Мы вовсе не такие - Бернгард Гржимек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После номера с волками, с которым выступал дрессировщик вышеупомянутого зверинца, насколько мне известно, волков больше нигде не дрессировали. Да и это выступление в «Менажери Континенталь» представляло собой, как тогда было принято, «дикую дрессуру»: взбудораженных зверей, щелкая кнутом, просто гоняли по манежу, никаких сложных трюков они не исполняли.
«Вот увидите, — говорили мне, когда я приобрел своего первого волка, Чингиса, — волки не поддаются дрессировке, их невозможно приручить, если не воспитывать в доме с первых дней жизни. Даже если поначалу что-нибудь и получится, в один прекрасный день разбойничья натура все равно проявится». Ну, посмотрим.
Дело в том, что мнения специалистов на этот счет расходились. Ведь волков еще и потому так редко показывают в цирке, что они по сравнению со львами и тиграми выглядят значительно менее опасными. Пантер тоже редко увидишь в цирке (несмотря на то, что они значительно агрессивней и злей крупных хищников), потому что публика разочарованно заявляет: «Ну что это за хищники! Вдвое меньше тигра».
Словом, я решил на свой страх и риск проверить, как обстоит дело с приручением волков.
Во время прогулок моего Чингиса интересует каждая валяющаяся на земле бесхозная бумага, каждая пустая коробка из-под папирос. По полкилометра он готов таскать их за собой в пасти, и мне приходится зорко следить за тем, чтобы он все это богатство не затаскивал ко мне в дом. Лучше уж пусть несет в зубах мою шляпу, что он делает, кстати, весьма охотно. Правда, от пребывания в волчьей пасти шляпа лучше не делается…
Когда Чингис впервые повстречал на улице чужую собаку, крупную черную овчарку, он радостно направился к ней навстречу. Но собака зарычала, и Чингис хотел было броситься наутек, да поводок не пустил. В другой раз во время нашей ночной прогулки Чингис познакомился через забор с терьером. Тот радостно подбежал, а Чингис просунул нос меж прутьев железной ограды, скреб по ней лапами, вилял хвостом, а когда я захотел уйти, все снова и снова тянул меня за поводок назад к новому знакомцу. Ни о какой вражде с обеих сторон и речи не было. У меня создалось такое впечатление, что собаки принимают волка за самую обыкновенную собаку.
В другой раз с угольного склада выбегает его страж — большой доберман-пинчер; взаимное тщательное обнюхивание; когда носы при этом приходят в слишком близкое соприкосновение, Чингис скалит зубы, избегая, по-видимому, излишне тесного общения. Потом он поддает кобелю носом «под дых», и тот испуганно отскакивает назад. На этом взаимное любопытство удовлетворено.
Иной раз и маленькие собачонки, виляя хвостом и ничего не подозревая, подбегают к волку. В то время как для них это как раз отнюдь не безопасно. Во время одной нашей ночной прогулки Чингис схватил подбежавшую к нему таксу за шею и стал трясти, как фокстерьер пойманную крысу. Мне еле удалось отбить несчастную собачонку, колотя в темноте по волку чем попало; однако мне стало известно, что собачка после этого нападения вскоре испустила дух…
Но я думаю, что волки и по отношению к волкам, не принадлежащим к собственной стае, ведут себя немногим лучше. Так, моя следующая волчица — Катя — без зазрения совести сразу же покусала волчонка-подростка, который с самыми невинными намерениями поскакал к ней навстречу поиграть. Первый раз она ухватила его зубами за морду, а когда он по неосторожности еще раз приблизился к ней, она чуть не оторвала ему палец на ноге, который потом даже пришлось ампутировать. Поэтому взаимоотношения между дикими волками и домашними собаками, по-видимому, аналогичны.
Так, полярный исследователь Леден, кочевавший три года вместе с эскимосами, услышал однажды ночью вой волков, на который ездовые собаки тут же отозвались ответным воем. Исследователь с помощью двух находящихся с ним вместе эскимосов прорезал несколько глазков в стенке своей снежной хижины (иглу) и увидел большую стаю волков, бегущую по льду замерзшего моря. Примерно в ста метрах от иглу они остановились и стали ждать.
«Только один белый волк нерешительно начал приближаться к нашему лагерю, — записал в своем дневнике Леден. — Несколько раз по дороге он останавливался и садился. Однако затем, набравшись храбрости, подбежал вплотную к лагерю и затесался в свору наших собак. Кобели принялись его с любопытством и вполне приветливо обнюхивать. Я уже не мог отличить, кто тут волк, поэтому не решался выстрелить, боясь убить ездовую собаку. Только когда эскимосы, у которых глаз наметан, точно указали мне на волка, грянул выстрел. Волк упал».
Однажды во время очередной ежедневной прогулки с Чингисом случился неприятный инцидент. Вернее, не «ежедневной», а «еженощной» прогулки. Дело в том, что я стараюсь каждый день выводить волка на улицу, хотя бы на один час, но домой прихожу поздно вечером, как правило, тогда, когда уже стемнело. Вот нам и приходится разгуливать с ним по улице почти в полуночные часы. Представляете себе картину? Долговязый тип в старомодном дождевике почти до пят (ведь хорошего пальто не наденешь, возясь с волком!) и рядом сверкающий глазами волчище — прямо сюжет для фильма ужасов! Так вот это самое страшилище — серый волк — подбегает в приступе игривости к проходящей мимо пожилой тетке с хозяйственной сумкой в руках. Внезапно в темноте раздается громкий треск и звон. Пустой бидон с грохотом катится по асфальту.
— Мои яблоки! Мои яблоки! — вопит возмущенный женский голос. — Уберите сейчас же свою собаку!
Чингис сначала ни за что не хочет отпускать сумку, в которую вцепился зубами. Другая прохожая успокаивает:
— Ну что вы так кричите? Вы же видите, что это молоденькая, шаловливая собачка!
Но тетка с сумкой успокаиваться не намерена. Нет, она не желает терпеть такой ущерб из-за какой-то паршивой собаки: эмаль на бидоне отбилась в нескольких местах и ручка у сумки надорвана! Я лезу в карман и поскорей сую ей в руку первую попавшуюся купюру. По внезапно наступившему молчанию я понимаю, что в темноте и суматохе
