Самосожжение - Юрий Антропов

Разве что на мосту, во вращающейся башне.

Или в отеле.

В ресторане.

В ночном баре…

Он как будто сумел прочитать ее мысли.

— Может быть, там? — кивнул он в сторону моста.

— Нет-нет!.. Это слишком далеко.

— Но у меня машина!

— Ну что вы… спасибо!

— Спасибо «да» или спасибо «пет»?

Увы, он говорил даже лучше русского!

— Спасибо «нет», — улыбнулась она.

— Тогда, может быть, в ресторане отеля?

Он кивнул на «Девин».

Алина мгновение раздумывала.

Это был, во всяком случае, способ уйти с набережной.

— Нет, — сказала она. — Спасибо. Спасибо «нет»! — улыбнулась она снова.

Он осмелел.

— Тогда остается только ночной бар!

Он улыбнулся тоже и, как бы уже уверенный в том, что от этого третьего места она не откажется, сделал движение рукой, не то предлагая пойти, не то спрашивая, нужна ли ей будет его рука.

— Только не бар! — сказала она с испугом, прижимаясь я к холодному камню парапета. — Это банально…

Он был озадачен.

— Хм… Итак, — пожал он плечами, — не пить же нам из Дуная!

— А почему бы и нет? — спросила она с улыбкой, спросила только для того, чтобы показать, что их общение на этом не прекращается.

— Вы серьезно?!

— Конечно! — Теперь она уже видела, что он и сам не воспринимает ее отказ как знак конца этого случайного разговора.

— Что вы! — Он не то удивился, не то восхитился. — Дунай — отравленная река! Купаться запрещено категорически. Как здесь, в Словакии, так и у нас, — он кивнул куда-то в сторону Дуная и дальше.

— У вас?.. — переспросила Алина, давая понять, что хотела бы знать поточнее, где же именно.

— Да, в Германии.

Алина опять слегка подалась назад.

— В какой Германии? — спросила она как эхо.

— В ФРГ.

Час от часу не легче.

Мало того, что этот человек был похож на Гея, в такой же одежде, как и на муже, так он еще и не словаком оказался, представителем братского народа из страны социализма, как Алина думала поначалу, а иностранцем, немцем, чего доброго, может, и неонацистом.

Такие дела.

Алина опять огляделась.

— Значит, вы немец? — для чего-то уточнила она.

— Да, из Мюнхена.

— Значит, из Мюнхена…

Она чувствовала, что говорит не то, что можно было бы сказать в подобной ситуации, но что именно следовало сказать сейчас, она не знала.

Однако странно, подумала Алина, ведь он так и не сказал, что является немцем, на вопрос он ответил как бы уклончиво.

Из Мюнхена…

Мало ли кто живет в Мюнхене!

— А русский? — вдруг быстро спросила она. — Откуда вы так хорошо знаете русский? Вы были у нас в плену?

— Ну что вы! — Он улыбнулся. — Во время войны я был совсем еще маленьким ребенком.

— Тогда, может быть, вы эмигрант? Второе, третье поколение, а?

— Да нет же!

— Тогда, может быть… — Алина сжалась. — Диссидент?

Он перестал улыбаться.

— Это что такое… дис-си-дент? — произнес он по слогам.

Она удивилась:

— Как… вы не знаете, что такое диссидент? А мне казалось, что у вас, на Западе, только и говорят о диссидентах. Как заводите разговор о Советском Союзе, так сразу: «Диссиденты!.. Диссиденты!..»

— Я такой разговор не завожу… — Он попробовал улыбнуться, однако лицо его снова стало серьезным, даже озабоченным. — Да, но что это такое — диссидент?

Алина смотрела на него с недоверием.

Может быть, это и есть начало провокации?

Ее как бы исподволь втягивают в дискуссию…

— Диссидент — это инакомыслящий.

— А! Так, да? — Он даже просиял. Загадка была простой. — А что такое инакомыслящий — это я хорошо знаю.

— Откуда? — Алина была настороже.

— Я изучал русский язык в Советском Союзе.

— Вот как?!

— Да. В пятидесятые годы. Я учился в Московском университете. Имени Ломоносова. Там было много иностранцев. Особенно много было китайцев. Они ходили в синей униформе, такой же, как у Мао Цзэдуна… Но были также из капиталистических стран. Не так много, наверно. Тогда в Москве был только один университет. А теперь, я знаю, еще есть имени Патриса Лумумбы, — он говорил отрывисто, быстро, торопясь убедить ее в том, что говорит правду. — Но тогда был один. А здания — два. На Моховой и на Ленинских горах. Я учился на Моховой. В старом здании. Тогда еще не было нового корпуса филологического факультета на Ленинских горах. Позже я видел его. Стиль модерн. — Он пожал плечами, как бы прося извинить его. — Не гармонирует с основным комплексом университета…

— Вот как… — произнесла она неопределенно.

— Но тогда, в пятидесятые годы, никаких диссидентов — я правильно говорю это слово? — у вас не было.

— Да, кажется… — Алина смущенно улыбнулась. — Тогда я была маленькой девочкой…

— О, понимаю!

Алина сухо покашляла, похлопав себя по горлу пальцами.

Он оживился.

— Так, — он посмотрел на часы, — напиться можно лишь в двух местах… Он отметил про себя, что волнуется. — Во-первых, в вашем номере в отеле… — Он посмотрел на верхний этаж, посмотрел так, как если бы это был небоскреб и туда, на последний этаж, предстояло идти по лестнице, и тут уж невольно улыбнулась Алина, проследив за его взглядом движением головы. — И, во-вторых, в моем номере в этом же отеле… — Он просветлел и сделал выражение лица если не самого гостеприимного, то одного из самых гостеприимных хозяев, готового принять любого гостя и когда угодно. — Но ведь ко мне в номер вы тоже не пойдете! К ужасному капиталисту, западному буржуа…

Алина рассмеялась:

— Ну что вы! Я не такая ханжа, как вам показалось. Идем к вам.

— В самом деле?! — Он ей не поверил.

— Ну вот… А теперь вы удивляетесь… Что же здесь такого странного?

Он молчал. Он как будто вспоминал нечто подобное, что уже было в его жизни. А может, в жизни его жены. Хотя разве жизнь жены и жизнь мужа, если только это и в самом деле муж и жена, не взаимосвязаны?

Алину задело его молчание.

— Кажется, это вы испугались пригласить в свой номер ужасную коммунистку из Советского Союза…

Он встрепенулся:

— Вы коммунистка?

Она внимательно смотрела на него.

— Вы не поняли меня! — Он почувствовал, что опять волнуется, но это было уже другое волнение. — Я ведь и сам коммунист… — Он вдруг понизил голос. — Честное слово! Правда! — произнес он горячо, боясь, что она, чего доброго, примет его за провокатора. — Член Германской коммунистической партии с тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года…

— Как странно все это… — сказала она и снова посмотрела по сторонам, будто пытаясь найти подтверждение своим словам. — Вот уж никогда бы не подумала! Впервые в жизни приехала за границу, вообще впервые познакомилась с иностранцами — и надо же! — он оказался коммунистом…