Метро 2033: Изоляция - Мария Стрелова

– Там… – У Марины задрожали губы.

– Тихо, тихо, успокойся. Я уже сходил в этот отсек, все осмотрел. Там нет ничего страшного. Думается мне, дело было так. Раньше бункер обслуживался командой снабженцев, выхода наверх через люк, в который спускались мы, раньше не осуществлялось, потому что это сооружение было лишь одним из остановочных пунктов правительственной ветки Метро-два. Потом наверху вместо НИИ вырос наш корпус, и бункер назначили стратегическим убежищем. Но поняли, что система радиационной фильтрации сломана, и чтобы ее починить, нужны немалые средства, которые никто выделять не собирался. Отсек законсервировали. Собственно, это никому не нужный аппендикс, на базы в Раменках можно попасть и через Парк Победы, и восстанавливать убежище не имело смысла. То помещение, где ты нашла папку, очень напоминает карцер. Ну точно – тюрьма. Решетка, ключи на стене, отсутствует освещение. Кажется, оно существовало, чтобы припугнуть тех, кто вдруг сочтет какие-то действия командования неправильными. Идеальное место – вряд ли там кто-то что-то будет искать. Возможно, эту папку там забыли, – вслух размышлял начальник бункера.

– Не забыли, а специально оставили, – заметила Алексеева, подавая Григорию Николаевичу документы.

– Вон оно как… Ты смотри-ка, этот товарищ оставил нам план, сопроводительную записку с описанием неисправностей. Это, конечно, было бы ценным приобретением, если бы мы могли что-то сделать. А так… Пожалуй, теперь мы просто знаем, где именно поломка и откуда ждать беды, – протянул мужчина.

– Там план системы водоснабжения. Воды достаточно, но она вся зараженная. Что мы можем сделать?

– Сделать? Ничего. Ты еще не поняла, что мы ни-че-го не можем предпринять? – по слогам выговорил начальник. – Нам остается ждать, просто ждать. Но мы сделаем все возможное, чтобы выжить. Людмила думает над тем, как справиться с возрастающим радиационным воздействием. Пока мыслей не так много. Смотри-ка, что тут еще? Это схема расположения складских объектов в Раменках! Когда появится возможность выйти на поверхность, нужно будет непременно обследовать их все. Если хоть что-то сохранилось – мы спасены!

Григорий Николаевич выглядел устало. От страшного недосыпа его лицо было бледным, под глазами набухли мешки. Но глаза горели радостью.

– Хорошо. Надо разобраться с водой, это последнее, что мы еще не привели в норму, – вздохнула Марина.

Девушка и сама смертельно устала. Спутанные грязные волосы упали на лоб, Алексеева с отвращением откинула рукой сальную прядь. Больше всего на свете ей хотелось вымыться.

– Иди, – сухо велел начальник.

Марина обернулась в дверях.

– А все же вам жаль, что так вышло. Гораздо полезнее в помощниках вам был бы мужчина, а не я, – бросила она.

Григорий Николаевич вздохнул.

– Зря ты так думаешь. Ты мне во многом помогаешь. И как только мы разберемся со всем этим, я наделю тебя большими полномочиями, будешь помогать в организации быта. Но в чем-то ты права. У меня действительно нет выбора. И единственное, о чем я жалею, – это о том, что взвалил на твои плечи непосильную ношу, которую тебе придется тащить до конца жизни. Но я уверен, ты останешься верна делу нашего выживания. А теперь иди и займись водными фильтрами.

– Одна? – мрачно спросила девушка.

– Одна. И ты прекрасно знаешь почему.

– Я не хочу хранить секреты бункера, – зло ответила Алексеева.

– Тебе придется. Держи субординацию. Ты начальство. Помни об этом. Не сближайся с людьми, забудь о личной жизни. Мне не на кого больше надеяться. Ты сама видишь, что здесь творится. Люди подавлены, в панике, мало кто может трезво рассуждать. На тебе, как и на мне, лежит ответственность за их жизни. Свободна, – подвел итог начальник.

Начальник вызвал Марину ближе к вечеру. В кабинете, кроме него, находилась Людмила Владимировна.

– Ну что же, Люда, пожалуйста, расскажи нам, что ты придумала, – попросил Григорий Николаевич.

Врач устало поправила очки.

– Как известно, лекарства от радиации нет. Мы можем только немного замедлить ход лучевой болезни, но не оградить от летального исхода. Я осмотрела всех студентов, находящихся здесь, и пришла к выводу, что их иммунитет пока справляется. И это означает только одно – из-за радиации у выживших пойдут мутации на генетическом уровне, изменится структура ДНК. И остается только гадать, как это повлияет на внешний облик. Пока я сделала все, что могла, – попросила убавить теплообеспечение. Когда температура воздуха падает, в клетках замедляется метаболизм. По-хорошему, чем холоднее – тем лучше, но здесь стоит еще одна проблема. Если человек простудится, поднимется температура тела, и опять же процесс пойдет быстрее и вероятность мутации выше. Самое страшное, что может нас ожидать, – это эпидемия. Единственное, что мы можем сделать для спасения наших жизней, – замедлить жизнедеятельность клеток. Когда организм изменит ритм работы, у нас появится шанс. Когда-то давно ходили слухи, что в закрытом НИИ экспериментальной фармацевтики разрабатывалось лекарство от старости, оно не было опробовано на людях, но его основной компонент – пластохинон – приостанавливает обмен веществ внутри клетки, а следовательно – изменения в ДНК. Если оно и правда существует и мы его найдем, то получим хоть какую-то возможность выжить и сохранить человеческий облик. Достоверно узнать, что нас ожидает, мы сможем только тогда, когда у студентов появятся дети. Они уже будут иметь мутировавшие гены матери и отца, и мы сможем проследить изменения во внешности. Малыши будут очень подвержены воздействию, у них мутации начнутся намного раньше. Поэтому необходимо как можно скорее узнать, не осталось ли в лабораториях НИИ экспериментальных доз этого препарата.

Людмила Владимировна подняла глаза. Теория о том, что на выжженной и изрытой воронками поверхности могло сохраниться бесценное лекарство, казалась детской выдумкой. Но у руководства не было выбора.

– Ну что же. Придется организовывать вылазку. Марина, ты ответственная за подъем на поверхность. На сегодня все свободны.

После того как Марина и Миша принесли из лаборатории ящик с ампулами, вопрос о ближайшем будущем потихоньку ушел на второй план. Все системы работали, горел свет, текла вода, регулярно поднимались на поверхность разведчики, принося все, что необходимо для жизни бункера.

Алексеева в каждой экспедиции участвовала лично. Разведчикам везло – в огромном торговом комплексе на проспекте Вернадского склады находились в полуподвальных помещениях и почти не пострадали. Запасы консервов и тушенки были разграблены подчистую – обители ближайших станций метро уже позаботились о себе. Кое-где на полках еще лежали пакеты с крупами, одежда, обувь и бытовые товары. Убежища, у которых не было возможности дезактивировать зараженные вещи, многое оставили нетронутым. И если одежду и закрытые банки еще можно было обработать, то с запасами крупы и сахара этот номер не прошел. Но бункеру историков и философов было все равно. Поэтому с поверхности тащили все, что могли найти.

Склады, указанные на плане снабженцем Олегом, оказались почти нетронутыми в первые несколько месяцев после Катастрофы. У жителей метро не было шансов добраться до них, да и обитатели станций решались только на короткие вылазки, боясь губительной радиации.

Марина гоняла свои экспедиции далеко, порой они оставались переждать день в заброшенных домах и спали на полу, не снимая противогазов. Алексеева объясняла всем, что у них отличные комплекты химзащиты, выдерживающие радиацию несколько дней, но сама знала правду.

От того радиационного фона, который был на поверхности спустя всего лишь два месяца после катастрофы, не могли спасти ни противогазы, ни резиновые костюмы. Они лишь немного смягчали его губительное воздействие. Но жителям бункера это было уже не важно. Когда в подземном укрытии дышали зараженным воздухом и пили радиоактивную воду, предосторожности бесполезны.

Приносили разведчики и выведенную из строя, порой оплавленную технику, надеясь собрать устройство для связи с внешним миром. Марина им не препятствовала, но понимала, что налаживать контакты с метро им никак нельзя.

Отряды разведчиков последнего пристанища тщетно стучали в закрытые гермозаслоны станций Юго-Западная, Проспект Вернадского и Университет. Стальные створки встречали их гулким эхом и тишиной. Если кто-то внутри и слышал сигналы, которые азбукой Морзе выстукивали по металлу студенты-гуманитарии, то открывать не торопились. В безумном мире люди перестали быть друг другу нужны…

Единственным местом, на исследование которого Алексеева наложила вето, стала территория Московского государственного университета от Ломоносовского проспекта до смотровой площадки. Какая-то неведомая сила гнала девушку прочь от сталинской высотки, смотревшей на искореженные проспекты пустыми глазницами окон. Многие знания – многие печали. Шестым чувством, непостижимым человеческому разуму, Марина ощущала, что им там не место. Пусть эта тайна останется похороненной среди корпусов МГУ. Погибший мегаполис сурово карает любопытных…