Сафьяновая шкатулка - Сурен Даниелович Каспаров

Она только что вышла с работы. Погода стояла теплая, солнечная: была середина июня. Троллейбус долго не появлялся. Нора присела на скамейку у края тротуара. Внезапно к ней подкатил «Москвич» и остановился так, что передняя дверца оказалась прямо у ее колен. Нора вздрогнула, хотела встать и уйти подальше, но в этот момент дверца с легким треском распахнулась, и Нора увидела за рулем улыбающегося Фрида.

— Садись.

Нора села рядом с ним.

— Домой?

Нора хотела сказать «да». И это было бы правдой.

— Нет.

— Тогда я тебя покатаю немного.

— Ага.

— Выедем за город, там простора больше.

Спустя немного они уже были за городом.

Асфальт бешено летел навстречу. Он напоминал запущенный в полный оборот гигантский приводной ремень, на котором болтался игрушечный «Москвич». Казалось, что этот ремень вот-вот сорвется со шкива и насмерть захлестнет машину. Но ремень, плавно изгибаясь перед самым радиатором, покорно ложился под колеса. Нора посмотрела на стрелку спидометра. Дрожит между 100 и 120.

— Я вчера звонила вам. Дед Акоб сказал, что вас нет дома.

— Меня не было дома, — сказал Фрид.

Он смотрел на мчавшийся впереди грузовик. Это был самосвал, груженный песком, поверх которого лежали несколько листов шифера. Песок сочился сквозь просветы заднего борта.

Фрид улыбнулся:

— Старая развалина, песок сыплется, а туда же, едет посреди дороги.

Он несколько раз просигналил. Нора тоже посмотрела на старую развалину — грузовик как грузовик. Только почему-то не желал уступать дорогу.

Фрид снова настойчиво просигналил.

Из кабины грузовика высунулась голова шофера в засаленной кепке, он помахал Норе рукой.

— Теперь понятно, — улыбнулся Фрид и прибавил скорость.

Когда поравнялись с грузовиком, парень в кепке высунул руку, в ней была роскошная красная роза, и на ходу протянул Норе.

Нора приняла цветок и, выдавив из себя улыбку, помахала парню рукой.

— Галантный шофер, — сказала Нора, — обгоните его, Фрид Степанович.

Фрид обогнал. Когда грузовик остался позади, Фрид спросил:

— Тебе не нравится, когда за тобой ухаживают?

— Когда вы перестанете разговаривать со мной, как с ребенком?

— У ребенка не спрашивают насчет ухаживания.

— Нравится, когда я хочу, чтобы за мной ухаживали. Где вы были вчера?

— Засиделся у Коробовых.

По обе стороны машины с чудовищной скоростью проносились, словно отбрасываемые назад неведомой силой, голубые зеркальца лужиц после вчерашнего дождя, кочки, похожие на могильные холмики, взгорки, заросшие молодой колючкой… Неожиданно все это кончилось, машина, не убавляя скорости, с ходу ворвалась в тесную зарубку в каменистой горе, похожую на след гигантского топора, опущенного на пологий скат с немыслимой силой. Нора крепко, но незаметно для Фрида, схватилась пальцами за край сиденья. На двери была скоба, но Нора не захотела воспользоваться ею. Ей хотелось попросить убавить скорость, хотя бы на этих поворотах, но что-то мешало сказать. И она, крепко вцепившись занемевшими от усилия пальцами в край сиденья, смотрела на дорогу, стараясь не видеть ее бешеного бега навстречу. Серые безжизненные горы, а вернее, бессмысленные нагромождения серого затвердевшего солончака, без единой травинки, деревца или даже колючки наводили уныние, угнетали.

Но через несколько минут машина выскочила из серой теснины, и перед глазами Норы мгновенно как бы развернулась гигантская картина, сделанная гениальной, но невообразимо огромной кистью.

Машина, заверещав тормозами, остановилась. Фрид неотрывно смотрел на раскинувшуюся перед ним панораму и напряженно молчал. Лицо его медленно бледнело.

Посидев немного, Нора осторожно вышла из машины. Подошла к краю шоссе и теперь только сообразила, что всю дорогу от города они поднимались вверх и вверх. Подъем был незаметен для глаза, но оказался весьма ощутимым: машина стояла у края шоссе. В этом месте дорога круто сворачивала вправо и скрывалась за горой. Прямо под ногами Норы был обрыв — глубокий, метров сорок. Внизу валялся то ли большой ящик, то ли кузов грузовика, на нем еще можно было различить остатки выгоревшей на солнце краски. Дальше открывался необозримый простор до самого горизонта — далекого, терявшегося за едва видневшейся синевой горной цепи. Простор был вычерчен ровными квадратами полей и виноградных плантаций, за плантациями, в тени высоких деревьев, наверно тополей, прятались приземистые, окрашенные в белое домики под железной красной крышей.

После каменной теснины, сквозь которую они только что проехали, Норе казалось, что она медленно парит над землей — настолько все было неожиданно, нереально… Солнце село, и весь закат был охвачен заревом, отблеск которого лег на всю долину, окрасив ее в розовый цвет. Но все-таки зачем они приехали сюда?

Нора обернулась и посмотрела на Фрида. Тот сидел, откинувшись на спинку сиденья, неестественно запрокинув голову, судорожно вцепившись левой рукой в дверцу машины.

Нора вскрикнула и бросилась к нему:

— Фрид Степанович! Что с вами? Вам плохо?

— Нет, — спокойно ответил Фрид. Пальцы его медленно и нехотя разжались. Он поднял голову. Лицо его было неестественно бледно, бледность явственно проступала сквозь загар, и в ней было что-то непривычно зловещее. Рука Фрида потянулась к левой ступне, стала растирать ее, сжимать… Холодный пот выступил у него на лбу…

— Вы плохо себя чувствуете?

— Чушь какая-то, — проворчал Фрид. — Почему ты решила?

«Или он не понял, что лежал почти без сознания?» — подумала Нора. Она быстро обогнула машину, села рядом с ним и застыла, словно окаменев, с закрытыми глазами. Лицо ее было бледно, лишь на щеках играли пятна румянца.

Фрид не смотрел на нее.

— Фрид Степанович, — сказала она.

— Что?

— Только