Прокурор Никола - Вячеслав Белоусов

Сиганул в кучу и шофер, зазевавшийся с газеткой. Я выбрался из «запорожца» – до чего маленькая и неудобная машина! «Следопыт» уже торчал за моей спиной, щелкая затвором.

Среди всех беснующихся у невода выделялся долговязый лохматый парень в рыбацких сапогах пиратской наружности. При нем было несколько человек, которые беспрекословно выполняли его команды. «Пирату» повиновались и рыбаки вместе с бригадиром. Он поднял руку, и из рощи выкатил грузовик, лихо подвернул к берегу и по колеса окунулся в воду. Подручные «пирата», сортируя осетров и отбирая икряных, начали кидать их в кузов. Для удобства открыли борт.

У меня, как это по-простому выразиться, отвисла челюсть от такого бесчинства. Тоня рыбацкая – место для посторонних закрытое, простым гражданам и транспорту находиться тут во время вылова рыбы запрещено. Я обвел глазами весь берег – и милиции нигде нет, чтобы прекратить этот беспредел; вот когда я горько пожалел, что пошел на поводу у бывшего редактора.

Пока я приходил в себя, наблюдая невероятную картину беспредела, грузовик был загружен, и «пираты» начали закрывать борт.

Я подошел к долговязому. Только тут он меня и узрел, вперившись, словно в инопланетянина.

– Какого… надо? – просто и понятно выматерился он.

Я достал красное удостоверение.

– Прокурор района. Что происходит?

Немая сцена длилась с минуту. «Пират» из краснорожего превратился в зеленого, но не потерялся в ориентации и глухим голосом попросил отойти с ним. Я оглянулся, вокруг нас собиралась вся толпа. Не было только моего «следопыта» с фотоаппаратом. Потом уже он мне признался: «Сам не знаю, не помнил себя, очнулся – за барханом песка лежу».

Мы отошли в сторону.

– Инструктор райкома Козлин, – представился он. – Рыбу гружу по заданию. Все вопросы к Хайсе.

Это имя я уже знал. Это было имя первого. Так его называли все не только в районе, но и в области. И все знали, кто это.

Я дал команду разгружать грузовик и переносить рыбу в колхозные прорези, плавающие тут же.

– Акт составьте, – сказал я звеньевому, когда и он приблизился к нам. Козлин зажал голову руками и сел в мокрый песок на прыгающую волну.

– Не надо все это, прокурор, – сказал он мне, когда я предложил подписать акт. – Мне что Хайсе докладывать?

– Так и расскажите.

Когда я возвратился к «запорожцу», ни автомобилей, ни мотоциклов не наблюдалось, «следопыт» ерзал на сиденье за баранкой, молчал, прятал глаза.

– Козлин, черт его дери! – выругался он. – Как я его не заметил? Что творят, а?

– А вы, значит, с ним знакомы?

– Инструктор! Кто его не знает? – бывшего редактора распирало. – Вот попался, так попался!

– Если я вас попрошу, Антон Семенович, пленочку мне подарить, вы, надеюсь, возражать не будете? – прервал я его возмущения.

– Конечно, – он полез за фотоаппаратом.

– Нет, – остановил я его, – сейчас приедем, времени еще достаточно, вы ее проявите и занесете мне в прокуратуру.

– Да, да, – спохватился он и, торопясь, завел мотор. – Конечно. Как я не подумал. У меня дома и проявитель, и фиксаж. Все есть. Я быстренько.

Пленку он мне принес. Фотограф из него неказистый. Много солнца, кое-где выдержка не та. Но лица Козлина и других получились.

А вечером мне позвонили и срочно вызвали в областную прокуратуру.

Corpus delicti[32]

Люди охотно верят тому, чего желают.

И Косаревский, и в особенности Свердлин отчаянно надеялись, что коллегия в управлении для их начальницы завершится благополучно, но когда услыхали о полном триумфе, души их взвились на седьмое небо от восторга. Мало того, что Замазюкин из дежурки напугал, рявкнув на весь коридор: «Здравия желаю, Екатерина Михайловна!» – так ее «бандиты» сразили, выскочив из-за столов, как по команде, и, как на параде, вытянулись стрункой, чего никогда не бывало. Но и это было не все. Она ахнула бы, но сдержалась. На ее столе благоухали багровые розы в сверкающей вазе, а по кабинету плыл чарующий аромат, не свойственный и вредный милицейским заведениям.

– Спасибо, молодцы! – в тон ситуации вполне с серьезным видом прошлась Панова сквозь мыслимый строй к своему столу. – Хороши в ученье. Посмотрим вас в бою!

– Рады стараться! – рванули басами молодцы в потолок и не ударили в грязь лицом: весь день, почти не отрываясь, провели в работе, дотошно, не мешая друг другу, допрашивали свидетелей, потерпевших, печатали документы – откуда все взялось! У Косаревского-то понятно: он торопился завершить дело «санитаров», его и подшить, и пронумеровать, и опись сделать. Передавать надо было дело в управление Курасову – генерал, наконец, решение принял. А там, наверху, не любили, если снизу дела поступали к ним оформленные кое-как, наспех, да с нарушениями. Зло стегали за промашки на каждом совещании. У Свердлина же, само собой, накопилось столько, что за неделю не разгрести, ему сам Бог велел не разгибать спины.

Пообедали все вместе в кабинете, и только тут Косаревский подскочил, словно пчелой ужаленный, обнаружив досадную прореху. В бумагах дела не хватало заключения дактилоскопистов. Постановление о назначении экспертизы грустило одиноко, а заключение экспертов – тю-тю. Косаревского заколотил нервный стресс, он с трудом дождался, когда приятель закончит допрашивать очередного свидетеля, когда тот выйдет, и только после этого встал и, привалившись спиной, плотно загородил собой вход в кабинет.

– Что-нибудь случилось? – встревожилась Панова.

– Нет заключения, – уставившись на Свердлина, произнес тот.

– Там где-нибудь, смотри лучше, – беспечно хмыкнул Свердлин.

– Почему это со мной? Ты же назначал экспертизу месяц… Нет! – Косаревский бросился к столу, поднял вверх бланк постановления. – Вот! Тобой выписано! Два месяца назад!..

Он подождал, чтобы народ насладился.

– Где результаты? Получал заключение?

– Да куда оно денется? Ну, допустим, получал.

– Как допустим? – вмешалась и Панова. – А если они нашли отпечатки? Если эксперты нашли отпечатки пальцев воров?

– Значит, не нашли. Я бы уже этих «санитаров» ваших к генералу лично доставил. Что вытаращились? Верную капитанскую звездочку получил бы уже. Мне она сейчас как раз нужна. Я что, враг себе? Похож на дурака?

– Тебе не капитана присваивать!.. – заволновалась Панова. – Я у тебя последние эти сниму! Будешь рядовым бегать.

– Да что вы, ребята, в самом деле, всполошились? – Свердлин так и не понимал беспокойства коллег. – Погляди лучше, Андрюш, затерлась где-нибудь бумажка эта чертова.

– Бумажка чертова?! – прорвал гнев Панову. – А ну ищи сам, пинкертон[33] несчастный!

Свердлин и без ее окрика бросился к столу Косаревского, схватил уголовное дело, начал лихорадочно листать, перетряхнул, подняв над столом, – пусто.

– Нет, – растерянно поднял он глаза на приятеля. – Ты все подшил?

– Все!

– Я еще в сейфе сейчас посмотрю. Было заключение. – Свердлин рванулся к сейфу, вывалил содержимое на пол. – И, кажется, пустое. Не нашли они там никаких отпечатков. Вернее, нашли, конечно, я сам отбирал… помогал отбирать пригодные для идентификации… На глаз пригодные… Но потом они не подошли… Не оказалось…

На Свердина больно было смотреть. Он копался в куче бумаг на полу, как полоумный археолог в развалинах раскопок.

– Да не долдонь ты, – хлопнул его по плечу Косаревский. – Успокойся! Вспомни хорошенько. Не суетись.

– Не нашли они пригодных отпечатков. Смазанными все оказались. Это же из квартиры потерпевших Багритовых! Второй эпизод! Первый эпизод в соседнем районе был. У Митрофанкина был первый разбой, а потом разбойное нападение у нас. Но Багритовы поздно заявили. Я сам выезжал. Там ничего не найти. А что найдешь через неделю? Да и перетерли посуду, убиралась хозяйка… Но я для порядка, чтобы они успокоились, – не зря же выезжал! Экспертов заставил попотеть, сам копался. Нашли кое-что. Больше для смеха. Нет, для дела, конечно. Несколько отпечатков. Пригодные пальчики! Но чьи? Воров? Может, и их. Скорее, конечно, хозяйские. Но взяли… Так что отпечатки изымались! Это точно.

– Чего ты мелешь? Совсем рассудка лишился? Заключение где? – напирал Косаревский.

– Нет заключения, ребята, – сел на пол возле кучи бумаг Свердлин. – Но было… Я помню.

– Ты пошевели мозгами, – Косаревский начал проявлять беспокойство. – Куда тогда подевалось все?

– А может быть, и не было? – тискал голову Свердлин. – У меня в производстве все кражи нераскрытые. Звонят каждый день потерпевшие. С ума сойти можно. Им одно скажи – когда найдем? Голова кругом идет! Я действительно ничего не помню. Я закрутился…

– Ну вот что, детка! – поднялась из-за своего стола Панова. – Беги-ка ты к экспертам. Ищи там заключение. Только чтобы начальник их не узнал. Я Корзухина знаю. Тот Максу все доложит. Он – четкий служака. Тогда уж точно не сносить тебе головы.