Сафьяновая шкатулка - Сурен Даниелович Каспаров

— Славик, ты что?

— Я к тебе иду…

— Ты сошел с ума! Не смей! Упадешь, Слава!

Но он уже стоял посреди лодки, держась за поручни, за те самые, которые сжимала Норина рука. Лицо его было совсем близко от ее лица.

— Я хочу поцеловать тебя. Я ведь ни разу тебя не целовал!

Снизу донесся крик механика:

— Эй, малый, перестань хулиганить, слышишь?!

— Я не хулиганю, я хотел ей на ухо слово сказать!

— На земле места нету, что ли?

— Нету, понимаешь? — заорал Славик. — Нету на земле места, и нету на земле времени!

— Ты что, дурак? — спросил снизу механик. — Знал бы, что дурак, не пустил бы в лодку!

Он сердито повернул рычаг, дно лодки громыхнуло по поднявшейся тормозной колодке, скорость сразу убавилась, а через минуту лодка остановилась. Все стало на свои места — и «чертово колесо», и дети, и аттракционы, и площадка… Славик вышел из лодки, взял протянутую Норину руку, помог спуститься.

— Возьми меня под руку, у меня ноги подгибаются, — сказала Нора. — Я сейчас упаду.

— Тут не страшно упасть, всегда можно подняться, — сказал Славик, беря ее повыше локтя. — Даже синяка не будет. — Он повернулся к механику: — Любовная лодка разбилась о быт… Привет, шеф!

— Где разбилась? Чего врешь? — возмутился механик.

— Вру, — согласился Славик. — У нас свобода слова, хочу — вру, не хочу — не вру! А вот ты целую минуту зажал, я по часам сверял, вместо десяти минут мы катались девять.

— Что-о? — озлился механик.

— Ладно, не бойся, жаловаться не буду, я сегодня добрый.

— Знал бы, что ты дурак, не пустил бы в лодку, — повторил механик.

— А ты в другой раз потребуй справку о состоянии здоровья.

Они опять пошли по аллее. Нора высвободила свою руку из Славиной и пошла на несколько шагов впереди. Слава сорвал ветку акации с аккуратненькими рядами листиков и стал обмахиваться ею.

— Зачем ты это сделал, Слава?

— Что сделал?

— Ну там, на лодке…

— Надо же было показать людям, как я страдаю!

— Ты действительно дурак.

— Механик это понял раньше тебя. Скажи что-нибудь поновее.

— Ты глупый, развязный мальчишка.

Он свернул с аллеи, сел на землю, опустив ноги в высохшую поливочную канаву с почерневшими водорослями по краям.

— Нора.

— Что?

— Помнишь, когда мы вышли из кино, и ты из автомата звонила куда-то?

— Помню.

— Ты звонила к нему?

— Да.

— Понятно.

— Ну что?

— Если бы ты променяла меня на этого Чорекчяна, я бы тебя убил.

Нора быстро повернулась к нему:

— Повтори, что ты сказал!

— Мою двухкопеечную монету, говорю, жалко…

— Слава, умоляю, повтори! Повтори, что ты сказал!

Славик с недоумением посмотрел на ветку акации и отбросил ее прочь.

— Если бы ты вышла за Чорекчяна, я бы убил тебя. Но ты этого не сделала.

Нора смотрела на него и улыбалась, а по бледным щекам ее катились слезы, и она вытирала их кончиками пальцев. Она поняла, что Славик прощал ее. Она поняла и то, что Славик прощался с нею, прощался без крика, прощался тихо, продолжая любить ее.

— Я тебе буду писать, можно? — спросил он.

— Как это писать? — не поняла Нора.

— Через неделю я уеду. В Каджаран, на большую стройку.

— И будешь жить в палатке?

— Черта с два, в палатке! Там уже, говорят, дома начали строить. Не удастся пожить в палатке.

— Насовсем?

— Насовсем, если понравится.

— Чем же тебе не нравится Чорекчян? — спросила она. А слезы все катились по ее щекам, катились сами по себе, и не было с ними сладу. — Чем он тебе не нравится?

— Черт возьми, перестанешь ты наконец задавать идиотские вопросы? — заорал на нее Славик.

— Чем он тебе не нравится?

— Тем, что здорово разбирается в модах на платье! Во всяких там разных модах! А теперь уходи!

— Не могу, Слава.

— О, черт! С ума можно сойти с этими бабами! Почему не можешь? Ну почему, скажи?

— Не знаю.

Нора подошла к нему, посмотрела сверху вниз на склоненную кудлатую голову. И почувствовала, как ладонь Славика ласково прошлась по ее ноге, от коленки вниз, и задержалась на изгибе стопы.

— Знал, старый хрыч, куда смотреть.

Нора склонилась над Славкиной головой, быстро поцеловала в затылок и пошла к выходу из парка.

Она уходила все дальше и дальше и наконец совсем исчезла за деревьями.

Августовское солнце било в окна, сноп косых лучей, перерезав комнату, квадратом распластался на паркете, прихватив полоску ковра. Нора в одной рубашке стояла на этом квадрате, до пояса облитая золотистым светом, и прикидывала, что ей надеть на сегодня; день был воскресный, Фрид сказал, что сегодня они поедут к Ибрагиму домой. Коробов с женой тоже будут там.

Нора поискала в гардеробе и достала то самое платье, в котором она в первый раз пришла к