Оливье Клеман Истоки. Богословие отцов Древней Церкви - Оливье Клеман

Св. Исаак Сирин, в свою очередь, отличает простую молитву в ее многообразных формах от молитвы созерцательной, в которой человек становится «словно бездыханным телом», пребывает в своего рода экстазе, однако все еще воспринимаемом как молитва. Наконец, с прекращением всякой деятельности языка, ума и сердца приходит неизреченное состояние, полное безмолвие, ибо сама Троица сотворяет обитель в душе.

Именно в тот момент, когда человек обращается к Богу со словами молитвы, делая над собой усилие, чтобы полностью сосредоточить… свои мысли, он открывается одному лишь Богу и одного Его держит в сердце. Тогда человек постигает непостижимое. Ибо Дух Святой… дышит в нем, так что в состоянии высочайшего внимания прекращается даже молитвенное движение, и бодрствующий ум весь бывает охвачен восхищением и любовью и не помнит уже ни своего желания, ни своей собственной просьбы. Ум тогда погружен как бы в глубокое опьянение. Он более не пребывает в мире, не отличает души от тела, не помнит о вещах. Великий и божественный Григорий сказал об этом: «Молитва есть чистота ума. Она прекращается сама собой, когда свет Пресвятой Троицы восхищает ее в трезвении».

Исаак Сирин

Аскетические трактаты, 32–й трактат.

Одно дело — радость молитвы, и другое — молитва созерцательная. Вторая лучше первой, как взрослый человек совершеннее ребенка. Случается, что стихи псалма наполняют уста сладостью, и даже один стих во время молитвы останавливает нас своей неисчерпаемостью, не давая идти далее. Но случается и так, что из молитвы рождается созерцание, которое прерывает исходящие из уст слова. Тогда человек приходит в экстаз; созерцание делает его словно бездыханным телом. Это и есть то, что мы называем созерцательной молитвой… Но это созерцание все еще измеримо… это все еще молитва. Умное делание не достигло еще предела, за которым более нет молитвы и начинается высшее состояние. В самом деле, молитвенные движения языка и сердца суть ключи, но то, что следует затем, есть вхождение в сокровищницу. Здесь должно умолкнуть всяким устам и всякому языку, и сосредоточивающему в себе помыслы сердцу, и управляющему чувствами разуму, и размышлению — суетливой и нескромной птице. Пусть прекратится всякая суета .. ибо пришел Хозяин дома.

Исаак Сирин

Аскетические трактаты, 31–й трактат.

Эта полнота ни в коей мере не отменяет ум, но оплодотворяет его. Святоотеческая духовность не является антиинтеллектуалистичной. Она рассматривает человека как logikos, то есть как сообразного Логосу, способного к раскрытию Смысла, а значит — к благой рациональности. Чем более проникается ум светом любви Божией, тем более он очищается, утончается, расширяется и наполняется строгими и прекрасными помыслами, которые Исихий Синаит сравнил с дельфинами. В самом деле, как дельфин своими прыжками сплетает воздух и воду, так и помыслы освященного ума соединяют человеческое и Божественное (известно, что для первых христиан дельфин символизировал Христа, единство в Нем двух природ).

Молитва без отвлечения есть высочайшее делание ума.

Евагрий Понтийскнй

О молитве, 35.

Сердце, совлеченное воображения, в конечном счете производит в самом себе святые и таинственные помыслы. Это подобно тому, как над гладкой поверхностью моря видны всплески рыб и замысловатые прыжки дельфинов.

Исихий Синаит

О воздержании и добродетели, 156.

5. Стать молитвой

Молитва в пределе становится «спонтанной», «непрестанной»: она освобождает глубочайшие устремления нашей природы и тайную хвалу всего сущего. В ней — конец изгнанию из славы. Само пульсирование крови, интуиции сердца, помыслы ума не устают «втайне воспевать сокрытого Бога».

Обитающий в человеке Дух не покидает его с тех пор, как человек весь сделался молитвой, ибо сам Дух не перестает молиться в нем. Спит человек или бодрствует, молитва отныне не оставляет его души. Во время еды, питья или сна, или любого другого занятия, и даже в самом глубоком сне, благоухание молитвы беспрепятственно возносится в его сердце. Молитва более не покидает его. Во всякое мгновение жизни, и даже по видимости прерываясь, молитва всегда втайне совершает в человеке свое действие. Один из отцов–христоносцев говорил, что молитва есть безмолвие чистых, ибо их помыслы суть Божественные движения. Движения чистого ума и сердца — это сладчайшие голоса, которыми такие люди не устают втайне воспевать сокрытого Бога.

Исаак Сирин

Аскетические трактаты, 85–й трактат,

Через аскетическое делание (praxis), через «добродетели», сами по себе уже богочеловеческие и облекающие нас во Христа, наконец, через постижение тайны существ и вещей молитва становится состоянием. Человек более не молится, в смысле совершения волевого акта (порой нелегкого), но он есть молитва, он дает смысл и голос немой и мучительно трудной молитве всего творения, и молитва эта, усовершая «добродетели», излучается из него как любовь, принимающая все и всех.

Мы приходим к добродетелям, чтобы раскрыть сущности (logoi) тварных существ.

Мы приходим к сущностям тварных существ, имея в виду утвердившего их Господа.

Что же касается Его, Он обыкновенно является, когда молитва становится состоянием.

Евагрий Понтийский

О молитве, 52.

Человек, этот странник на земле, этот изгнанник, понимает тогда, что нет у него иного пристанища, кроме Бога, Он творит себе обитель в единстве Отца и Сына — единстве, образующем самое пространство Духа. Отныне человека несет дыхание единства, полнота Троицы. Отныне в нем и им прославляется жизнь.

Именно тогда осуществляется в нас молитва, обращенная Спасителем к Отцу о своих учениках: Да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них (Ин. 17,26)… Полнота любви, которою Бог возлюбил нас (1 Ин. 4,10), проникает в наше сердце через осуществление этой молитвы Господа… Вот каковы будут признаки этого: Бог станет нашей любовью и желанием, нашим научением и размышлением. Он станет нашей жизнью. Единство Отца с Сыном и Сына с Отцом охватит наши чувства и ум. И как Бог любит нас со всей полнотою любви, так и мы соединимся с Ним неумалимой любовью — так, что в Нем будем дышать, мыслить и говорить.

Таким образом достигнем мы цели, о которой говорили и которую Господь предназначал нам в Своей молитве: Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино (Ин. 17, 21) Отче, которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною (Ин. 17, 24).

Такова должна быть наша цель: обрести уже в этой жизни дыхание единства как предвосхищение жизни и славы небесной. Таков предел совершенства: …чтобы вся наша жизнь, всякое движение сердца собрались в единую и непрерывную молитву.

Иоанн Кассиан

Собеседования, 10, 7.

Некоторые становятся пустынниками, недвижимыми или странствующими столпами молитвы. Они отвергают всякое «приручение» — даже монашеских общин, — чтобы усвоить себе порывистую свободу диких животных. «Жители гор», обитающие в вышине и свободе.

Пустыня много лучше обитаемых мест для ищущего славы Божией, и горы много предпочтительнее городов для познавшего благодать. Вглядись: звери пустыни не покоряются бичу, и горным сернам не грозит стрижка. Взгляни на дикого осла в пустыне: никто не взбирается ему на спину. Посмотри на косулю среди пустыни: она не теряет свободы. Обрати взгляд на горных оленей: они не влачат ярма. Взгляни на хищников: им не отмеряют пищи мерою…

Если орел совьет гнездо в доме, дым выест ему глаза. Если онагр или косуля выйдут на равнину, их преследует страх. Если хищник приблизится к городским стенам, он потеряет там свою шкуру. Если олень спустится в долину, он лишится рогов. Горный козел, травимый собаками, оставляет им клоки вырванной шерсти… Великолепие, составляющее красоту диких животных, исчезает на равнине. Самые свирепые львы побеждены, укрощены и заперты в клетку.

Итак, гляди на животных и беги домов, о житель гор, и не будь беспечен.

Ефрем Сирин

Проповеди о монашестве, 3.

Но подлинная пустыня — внутри, как подчеркивает с чисто женской рассудительностью амма Синклетикия.

Амма Синклегикия говорила: «Многие живут в горах, а ведут себя так, словно живут в городской суете, и погибают Можно жить среди толпы и хранить внутренне отшельничество, а можно жить одному и быть исполненным внутри суеты толпы».

Апофтегмы

Синклетикия, 1.

Поиск «молитвенного состояния» не является исключительной привилегией анахоретов. Все существование христианина, вплоть до обыденнейших забот, может стать молитвой, если надежда и вера ведут это существование сквозь все превратности, если все оно раскрыто свету креста и воскресения. Тогда человек обретает способность продолжить литургию в культурной и социальной жизни, «совершать благодарение (евхаристию) во всех вещах», как требовал апостол Павел.