Люди без имени - Леонид Золотарев

Вина русских состояла в том, что они опередили охрану, и в этом же было их спасение. Пачка папирос, подброшенная к русским в барак, послужила бы существенным доказательством для уничтожения пленных, чтобы скрыть свое преступление.

Дутый был окружен заботой и вниманием охраны и, чувствуя это, издевался над нею и хвалил русских, если это сделали они.

По прибытию Мецалы начался повальный обыск, перерыли весь барак, лазили под нары, выломали несколько половиц в полу, но никто не догадался заглянуть под крыльцо, на котором стояли любопытные. Больше всех старался Пуранковский. Он вылез из-под нар в пыли. Грязный пот катился по его лицу. Взял кружку, зачерпнул воды и хотел умыться, но жажда взяла свое. Забыв, что из нее пьют русские, а, может быть, у него не было таких предрассудков, он хлебнул несколько глотков.

Пленные затаили дыхание, никто не решался громко вздохнуть; ужасно медленно тянется время.

Пуранковский удивленно смотрит то на кружку, то на бочку.

— Паска [1]! Ничего нет! — говорит он. Кружка летит в сторону; содержимое разливается по полу.

Пуранковский обнимает Мецалу за талию и уводит из барака, за ними полиция и все любопытные.

Пленные облегченно вздыхают. Только Дутый стоит посреди барака и своими ужасными глазами смотрит на пленных, стараясь угадать, что переживали русские в это время.

Начальнику лесного лагеря был выговор за распространение ложных слухов. После официальных объяснений с полицией Мецала сделал ему замечание: «Если действительно обокрали русские, то тем хуже для тебя: охрана пленных осуществляется плохо, и русские ходят без конвоя, что категорически запрещено…»

Начальник лесного лагеря, подчиненный Мецале, уверял, что в лагере ни один пленный не выходит за зону без охраны, а сам подумал: «Вот здесь то, я прошляпил».

Пуранковский также упрекнул его в необоснованности обвинений против русских.

Пообещав прислать пленным газеты «Северное слово» и не долго поговорив с ними, ни одним словом не упомянув о бочке со сладкой водой, Пуранковский уехал.

Пленные остались довольны тем, что воду попробовал переводчик, а не кто иной, иначе расстрел был бы неизбежен.

Отношение охраны к пленным ухудшилось и стало невыносимым. Избиение приняло массовый характер. Дутого с конвоирования бригады сняли и поставили на охрану зоны. Мастер пожаловался на него, что он не заставляет работать русских. Мастера он избил так же жестоко, как бил раньше пленных.

А сейчас сидит в будке около ворот, не выглядывая из нее, и целый день разговаривает сам с собою.

Еще несколько дней пленные жили в тревоге, но последняя пачка папирос искурена; вместе с нею исчезла последняя опасность. Жизнь потекла своим чередом. Только пилоправ (фамилия его неизвестна), точивший пилы и топоры, недоволен. Участились случаи порчи топоров и специального затупления пил. Когда все спят, у него много работы. Глаза смыкаются — хочется спать. От напряжения в глазах двоится. Как назло Дутый пришел с финкой: «помогай ему точить и направлять». Пилоправ нервничает, но Дутый не думает спешить, каждый раз пробует острие о нары — «и продолжай, крути точило».

Появился начальник с Ивановым. Шатаясь, подходит к точилу и мутными глазами смотрит на работу. Путая слова, Иванов переводит:

— Господин начальник посмотрит, как наточил топор. Если плохо, отрубит голову!

Он пробует острие и передает начальнику топор.

— Клади голову ни точило, господин начальник хочет попробовать остроту топора.

Пилоправ отрицательно качает головой и закрывает лицо руками, прижимается к стене, наблюдая за поведением пьяного начальника, но тот, шатаясь, бормочет что-то непонятное.

— Клади, дурень! — настаивает Иванов. — Начальник шутит!

Что думал он, когда клал свою голову на точило? О чем может думать человек, обреченный на смерть? Не все ли равно! Он хотел спать. Голова спокойно опустилась. В тот же миг тело грузно осело и повалилось на пол, голова отделилась от туловища и упала к нокам Дутого, который не слышал разговора Иванова, и раскрыл рот от удивления.

Выйдя из оцепенения, он взял голову, приподнял ее и посмотрел в незакрытые глаза. Начальник хихикал, Иванов исступленно смеялся. Дутый ударил начальника прикладом автомата. Иванов бросился в дверь. Финка, брошенная вдогонку, угодила ему в ягодицу, и он, дико крича, побежал в палатку охраны.

Дутый стаскивал пленных с нар и ужасным голосом кричал: — Бейте его! Бейте!

Первым проснулся Солдатов и ударом кулака сшиб начальника с ног. Группа военнопленных набросилась на начальника, и началось избиение финна. Начальник не пытался сопротивляться, закрывал лицо руками и охал. Били беспощадно. Кто не мог подобраться к нему, кидал с нар сапоги, стараясь угодить в голову, и отомстить за смерть товарища.

Разбуженные пьяным криком Иванова, охрана в первую минуту думала, что озлобленные русские, видимо, пытались заколоть его, но как только первый из них заглянул в барак пленных, мнение рассеялось. Одно тело, без головы валялось около точила, второе все в крови, не столько в своей, сколько в крови русского, еще шевелилось. Его бил доской Дутый. Доску у него вырвали. Но он, скрипя зубами, принялся топтать ногами начальника. Насилу удалось увести его из барака.

К обеду нагрянула полиция. Иванов пытался обвинить русских в убийстве своего товарища. Пленных не спрашивали, а охрана, сбитая с толку Ивановым, давала противоречивые показания. Составили акт об убийстве пленными своего товарища в драке, на том дело и кончилось.

Полиция забрала с собою начальника и охранника. Вскоре пленные узнали, что Дутый работает в Никеле, а бывший начальник после выздоровления направлен в другой лагерь.

20. Запоздавшая помощь

Новый начальник стоит посредине зоны, смотрит на кучу хлама и распоряжается. В нескольких шагах стоит Иванов. Как обычно, он с первого раза попытался войти в доверие к нему, но вновь прибывший не подпустил близко к себе переводчика. Сержант молчалив. Руки, в которых непрерывно находится пилотка, заложены за спину. Светлые волосы аккуратно зачесаны набок. Лицо задумчивое и грустное с безразличным выражением глаз. Негромкая и спокойная речь и расчетливые движения давали знать всем окружающим, что сержант знает свое дело и не нуждается в помощи Иванова. Он начал свою работу с уборки мусора с территории лагеря, который раньше не выносился из зоны, а сваливался рядом с бараком. Уборка зачалась в субботу и закончилась в воскресенье. После окончания работы начальник устроил смотр. По команде Иванова повернул несколько раз строй кругом, налево и направо и остался недоволен.