Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Цветущие розы и апельсиновые деревья, усыпанные белыми цветами с пьянящим запахом, окружали прекрасный Дом с колоннами. Галерея на втором этаже была украшена алебастром. Вода пела свою песню в саду. Абу-аль-Хайр любил простоту в каждодневной жизни, однако не пренебрегал и комфортом…
Послышались быстрые шаги, перед Катрин возник Абу-аль-Хайр, так похожий на тот образ, который сохранился в ее памяти. Лицо маленького врача с его смешной белой бородой было таким же гладким, и одет он был точно так же, как в первый день их знакомства: на нем была та же одежда из плотного грубого шелка, тот же внушительный ярко-красный тюрбан, завернутый на персидский манер, те же туфли без задников из пурпурного сафьяна, надетые на голубые шелковые носки. Он не изменился совсем.
В его черных глазах все так же сквозила ирония, а улыбка была такой дружеской, что ей вдруг захотелось расплакаться, потому что, обретя вновь друга, она почувствовала, что вернулась домой.
Абу-аль-Хайр, не обращая внимания на церемонные приветствия Жосса и Готье, встал перед Катрин, критически осмотрел ее с ног до головы и заявил:
— Я тебя ждал. Но ты долго не шла.
— Я?
— Ну да, ты! Ты не меняешься, И тебя тянуло сюда, как бабочку на огонь. Ты лучше умрешь, но не будешь жить в темноте. Половина твоего сердца здесь. Кто же может жить с половиной сердца?
Краска залила щеки Катрин. Абу не утратил способности читать в самых глубинах ее сердца. Впрочем, к чему церемонии? И она без промедления спросила:
— Вы видели его? Знаете, где он? Что он делает? Как он живет? А он…
— Ну… ну… успокойся!
Маленькие мягкие руки врача обхватили дрожавшие от нетерпения руки Катрин и крепко их сжали:
— Зачем такая поспешность? спросил он.
— У меня не хватает терпения. Я больше не могу, друг Абу!.. Я устала, я в отчаянии!..
В нервном припадке она почти кричала.
— Нет, ты не пришла в отчаяние. Иначе ты бы не была здесь! Я знаю.
Смех Абу-аль-Хайра рассыпался по саду светло и молодо. Катрин вдруг почувствовала смутный стыд за свой понурый вид.
— Кому ты это рассказываешь? Само собой разумеется, ты устала, на тебе вся пыль пройденных дорог… а их было так много, что они заполнили даже твою душу. Ты чувствуешь себя грязной, липкой. Но это пройдет… Даже под нищенскими лохмотьями ты все так же прекрасна. Пойдем, тебе нужен отдых, уход, тебе нужно поесть. Потом поговорим. Не раньше…
— Та женщина, я видела ее… она такая красивая!
— Не будем об этом говорить, пока ты не подкрепишься. Отныне этот дом — твой дом, и только Аллах знает, как я счастлив тебя принять, сестра моя! Иди за мной! Но еще надо подумать и о тех, с кем ты пришла. Кто эти люди, твои слуги?
— Более того, это мои друзья.
— Тогда они будут и моими друзьями! Пойдемте все! Послушно Катрин пошла за ним к узенькой каменной лестнице, которая убегала вдоль стены к галерее на второй этаж. Готье и Жосс, все еще удивленные видом маленького врача и его цветистым языком, пошли вслед за ними. На сей раз Жосс отказался от роли слепого и весело оглядывался по сторонам.
— Брат, — прошептал он Готье, — думаю, что мадам Катрин уже наполовину одержала победу. Этот добрый человечек вроде бы знает, что такое дружба.
— Думаю, ты прав. Что же касается победы, тут все сложнее. Ты же не знаешь мессира Арно. У него гордость львиная, он смел как орел, но при этом упрям как мул и жесток так же. Он из тех людей, кто предпочтет вырвать из себя сердце, чем показать слабину, когда чувствует себя оскорбленным.
— Он что, не любил свою супругу?
— Он ее обожал. Никогда я не видел такой страстно влюбленной пары. Но он решил, что она отдалась другому, и убежал. Можешь себе представить, что он там думает в настоящее время?
Жосс не ответил. С тех пор как он узнал Катрин, ему хотелось повидать человека, сумевшего так крепко привязать сердце этой женщины. И теперь, когда цель была близка, его любопытство перешло все границы.
— Посмотрим! — прошептал он себе самому. Больше он ничего не сказал, так как Абу — аль — Хайр открыл перед двумя мужчинами маленькую дверь из кедра, покрашенного в красный и зеленый цвета, которая вела в обширную комнату, и сказал им, что слуги скоро займутся ими. Затем он открыл перед Катрин другую дверь. Это, безусловно, была самая красивая комната в доме: потолок из кедра был украшен орнаментом из переплетающихся красно-золотых полос, стены сияли позолоченной мозаикой, мягкие и толстые ковры покрывали мраморные плиты пола, в стрельчатые ниши были вставлены зеркала и факелы, стояли необходимые для туалета принадлежности: медный таз и кувшин для воды. Четыре сундука из позолоченной меди занимали четыре угла комнаты — там можно было складывать одежду, но не видно было кровати. Ее, по — видимому, прятали где-то в углу, так как по мусульманскому обычаю она не не должна быть на виду. Но зато в большой нише украшенной зеркалами, стоял круглый диван со множеством разноцветных пестрых подушек. Окна выходили во внутренний двор.
Абу-аль-Хайр дал Катрин время осмотреть это приятное помещение, где не было упущено ничего из того, что могло соблазнить женский взгляд. Затем он подошел к одному из сундуков, открыл его, вытащил оттуда охапку разноцветных шелков и муслинов и выложил их на диване с женской тщательностью.
— Ты видишь, — сказал он, — я и вправду тебя ждал. Все было куплено на рынке на следующий же день после того, как я узнал, что твой супруг здесь.
Какое-то мгновение Катрин и ее друг молча стояли лицом к лицу, потом, раньше чем Абу смог ей в этом помешать, Катрин наклонилась, схватила его руку и прижалась к ней губами, не стараясь сдерживать слезы, хлынувшие из ее глаз. Он мягко убрал руку.
— Гость, посланный Богом, всегда желанен у нас, — любезно сказал он. — Но когда этот гость еще и близок нашему сердцу, тогда нет большей радости для настоящего верующего. Это я должен был бы тебя благодарить.
Часом позже, смыв дорожную пыль, одевшись в широкие балахоны из тонкой шерсти в черно — белую полосу и подхваченные на талии широким шелковым поясом, — для мужчин и арабский халат без рукавов, из зеленого шелка, низко опускавшийся на груди, —
