Мы вовсе не такие - Бернгард Гржимек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ждем его с нетерпением. Но ничего не привозят. За это время я давно бы мог выбрать себе любого из четырех волчат в Галльском зоопарке, но я ведь хочу дикого, из леса. Я настойчиво шлю напоминания в зооцентр, бью телеграммы. Вместо ответа в один прекрасный день к дому подкатывает повозка и четыре дюжих мужика, кряхтя и отдуваясь, стаскивают с нее огромный и тяжеленный ящик. Большими буквами на нем написано: «Живые хищники! Осторожно!» Вся улица собралась вокруг этой здоровенной «посылочки» — в таком просторном вместилище вполне свободно мог бы разместиться взрослый лев! Но внутри очень тихо. После того как мы пододвинули ящик вплотную к клетке, подняли задвижную дверцу и стали манить спереди куском мяса, а сзади тыкать палкой, оттуда появился, нет, не волчонок, а крупный волчище, ничуть не уступающий по своим размерам волкам Берлинского зоопарка… Вот так номер! Я просто в недоумении. Ведь выступать на ролях дрессировщика диких зверей совершенно не входило в мои планы…
Поначалу он очень пуглив. Шкурку от кровяной колбасы, которую я ему бросаю, он зарывает носом в опилки. Зато выпивает две миски воды — очень пить хочет. Когда я протягиваю ему руку, он пробует ее цапнуть, но очень нерешительно. Получив щелчок по носу, тотчас же отступает.
Мы начинаем подыскивать для него подходящее имя. Волк ведь из Сибири, значит, это должно быть что-нибудь азиатское. Может быть, Чингисхан? Но это означает что-то дикое, необузданное и жестокое. Нет, лучше просто Чингис.
— Чингис! — подзываю я его к себе.
Он опять щелкает зубами — хочет цапнуть, но, получив снова по носу, делается любезней и, во время того как пьет, даже разрешает почесать себе шею. Вечером я слышу из подвала высокий и протяжный волчий вой.
Должен признаться, что все же страшновато, когда Чингис щелкает зубами в мою сторону, стараясь схватить своими мощными, усаженными острыми «шипами» челюстями мою руку. Звук при этом такой, словно защелкивается капкан. Мою жену он на другой же день цапнул за указательный палец, и хотя ранка не столь велика — длиной всего в сантиметр, — однако такая болезненная, что приходится обратиться к врачу. Тем не менее эта бесстрашная женщина уже вскоре снова отважно залезает к нему в клетку (оказывается, она поспорила с продавцом из гастрономического отдела на три бутылки шампанского, что сделает это уже через три дня после появления у нас волка…). Впрочем, наш «злой волк» уже сильно «подобрел». Теперь он все чаще разрешает чесать себя за ушами и обследовать. При этом выясняется, что это не волк, а волчица! Но имени уже менять не будем: как был «волк Чингис», так пусть и останется. Вечером он снова кусает мою жену, на сей раз впивается ей зубами в предплечье.
Я приношу ошейник и цепь, но Чингис ничего и слышать о них не хочет: стоит мне к нему приблизиться, как он начинает как бешеный щелкать зубами, стараясь меня ухватить за руку. Тогда я пошел на хитрость: приоткрываю дверь клетки, перегородив ее цепью на уровне головы волка, и как только он пытается выйти, попадает шеей на цепь, я защелкиваю карабин — и он попался. А уже вне «своего жилища» Чингис делается весьма скромным, теряет всякое «волчье достоинство» и боязливо ползет на брюхе по комнате. Завидя транспортный ящик, в котором его привезли, он мигом запрыгивает в него и затаивается в этом единственно знакомом ему предмете среди всех других чужих, абсолютно никогда не виданных и потому внушающих страх.
Вечером в столовой моя новая «собачка» осчастливливает нас одновременно и лужей и кучей… Зеркало в передней Чингис явно принимает за дыру в стене. Во всяком случае, пугаясь чего-либо, а это случается с ним нередко, он тычется головой в стекло, пытаясь удрать.
Пришли два малыша — соседские дети: нельзя ли посмотреть на волка из «Красной Шапочки»?
— Пожалуйста.
— А что, Красная Шапочка еще у него в животе?
— Нет.
Почтительно разглядывают серого. Недоверчивое сомнение.
— Как же так? Если Красную Шапочку уже вытащили, то волк ведь должен быть уже мертвым?
— Нет, ведь брюхо потом снова зашили.
— Но тогда ведь у него в брюхе должны быть камни! — возмущаются мои оппоненты.
И мне невольно приходится отступить от фабулы замечательной сказки Шарля Перро:
— Этот волк оказался хорошим, и камни срочно вынули обратно.
Полное недоумение: как же так? Разве бывают хорошие волки? Значит, этот волк не злой, а добрый?
Тяжело вздохнув, Джо и Петерхен берутся за руки и топают к себе домой, обдумывая только что услышанную новость. Да, жизнь уготовит им еще немало сюрпризов, думаю я, глядя вслед удаляющимся фигуркам.
Чингису семь месяцев. До того как попасть к нам, он жил только среди себе подобных, никогда не имел случая принюхаться к человеку, не давал никому до себя дотронуться. И хотя пространство, ограниченное четырьмя стенами, не больно-то велико, тем не менее волк мог свободно по нему передвигаться. Теперь же что-то жесткое схватило его за шею и тянет вслед за этим «двуногим». Чингису страшно, он ложится плашмя на брюхо, а эта несносная удавка волочит его вверх по лестнице — ужасному, никогда не виданному сооружению, на котором можно запросто поломать себе ноги!
В саду он делает попытку вырваться и сбежать. Однако цепь рывком опрокидывает его на землю. Он подпрыгивает кверху на целых два метра, но и оттуда цепь срывает его на землю, больно ударив о нее головой, так что из носа капает кровь. Бедный волк! Все-то тебе придется постигать на собственном опыте, ничего-то тебе не объяснишь на словах! Впрочем, и с нами, людьми, происходит обычно ничуть не лучше — пока сам лоб не расшибешь, не научишься…
Итак, надо приучить Чингиса ходить
