Прокурор Никола - Вячеслав Белоусов

По обыкновению проверил: несколько раз перебил, сам задал вопросы, на которые и ответы знал. Новичок не смутился, ответил, как следовало, в точку. Не ошиблись они с Борониным, хорош бывший заместитель Всечастного…

– Давайте, Владимир Ильич, послушаем начальников следственных подразделений райотделов, – после этих фраз генерала, казалось, в зале пригнули головы, как двоечники в школе при вызове к доске. – Может быть, у них есть предложения по улучшению положения? Хочешь не хочешь, а раскрывать преступления надо всем.

Генерал ждал. Смельчаков не находилось.

– Есть желающие объясниться?

И желающих не было.

– Начнем с главного нашего района, особенно прославившегося негативом, – Максинов развернулся к лысому, с глазами навыкате майору, тот начал краснеть лицом. Но поднялся другой, сидящий рядом, капитан милиции, лобастый, кудрявый и нагловатый.

– Можно мне, товарищ генерал?

Лучше бы он сидел.

– Потом, Митрофанкин, – отвел его рукой Максинов.

– Я начальник отделения, мне и отвечать, – не слушая его, капитан уже шел к трибуне.

Максинов знал этого бесшабашного, случалось распекать за какое-то дело, но тот не дрогнул, не стушевался и даже упрекнул самого генерала. Об такого зубы обломаешь в один раз. В системе такие были редки, но натыкался порой на них Максинов, а кадровик доложил, что между собой они его прозвали Максом. Против прозвища он ничего не имел; как у древних римлян, там тоже императоров по фамилиям не величали, все: Тит, Цезарь, Красс. Пусть будет у них свой Макс.

Митрофанкин сразу начал ругать всех и вся, в особенности сыщиков, но его громы и молнии, если внимательно прислушаться, сводились к тому, что в райотделе попросту нет хороших оперов, прежних разогнали, а тех, что набрали, учить надо. С такими краж пустячных не раскрыть, не то чтобы преступлений посерьезнее.

Максинов понял – этого не прошибешь апломбом, для него авторитетов нет; Митрофанкина надо гнать с трибуны, иначе совсем в другую колею уведет коллегию.

– Вы мне ответьте, – перебил он капитана, – долго будете еще с бандой «санитаров» возиться, или и она не по силам?

– Товарищ генерал! – Митрофанкин зло блеснул глазами. – Меня кто-нибудь слушает в зале? Сыщиков нет в районе, я своим план мероприятий представил, а толку?

– Бумагу, значит, накатал! – повысил голос Максинов. – Бумажками обвешался!

– У себя в отделении я с двумя эпизодами преступной деятельности этой банды мучаюсь, а в других районах также в одиночку бьются, как рыба об лед! Кто будет дела объединять? Или им отдайте, или мне. Панова здесь же! Решать надо!

– Я решу! – Максинов поднялся, побагровел лицом. – А вы садитесь, капитан. Толку от вас никакого на местах. Значитесь только начальниками, а пользы никакой!

– Расширяйте тогда наши полномочия, – не унимался Митрофанкин, похоже, джинна выпустили из бутылки, он и генерала не замечал. – Или указания дайте. Я бы Екатерине Михайловне дела сбагрил, у нее последнее преступление было, пусть и ловит бандитов.

– А у вас первые два! – вскочила, не утерпев, Панова в зале. – У вас больше!

– Панова! – рявкнул Максинов. – На трибуну захотелось? Прошу!

– Я с места, товарищ генерал.

– Нет уж, – генерал не прощал перебранок на совещаниях. – Прошу!

Панова застыла под его пристальным взглядом, затем дрогнула и заторопилась, заспешила по залу вперед.

– Только по существу. Воду не толочь. Когда бандиты будут на скамье подсудимых?

– Товарищ генерал…

– У меня от этих «санитаров» телефон не остывает! Долго они будут бегать безнаказанно?

– Товарищ генерал…

– Вы по существу. Не молчите.

– У меня следователей в отделении два человека…

– Что?

– А дел три десятка на каждого…

– Вы о чем? Я что вас спрашиваю?

– Вакансии по следователям не заполнены…

– Я их сокращу, чтобы голова у вас не болела. Садитесь!

– Товарищ генерал…

– Слушаю я всех вас и удивляюсь, – Максинов больше и не глядел на Панову. – Детский сад, а не милиция! Вам не стыдно? Товарищи офицеры! Не можете работу свою организовать. Ну что ж. Я сам нашел вам человека, чтобы учил следствием руководить!

Максинов остановился, обвел весь зал взглядом, как будто отыскивал кого-то, не нашел, повернулся в президиум и, нагнувшись к Сараскину, сидевшему рядом с ним, положил руку ему на плечо. – Вот! Нашел!

Сараскин покраснел, попытался подняться, но рука генерала крепко впечатала его в стул.

– Найду и другого, – опять обратился в зал Максинов, разыгрывая сцену. – Майор Курасов! Николай Егорович!

В зале с передних рядов подскочил на ноги и вытянулся высокий красавчик.

– Пройдите к нам. Я вас представлю.

Курасов взлетел к трибуне.

– Вот человек, который научит вас бандитов ловить!

По залу побежал шепот.

– Кто такой?..

– Откуда?..

– Из прокуратуры! Не знаете разве?..

– Игорушкина человек… Прокурором в следственном отделе работал…

– Каким прокурором? Что вы говорите?…

– Заместителем начальника отдела…

– Вот как?..

– Какая разница? Одного из областного суда перетащили, этого – из прокуратуры области…

– Теперь будет дело…

– Учить начнут…

– Не таких видали…

Максинов держал паузу, глядел в зал, не мешал обмену мнениями.

– Ну, наговорились? – он повернулся к Курасову. – Дела о «санитарах» поручаю вам. Соберите их из райотделов. Объедините. Сколько времени надо, чтобы представили мне конкретные предложения по раскрытию преступлений?

Третья ночь

Левик Гольдберман проснулся, как от толчка. В комнате рядом с ним кто-то был!

Свет горел, как оставил с вечера, но поднимать голову или шевелиться он боялся. Его тело и разум сковали страх, и моментально пробил озноб; он чуял нутром, что на этот раз не ошибся – в комнате, где, забывшись одетым и уронив голову на стол, он уснул накануне, находился кто-то еще.

Левик немел, затекали спина и руки, он боялся свалиться со стула, но больше всего страшился повернуться и прямо-таки ужасался обнаружить незваного гостя.

В шею ткнулось острие, и боль пронзила огнем. Левик вскрикнул, схватился рукой и обмер – пальцы сжали лезвие клинка.

– Не дергайся, Жучок! Без башки оставлю! – раздался хриплый свистящий шепот над его ухом. – Убери руку!

Левик взвизгнул, не владея собой. Сильный удар по голове спас его от обморока, но свалил со стула, и он покатился по полу, замер, лишь прибившись к дивану.

– Не скули, убью! – незнакомец замахнулся ножом. – Ответишь, что спрошу, – жить будешь.

Левик, повизгивая дворовой собачонкой, спрятал на груди окровавленную руку.

– Я ж тебя не трогал еще, – сплюнул и хмыкнул почти дружески чужак. – Что скулишь-то?

Левик вжался спиной в диван, дальше было некуда.

– Бить буду – сдохнешь.

Левик смолк, но начал икать и тут же получил кулаком по зубам.

– Заткни пасть!

Левик зажал рот обеими руками, но совладать с собой не смог.

– Цыц! – замахнулся опять на него незнакомец, но бить не стал: и физиономию, и руки Левика заливала кровь.

– Водка есть?

Левик кивнул на холодильник.

– У, буржуй! – открыв дверцу и увидев заваленные продуктами полки, сплюнул чужак и начал выгребать на стол водку, коньяк, минеральную воду, бутерброды, приготовленные с вечера к завтраку. – Народ с воды на хлеб перебивается, а у него жратва гниет!

Он вытащил на стол кружок колбасы и вытаращил глаза, доставая со дна холодильника стеклянную банку с черной икрой.

– Хорошо живешь, гад! И шпаклевкой не брезгуешь! – бандит ощерился, как зверек, с рыжей шевелюрой он напоминал гадкого хорька.

Левик только шмыгнул носом.

– Прими! – выпив сам стоя, чужак плеснул водку в другой стакан и протянул Левику.

Левик замотал головой.

– Башку разобью, – сказал почти миролюбиво бандит.

Левик молчал, не поднимая головы, но взвыл, согнулся от жестокого удара стаканом. Стакан разбился. Левик свернулся в комок, обхватив голову от нестерпимой боли, завыл. Незнакомец отбросил остатки стакана, утерся поврежденной рукой, долго стоял, пошатываясь и помахивая пальцами, с которых капала кровь, но очухался, налил Левику новый стакан водки до краев, протянул.

– Больше просить не буду. Пей, гад!

Икая, дергаясь, скуля, Левик схватил стакан, с трудом открыл рот и затолкал содержимое в себя, обливаясь водкой.

– А не хотел, – проследил за ним незнакомец, пододвинул стул, уселся удобнее, покачался на ножках, будто проверяя опору, огляделся.

Левик не подавал голоса, икал, жался к дивану, как щенок, зализывал раны, тихо поскуливая.

– Узнаешь меня? – спросил незнакомец, впившись взглядом в Гольдбермана.

Левик не поднимал головы.

– Подыми рожу, Жучок. Я повторять не люблю! – он налил еще полстакана водки и сунул Левику. – Прими мировую.

Левик всхлипнул, взял стакан, поднял глаза. Выпил, уже не давясь.