Люди без имени - Леонид Золотарев

Сознание подсказывает — завтра. Нагрузить мусорный ящик и вынести за зону. Такие работы поощрялись начальником, и охрана, не протестуя, выпускала через ворота. На обратном пути захватить припрятанное. Голод говорил другое — есть сегодня, а завтра будет видно. В раздумье Рогов вышел из барака.

— «Была — не была — пойду!»

Оттянув нижнюю проволоку, он незаметно подлез под нее. Вот и место, где спрятан хлеб. Не поднимаясь, быстро положил хлеб под рубаху и собрался в обратный путь. Автоматная очередь — пули летят над головой. Рогов прижался к земле. Малейшее движение — и снова очередь. Рогов слышит, со всех сторон бегут солдаты. На смерть перепуганного пленного, подгоняя пинками и ударами прикладов, волокут к реке. Охрана не интересуется, почему попал русский за зону.

Раздается брань и ругань, слышатся возгласы: «Расстрелять! Повесить! — И они спешат привести приговор в исполнение. В одном белье выскочил из палатки начальник. Растолкав солдат, спас Рогова от смерти. Ропот недовольства усилился. Запоздай он на минутку, и прощай жизнь Рогова! Оправившись от испуга и почувствовав себя в безопасности, Рогов рассказывал и уверял всех в бараке, что ничуть не испугался, а сам продолжал дрожать всем телом.

Проходит несколько дней — мер к Рогову не принято. Охрана с каждым днем все недоверчивее поглядывает на начальника.

В воскресенье перед строем зачитывается приговор — первый приговор в Финляндии, который оправдал русского военнопленного.

Его читает не Иванов, а женщина — переводчица, приехавшая для этой цели, по приглашению начальника. Она, путая русские слова, близорукими глазами смотрит в бумагу и переводит. Одновременно с русского на финский для охраны переводит Иванов. Переводчица или забыла разговорную русскую речь, если она была русская, или плохо знала русский язык. Из приговора пленные поняли, за подобное преступление (по финским законам для военнопленных) Рогова нужно расстрелять, но начальник, учитывая, что пленный голоден и полез под проволоку движимый страданиями голода, его прощает.

— Сержант коммунист! — открыто заявила охрана, некоторые угрожают финками.

Начальник без всякой боязни посмотрел на них, махнул рукой и ушел в свою палатку. В понятии солдат — человек, который не только помогает, но и сочувствует русским — коммунист. Был ли сержант коммунистом, определенно сказать никто не мог; не исключена возможность, что и был. Вероятнее всего, он имел человеческие чувства. Такие сделали выводы военнопленные.

Через несколько дней он подарил на память каждому из военнопленных по пять финских марок и уехал на фронт. Это были первые деньги, попавшие в лагерь.

Привезенного хлеба хватило на несколько дней. Большая часть его оказалась порченной, заплесневевшей. Его режут, а зеленая пыль поднимается кверху.

В лагере появилась дизентерия. Охрана, оставшаяся без начальника, почувствовала свободу и применяла меры против пленных, каким может позавидовать профессиональный палач средневековья. Она мстила им за поведение начальника, который давно был на фронте и, может быть, сложил голову на поле брани; они мстила за то, что им не удалось поживиться содержимым магазина; она вымещала свою злобу на русских за то, что природа их создала умственно и физически ограниченными. По меткому замечанию охранника Дутого — лесной лагерь военнопленных охраняли идиоты.

Когда в лагере две трети личного состава не вышли на работу (пленные не могли подняться с нар), охрана заволновалась и приняла решение увеличить выдачу порченного хлеба. А через несколько дней лагерь был выведен из строя. Пленные умирали, их никто не убирал. Трупы лежали рядом с живыми, распространяя зловоние.

Ночью ворота распахнулись настежь, и на пороге появился человек с автоматом в руке. Живые трупы с провалившимися глазами смотрели на него. Никто не верил своим глазам.

— Товарищи! Вы свободны — выходите!

Кто мог двигаться прыгали с нар, обнимая близкого, родного им человека со звездой на фуражке. Перед ними стоял освободитель.

— Товарищи! Мы не сможем забрать всех. Партизанский отряд невелик и возьмет только тех, кто сможет идти. Мужайтесь: не сегодня, так завтра будет помощь! Мы отомстим за все! Мы не забудем жертв, предъявим счет!

Одна за другой в воздухе взвились три красных ракеты. Заговорил пулемет, и за бараком разорвался снаряд. Стены задрожали.

— Сколько их было?

— Восемнадцать! — отвечают пленные.

— Один сбежал, гад! Нам нужно идти. Спешите!

За партизанами потянулись все. Многие сумели дойти только до ворот. В бараке остались те, кто не слышал речи партизана и не услышит ее никогда. Лагерь окружили немцы.

— Товарищи! — крикнул Леонид, — идите и отомстите за нас!

Рогов принес три винтовки. Громов и Солдатов взялись за оружие. Партизаны ушли в горы. Леонид сосредоточенно целится и посылает пулю за пулей в темноту. Кончились патроны, разбил винтовку и пополз в барак.

В лесу раздавались одиночные выстрелы, сменявшиеся автоматными очередями и равномерной дробью пулеметов, неведомо куда била артиллерия. Уйти пленным не удалось. Многих пристрелили на месте, часть загнали в зону. Ночью не тревожили. Живые думали о завтрашней расправе и завидовали мертвым.

Приехало финское начальство. Среди них мелькает фуражка Иванова, который предупредил немцев. Пленных выстроили перед бараком. Пулеметы направлены в строй. Начальство на почтительном расстоянии; Пуранковский ближе к строю. Он, глотая слезы, пытается узнать, кто стрелял из лагеря. Позднее Пурансковский признался, что выстрелы из лагеря были очень меткие. Строй молчал. Подошел немецкий офицер, для устрашения пристрелил правофлангового и закричал. Пуранковский перевел:

— Если через минуту виновники не будут выданы или не признаются сами, расстреляны будут все!

Леонид вышел из строя. И все, как один, военнопленные, сжимая кулаки, подаются вперед. Он делает шаг — за ним все. Каждый думает: — Погибнуть всем, но не выдать товарища.

Предателя не оказалось. Из-за проволоки вырвалось пламя смерти. Русские не побежали — все смотрят смерти в глаза, поддерживая раненных товарищей.

Пуранковский закрыл уши руками, чтобы не слышать выстрелов, и убежал из зоны со словами: «В твоих жилах течет русская кровь!» Раненных добили, в живых оставили двадцать. Убитых бросают в барак. Проволоку снимают. Барак поджигают.

— Шнель! Шнель! — подгоняет немец.

Житников взмахнул лопатой. Из-под пилотки немца брызнула кровь — замертво падает фриц. Выстрел — меньше одним товарищем.

«Не поступить ли мне так?» — подумал Леонид. Сознание правоты и непоколебимости того дела, за которое он сражался, за которое бьются русские люди на фронте, во имя чего погибли товарищи, удержало его.