Академия тишины (СИ) - Летова Ефимия

Вообще-то, у каждого, владеющего даром, есть ведущая стихия, но это не означает, будто остальные стихии остаются где-то за стеной. В Академии стихий каждый учащийся осваивает все четыре, и лишь потом специализируется на ведущей, так что — не боги диплом получают.

Воду можно было заставить двигаться просто телекинезом, которым мы, опять же, владели слабо — не наша задача, не наша специализация. Но вопрос был в том, чтобы полноценно ощутить чуждую стихию, попробовать увлечь её за собой.

Зачем?

Из-за Ларса я волновалась, а по Габриэлю скучала. И переживала тоже, но увидеть его хотелось не только для того, чтобы успокоиться. Просто… хотелось его увидеть. И почувствовать. Вода — стихия Габриэля.

Я сняла обувь, тонкие, неудобные, постоянно рвущиеся чулки, задрала штанины тренировочных брюк — всё-таки в них было куда удобнее, чем в платье — шагнула по щиколотку в прохладную воду.

Август подходил к концу. Вода впитывала, отражала близость осени вернее воздуха.

Так странно, я только сейчас это поняла — насколько чувствительна и чутка оказалась стихия Габа. Огонь сам задавал тон, земля долго и инертно переключалась с одного состояния на другое, воздух, наоборот, легкомысленно скакал туда-сюда, не задумываясь о том, что будет через мгновение.

А вода схватывала суть.

Я закрыла глаза, пытаясь уловить её хитрое кружевное магическое плетение, столь же податливое, сколь изменчивое и трудноуловимое. Огонь почти ревниво заметался вокруг лодыжек горячими браслетами — пытался согреть. Чувствовал мою попытку трансформировать восприятие, и эта попытка его раздражала.

Ревнивый.

Как и вода — я удивилась, обнаружив это их сходство, возможно, мною же и надуманное. Вода норовила заполонить собою всё пространство целиком.

Я погрузилась в размышления о ревности, собственничестве и прочей девичье-рюшечной чепухе, и выглядела, наверное, на редкость глупо, стоя по щиколотку в холодной воде с закрытыми глазами и глубокомысленным лицом. И не услышала, не почувствовала чужого присутствия. Чьи-то руки легли на глаза, мягко, тепло, а я замерла на месте, не ощущая ни малейшей угрозы.

…хотя, стоило ли верить своей интуиции, вот вопрос.

Нет, вопрос в том, угадывать ли подошедшего. Потому что, итить их всех за ногу, если я ошибусь, обидятся ведь.

Габ или Ларс? Или кто-то ещё из моих однокурсников, или Мэй, или — боги упасите — преподавателей?

Зомби-уборщик?!

И я никаких догадок высказывать не стала. Стояла, ждала, казалось, вечность, а на самом деле — буквально минуту. Не выдержала, осторожно, не открывая глаз, развернулась вокруг своей оси в руках загадочного визитёра, как слепая, коснулась пальцами волос, плеч.

Высокий.

Качнулась вперёд, вдыхая запах. Обхватила за плечи, вжимаясь лицом куда-то в шею, в грудь, испытывая невероятную потребность разрыдаться, то ли от облегчения, то ли от счастья, от сладкой уверенности в том, что теперь всё будет в порядке.

Горячее дыхание согрело озябшее ухо.

— Балбеска, вылезай из воды.

Сделала шаг вперёд, вдавилась мокрыми ступнями в рыхлый берег, землю, перемешанную с песком. И наконец-то открыла мокрые от слёз глаза, уставившись в это чужое и одновременно родное, знакомое и незнакомое лицо.

— Привет, кошмарище. Я успела забыть, какой ты высокий и тощий.

— Как шпага.

— Как глист.

Мы нервно засмеялись, глядя друг на друга. И Джейси смотрел на меня так, словно он тоже скучал по этим семнадцати годам, когда мы были единым целым. Чего не могло, не должно было быть — и всё-таки, кажется, было.

— Где Габриэль? — я торопливо натягивала туфли обратно, прямо на голые ноги без чулок, а чулки запихивала в карманы брюк.

— Его взяли в плен, — трагически произнёс Джеймс, а я разом вспомнила все свои страхи и схватила его за руки, сжав пальцы до судорог, а братец только фыркнул:

— Проректор наш распрекрасный, сама забота, само внимание, пять минут назад. Джей, твоё чувство юмора окончательно без вести пропало. Теперь ты не можешь сразу же получать правильную обратную реакцию на свои бредовые занудные мысли, и это фатально сказывается…

— Зато теперь я могу тебе двинуть, — рявкнула я и действительно отвесила фирменный подзатыльник Джеймы Ласки, печально знакомый каждому моему хуторскому однокласснику, а потом сама же смеялась над ним и собой и замирала от какой-то почти материнской нежности, глядя на брата, которого так внезапно обрела и в котором не могла никому признаться.

— Всего десять минут в Академии, а уже успел выбесить? — засмотревшись на Джеймса, я не заметила Габриэля, а он стоял совсем рядом. Совершенно не похожий на брата. Живой и невредимый.

Мой. Они оба — мои, до кончиков волос, до последней магической ниточки. Моя семья. Здесь, рядом.

…если бы чувства можно было бы хранить, как лепестки цветков между книжных страниц, из множества радостных дней и счастливых мгновений я сохранила бы именно это чувство.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 35

— Ну, ты и..! — я спотыкаюсь на полуслове, чувствуя, как огонь вращается над моей головой пылающей праведным гневом воронкой. — Демоны, и как Габ тебя до сих пор не прибил, почему он такой… он-то такой, а я не такая, и я сейчас двину тебе, как следует. Джей, ты придурок!

— Называй меня "Сэм", — Джеймс подтягивает спадающие на узких бёдрах штаны и шмыгает носом. Вот прямо сейчас ему действительно не дашь не то что двадцати двух, но даже и шестнадцати лет.

Ребёнок. Он просто ребёнок, дорвавшийся до взрослых "привилегий", а на самом деле его бы за руку водить и уму-разуму учить. Возможно, даже не словами, а вожжами по одному тощему месту.

— Хоть демоном безрогим тебя назови, ты чего вытворяешь? Ты вообще-то старше всех нас, а ведёшь себя, как…

— Вообще-то, мне ещё только несколько месяцев. Всё-таки прошлые годы я был несколько в ином статусе. Джей, это же совершенно по-другому, смотреть своими глазами, идти своими ногами, управлять собой. Это так здорово.

— Джейси…

— Сэм! Даже наедине не надо. Даже в мыслях! — братец запахивается в рубашку, сдувает золотистую прядь волос со щеки. Настоящий, реальный. Мой внутренний голос, превратившийся в человека.

Мы сидим у меня в комнате, и я чувствую себя так, словно изменяю законному, вечно занятому супругу с озорным юным садовником.

Всех возвращающихся второкурсников под белы рученьки отводили к сэру Алахетину на конфиденциальный разговор, как я понимаю, о Леннарде. Впрочем, возможно, нас заодно проверяли на пример душевной стойкости и общей адекватности — не собирается ли кто-то ещё сигануть из окна, так, за компанию.

Часы на башне, кстати, остановились — и ремонтировать их не стали. Окна и дверь в маленькую комнатку за ними, подозреваю, наглухо заколотили. Что ж, верное решение, с какой стороны не посмотри: мало ли что взбредёт в голову обезумевшим от длительной немоты и постоянной игры со смертью студентам?..

Я вспомнила леди Сейкен, оживившую ворона на приветственной церемонии при приёме в Академию год назад. Какой вообще смысл учиться на факультете жизни, на факультете смерти, если жизнь и смерть нам по-прежнему неподвластны, если мы не можем вернуть из-за грани даже одного из нас? Воскрешение считается главной целью факультета жизни, но… Воспоминания забрезжили в голове. Главная недостижимая цель, да, но не единственная… Не важно!

Габриэль в свою очередь отправился "на допрос", а вот Джеймс, простите, Сэмюэль, тут же прошмыгнул ко мне. Мэй ещё не приехала, как и Ларс, и я была рада вместо всех тревог и размышлений отвести душу, и в хвост, и в гриву распекая своего полоумного старшего-младшего братца.

А распекать было за что: как выяснилось, в том, что Габриэль задержался на целых три недели и не вернулся в Академию, как обещал, была исключительно его вина.

После того, как Габриэль и Гриэла отправились каждый в свою Академию, новоявленный Сэм остался, по сути, полностью предоставленным самому себе и ожидаемо заскучал. Вышколенные слуги, несмотря на свою многочисленность, общения с хозяйским сыном старательно избегали, явно дополнительно проинструктированные на его счёт — юноша не здоров, как физически, там и психически, покой юноши беречь надобно. То же отношение неожиданно восставший из мёртвых младший отпрыск сполна получил от родителей. Растерянные, отстранённые и закрытые, сэр Энтони и леди Маргарита смотрели на него как на вазу, хрустальную, внезапно решившую заговорить и — чужую.