Оливье Клеман Истоки. Богословие отцов Древней Церкви - Оливье Клеман

Насколько расширяют сегодня возможности этого прославления великолепные достижения западной науки — без сомнения, обусловленной и таинственным образом оплодотворенной этим монашеским взглядом!

Божественное искусство, явившее себя в строении мира, узнается не только в солнце, луне и звездах, но действует и на земле, в более тонкой материи. Рука Господа не оставила в небрежении тела мельчайших животных (а тем более души), ибо в каждом из них есть свойственная только ему черта — например, способ защиты. Не оставила она в небрежении и земные растения, из которых каждое несет на себе печать Божественного искусства: существует множество корней, множество листьев, множество плодов, множество разнообразных видов. Взгляни: это совпадает с тем, как в написанных под руководством Божественного вдохновения книгах Провидение сообщает роду человеческому премудрость вышечеловеческую, сея в каждой букве какую–либо спасительную истину в той мере, в какой эта буква в состоянии нести ее, и начертывая таким образом как бы путь Премудрости. Ибо если мы признаем, что автор Писания — сам Бог, то не может быть сомнения, что вопрошающий природу и вопрошающий Писание с необходимостью придут к одним и тем же заключениям.

Ориген

Комментарий на Псалом, 1, 3.

В видимых формах, как и в словах Писания, Слово и скрывается, и являет себя. Видимое есть начертание невидимого. Божественная идея — logos, порождающий, структурирующий и наполняющий энергией любую вещь, — и умолкает, и высказывается в этой вещи: умолкает в небрежении или алчности человеческой по отношению к вещам; высказывается, когда человек дает имена тварям как вдохновленный любовью поэт. Материя инфра–визуальна; она есть игра энергий, математическая абстракция. Форма — свидетельство невидимого.

По отношению к Писанию мы говорим, что слова суть облачение Христово, а их смысл — Его тело. Слова скрывают, смысл раскрывает. То же самое происходит в мире, где формы видимых вещей подобны облачению, а идеи, согласно которым они сотворены, — подобны плоти: первые скрывают, вторые раскрывают. Ибо Слово, Создатель и Законодатель мира, скрывается, открываясь, и открывается, скрываясь.

Максим Исповедник

Ambigua.

Возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве (Ин. 4, 35).

Пребывающий среди учеников Логос требует от внимающих Ему обратить очи к ниве Писания, а также к иной ниве, где Он присутствует во всяком сущем, как бы ничтожно оно ни было, — с тем, чтобы они увидели белизну и лучезарное сияние Света Истины, пребывающей повсюду.

Ориген

Комментарий на Евангелие Иоанна, 13, 42.

Материальность есть благо. В самом деле, поскольку материя — это абстракция, она есть плодоносящая плоть, где воплощается Дух. Материальность «материала» в том смысле, какой вкладывает в это слово мастер–художник, — это воплощение. Через форму материя приобщается к порядку, красоте, к тому Прекрасному и Благому, в котором именует Себя Бог…

Не менее ошибочно повторять избитые слова: материя как таковая есть обитель зла. Ведь и материя поистине причастна порядку, красоте и форме… Кроме того, разве Благо использовало бы для рождения злую реальность? Разве может она быть злой, эта реальность, пронизанная Благом?.. Если материя зла, как тогда объяснить, что она рождает и питает естество? Зло как таковое ничего не рождает и не питает, не производит и не охраняет. Если возразят, что материя., влечет души ко злу, как же тогда возможно существование множества материальных существ обращающих взор ко Благу?

Дионисий Ареопагит

Об именах Божиих, IV, 28.

Итак, всякая вещь — дар невидимого, ощутимое таинство.

Человек, дух которого неразвит, при созерцании всякой сколько–нибудь красивой вещи думает, что эта вещь прекрасна сама по себе… Но человек, очистивший зрение души и способный видеть прекрасные вещи…, пользуется ими как ступенью видимого, чтобы подняться к созерцанию духовного.

Григорий Нисский

О девственности.

В Древней Греции символом называли разломанное пополам кольцо, совмещение половинок которого при встрече служило опознавательным знаком. Во Христе мир восстанавливается как символ, как изобилие символов. Невидимое просвечивает сквозь видимое. Видимое обретает смысл в невидимом. Первое и второе суть взаимные символы друг друга в «доме мира», в котором Бог является внеположным, вполне трансцендентным центром. Бог превосходит как чувственное, так и умопостигаемое, но в воплощении Логоса пронизывает Собою и то, и другое, преображая и соединяя их. Мир — это огромное воплощение, столкнувшееся с противодействием греха: diabolos, противоположность symbolon, все время пытается разъединить половинки кольца, но они вновь соединяются во Христе. Христианский символизм выражает не что иное, как единение во Христе Божественного и человеческого (диалог между которыми есть космос), он раскрывает во Христе обращение славы между «землей» и «небом», между видимым и невидимым.

Любовь Божия к человеку облекает духовное в чувственное, пресущественное в сущее, оформляет… бесформенное и через многоразличие символов придает множественность и образ безобразной и [неделимой] Простоте…

Дионисий Ареопагит

Об именах Божиих, I, 4.

Мир един… Ибо духовный мир в его целостности явлен в целостности мира чувственного, где он мистически выражен в символических образах для имеющих очи, чтобы видеть. И чувственный мир, весь целиком, тайно прозрачен для всего духовного мира, упрощен и объединен духовными сущностями… Тот мир присутствует в этом через сущности; этот мир присутствует в том через символы, и дело обоих есть одно.

Максим Исповедник

Тайноводство, 2.

Так говорит Божественный апостол: Невидимое Его… от создания мира чрез рассматривание творений видимо. Если через посредство видимых вещей созерцаются невидимые, то в гораздо большей степени видимые вещи углубляются через невидимые для тех, кто предается созерцанию. Ибо символическое созерцание духовных вещей через видимые есть то же, что постижение в Духе видимых вещей через невидимые.

Максим Исповедник

Тайноводство, 2.

Бог прост и безграничен, превыше всего сущего… ибо ускользает от всякой взаимозависимости.

Максим Исповедник

Ambigua.

Таким образом, все символично: все существа, даже самые ничтожные, и их взаимосвязь, их равновесие, где жизнь непрестанно возникает из смерти. Девственность материи — момент, где просвечивает глубинная сущность вещей, — свершается в плодоносной девственности Марии. Наряду с утилитарным использованием вещей — вернее, через него — следует научиться видеть в вещах цветение небесных реальностей. Существует не только горизонтальное сцепление причин и следствий. Всякая вещь, созерцаемая «вертикально», возносится над бескрайними горизонтами. Только такое «вертикальное» познание может просветить научный поиск, ограничить и направить могущество техники. Homo faber задыхается сам и душит весь мир, если не становится прежде homo celebrans.

Апостол Павел учит нас, что невидимое Бога чрез рассматривание творений видимо (Рим. 1, 20): невидимое через видимое. Итак, он указывает, что этот видимый мир содержит указание на мир невидимый, что эта земля заключает в себе некоторые «образы небесного бытия»… Может быть даже, что Бог, сотворивший человека по образу и подобию Своему (Быт. 1, 26), придал и другим тварям сходство с некоторым небесным сущим. Может быть, это сходство столь точно, что даже горчичное зерно, которое меньше всех семян (Мф. 13, 31), имеет свой аналог в Царстве Небесном. Тогда, в силу закона своего естества, по которому зерно это мельче всех семян, но способно возрасти более всех и укрыть в своих ветвях птиц небесных, оно являло бы нам не просто частицу небесного сущего, но все Царствие Небесное в целом.

В этом смысле возможно, что и прочие земные семена равным образом заключают в себе аналогию и знамение небесных вещей. И если это истинно по отношению к семенам, то должно быть истинно и по отношению к растениям; и если это истинно по отношению к растениям, то не может быть иначе в том, что касается животных, птиц, рептилий или копытных… Можно сделать вывод, что все эти существа, семена, растения корни или звери, хотя и предназначены, без сомнения, для служения те лесным потребностям людей, но, с другой стороны, они, заключая в себе очертания и образ невидимого мира, имеют и другое предназначение: возвышать душу и приводить ее к созерцанию небесных вещей. Может быть, именно это и хотел сказать глашатай Божественной Премудрости в следующих словах: Сам Он даровал мне неложное познание существующего, чтобы познать устройство мира и действие стихий, начало, конец и средину времен, смены поворотов и перемены времен, круги годов и положение звезд, природу животных и свойства зверей, стремление ветров ч мысли людей, различия растений и силы корней. Познал я все, и сокровенное и явное, ибо научила меня Премудрость, художница всего (Прем. 7, 17—21). Итак, представляется несомненно возможным, что всякое видимое связано с неким сокрытым, то есть всякое видимое сущее есть символ и указание на некое невидимое сущее, с которым оно соотносится.