй,Он возомнит, что за себяЯ не ручаюсь: он ведь шалый,Хотя летами обветшалый…Нет, надо Юре пособяВ его желаньи, дать отпорныйУрок доценту, чтоб он знал,Какой характер мой упорный,И одостоить тем финал».

Пять дней спустя, совсем нежданно,Приехал Юрий, заболевВ дороге от мечты тосканнойПо «лучшей из живущих дев»…Ему Ирония подробноВсе рассказала. СветолобноПрофессор слушал, хохоча.Хотел он Гансу сгорячаСказать, что вовсе не по-дружьиТот поступал, во всеоружьиСвоих соблазнов; но потомМахнул рукой и сел за томТруда «О шаткости моралиИ ненадежности друзей»,Невесте посвятив своей.Но этот труд друзья украли…

Eesti-Toila