Повесть о полках Богунском и Таращанском - Дмитрий Петровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Та чого там неблагополучно? Спивай! — отозвался батько. — Так нас свои скориш знайдуть.
Батько ехал на пересечение железной дороги на Шепетовку, желая установить связь с Кабулой. Где-то вдали еще грохотал, то приближаясь, то удаляясь, бронепоезд. То, должно быть, Щорс, старый мортирец, ощупывает противника перекрестным артиллерийским огнем.
Щорс знал, отправляя Боженко с одним батальоном да с ненадежной придачей ему «сводников» в направлении Рай-городка и Янушполя, что батько, опираясь на мощную артиллерию, играющую у него, «как трубы в руках умелого капельмейстера», даже если встретит сильнейший удар врага, — все равно его не пропустит. Поэтому, на всякий случай бросив ему вслед для связи конную разведку Девятого полка, Щорс выдвинул в направлении Шепетовки для наблюдения за этой линией бронепоезд «Гром» и приказал батьку огибать Бердичев слева, не углубляясь дальше Тетерева. Девятый полк занял отбитые вчера таращанцами Пятки и пошел к Татариновке. Сам же Щорс выехал на броневике «Грозный» по линии на Житомир в сопровождении — подсобного броневика, имея в общей численности артиллерии на броневиках: на «Грозном» — восемь орудий, из них два шестидюймовых, да на «соломе»[34] такое же количество трехдюймовых.
Щорс рассчитывал артиллерийской демонстрацией загнать наступающего врага в «лузу» — в угол к Бердичеву — и разбить его двойным охватом: справа и слева.
Он знал, что в середине дня к Бердичеву подойдут остальные два батальона и четыре эскадрона таращанцев под командой Кабулы и — в случае прорыва неприятеля на Бердичев — встретят его как надо; а поэтому все утро «гонял уток» с бронепоезда, как он выражался, И «утки» слетались туда, куда гнал их Щорс: в угол, к Бердичеву.
Но, услышав во время очередного маневрирования к Бердичеву разрастающийся бой на юге; на батьковой стороне, Щорс вернулся к Бердичеву ему на поддержку и как раз застал на станции только что прибывших таращанцев с Кабулой.
А разведка доносила ему, что батько ввязался в бой и его пехота пошла в наступление.
Поэтому-то Щорс немедленно послал ему на поддержку все четыре эскадрона, а Кабуле с двумя батальонами и остальной частью конницы велел наступать на Чудново-Волынск. Сам же опять повел «Грозный» на поддержку Девятого полка в направлении Житомира.
Правильность этого расчета вскоре оправдалась.
Вынужденные сойти с линии железной дороги, петлюровцы повсюду попадали под фланговый двусторонний удар.
Сначала они ринулись на Боженко и были разбиты им наголову.
Но под Бердичевом была целая армия атамана Оскилко, состоящая из двух корпусов, и хоть и шутили бойцы-таращанцы, что «тилько пивскилько лишилось от Оскилко» «да пивпальдя от Коцовальця», однако то, что пришлось на долю Боженко, не составляло еще н одной пятой наступающих сил Петлюры. Самая сильная группа двигалась прямо на Бердичев. И вовремя вышел нм навстречу Кабула, и вовремя батько закончил бон и пошел на пересечение шепетовской линии.
Для закрепления занятого фронта батько оставил всю пехоту и половину артиллерии — весь тяжелый дивизион. С легким артдивизионом батько не расставался.
Подожженный артиллерией лес, место гибели черноморской дивизии галичан, еще дымился, и его заревом далеко, как восходящей полной луной, освещалась вся местность.
На фоне зарева видно было, как вдоль полотна железной дороги маячил бронепоезд «Гром», и неприятель, пристрелявшись, угодил ему как раз в прицепную площадку со снарядами…
ЩОРС ПОД БЕРДИЧЕВОМ
Щорс, понимал, что вопрос не только в том, чтобы задержать или отогнать противника от Бердичева, не дав ему прорваться к Киеву. Надо было, воспользовавшись скоплением неприятеля, доселе маневрировавшего и ускользавшего, заманить его в то место, куда он стремился, в Бердичев, и, окружив его, разгромить и уничтожить.
Ясно, что командованием это вовсе не предусмотрено в данной операции, что оно не ведает, что творит, и что неподвижность остальных частей, в том числе и конницы, заставляет только удивляться.
«Инициативу надо брать в свои руки», — думал Щорс.
Еще большего удивления заслуживала неосведомленность штаба о состоянии неприятеля и отсутствие разработанной дислокации.
Выходом являлись глубокое рейдирование кавалерией тылов и сокрушительность наступательного действия.
Мчась на броневике, Щорс мечтал о моторизованной армии.
«Техника не поспевает за нашей потребностью, — думал он. — Ведь вон Боженко — догадливый старик! — старается создать молниеносную подвижность артиллерии и кое-чего достиг в этом деле. Гребенко перенял у махновцев пулеметные тачанки. Мы пустили с начала похода в ход пулеметные санки. Вот взяли мы сто семьдесят аэропланов в Жмеринке и Виннице, но летает из них только один, хоть летчиков вдосталь. А чинить поврежденные машины негде и некому, и лежат «Ильи Муромцы» на боку».
Развивая ураганную скорость стрельбы, Щорс забрасывал огнем снарядов обе линии: на десять верст кругом гвоздил шестидюймовыми снарядами, не выпуская зарвавшегося врага.
«Хорошо, что хоть снарядов пока хватает, — думал он. — А ведь недавно еще за одну винтовочную обойму благодарили мы, сняв шапку, или отбивали у противника патроны прикладами…»
— Стой! Прекрати огонь, Табукашвили! — вдруг прервал Щорс свои размышления. — А ну, выброси меня здесь, я пойду в разведку. Что-то затихло.
— Доедем до Бердичева, там и получим сводку. Зачем тебе здесь ходить? — уговаривал Табукашвили. — Или от шума у тебя уши болят с непривычки?
— Да нет, я ведь сам мортирец — чего там уши болят? Душа болит. Бой надо кончать, нельзя терять ни минуты. Бой тут требуется настоящий — штыковой!
— Стой, — прислушался Табукашвили. — Слышишь, какой грохот там? Это большой взрыв на шепетовской линии. Садись скорей, поедем: боюсь, не случилось ли чего с «Громом»! Похоже на взрывы снарядов. Не подбили ли ему снарядную площадку?
Табукашвили не ошибся: это был взрыв снарядов на броневой площадке «Грома».
«Грозный» примчался к Бердичеву как раз в тот момент, когда туда же на станцию ворвался «Гром», лишившийся площадки со всеми снарядами и трех отважных из своей команды, пожертвовавших жизнями ради спасения бронепоезда и товарищей.
Пока «Гром» прицеплял новую площадку, «Грозный» повернул на шепетовскую линию.
Щорс узнал от командира бронепоезда, матроса Лепетенко, о том, как «Гром» сбил оба броневика противника под откос, но сам подбит был артиллерией; что слева горит лес и насыпь невыгодно освещена.
Надо было двигаться быстро, чтобы разведать неприятельскую артиллерию справа, от Чудново-Волынска.,
— Я ее нащупаю по звуку, — утверждал Табукашвили.
— Разве ты не оглох сегодня? — спросил командир «Грома» Лепетенко.
— Я оглох? — удивился Табукашвили. — А зачем же ты не носишь наушники? Разве так можно выдержать? Уши потекут. На, я тебе подарю, спасибо скажешь, это мое личное изобретение, — смеялся, протягивая матросу кожаный шлем, Табукашвили.
— Не надо, я не лошадь, — отказался Лепетенко.
— Нет, ты хуже лошади, ты осел. Бери! — рассердился Табукашвили.
Лепетенко взял кожаный шлем.
В это время Щорс принимал донесения ординарцев и составлял сводку. Оказывалось, что противник загнан в мешок повсюду.
Уже батько Боженко пересек с кавалерией и легкой артиллерией шепетовскую линию у Демчина и подвел свою пехоту к Тетереву, уничтожив переправу вслед за перешедшим ее противником, отрезал ему у Трощи путь к отступлению. Кабула от Татариновки повернул к Чуднову, разбил бригаду и захватил штаб дивизии со всеми командирами; он выслал их под строгим конвоем в Бердичев.
— Скоро прибудут гости, — сообщал, улыбаясь, кавалерист-ординарец. — Их везут в фаэтонах, потому как они панского сословия.
«Противник прижат к Гнилопяти и ищет броду через воду, — сообщал Кабула в записке, — вот там ты его и прижми, товарищ Щорс, броневиками. Да пущай батько рубанет, коли не увязли сабли в болоте, — чего с ним от веку не было. Да что-то не имею от него вестей, а только вижу большое зарево с того боку. Ну, не иначе как то наши панам зад греют».
Привезли в экипажах четырех генералов и среди них одного преважного, одного из двух атаманов Палиев, — Палия-старшего. С ним-то и повел разговор Щорс.
— Слыхали про Щорса?
— Слыхал.
— Ну, и я слыхал про Палия, только не знаю, про какого, — польстил атаману Щорс. — Наверно, про вас.
Атаман кисло улыбнулся, но все же размяк.
— Чья тут армия? Ваша?
— Нет, моя армия разбита под Винницей,
— А, так это вы уехали в Жмеринку, не дождавшись меня?
— Так точно, я.
— А здесь вы к чьей же армии прикомандировались?