Раб своей жажды - Том Холланд

Я посмотрел на Элиота. Он был очень бледен, на лбу у него блестели капельки пота. Он подергал ручку еще одной двери, ручка не поддалась. Очередная дверь, и тот же результат. Элиот прислонился к стене, вытирая лоб. На его лице, обычно столь собранном и сдержанном, отразилось мятущееся неверие. Он поднес руки ко рту.

- Моуберли! - окрикнул он. - Моуберли!

Музыка сразу прекратилась. Я моргнул. Звук голоса Элиота прогнал навеянный опиумом сон, ибо эбеновая дверь стала гораздо ближе. Я подошел и открыл ее.

За дверью находилась комната со стенами розового цвета. Она очень походила на детскую маленькой девочки, ибо в углу весело потрескивал огонь, а возле него стояло нечто, похожее на кукольный домик, и лежала стопка детских книжек. В центре комнаты высилась конторка, заваленная рукописями, а к стенам были пришпилены разные планы и схемы, некоторые из них очень старые. В углу собрались четыре человека с музыкальными инструментами: скрипками и виолончелями. Когда мы вошли, они встрепенулись и дернулись, но не взглянули на нас. Вместо этого головы их склонились на грудь, а глаза, хотя и открытые, уставились в ничто. Выражение их лиц, вдруг пришло мне на ум, очень походило на выражение лица человека, за которым мы гнались через Темзу.

- Кто вы? - раздался отчетливый высокий голос маленькой девочки из-за кучи рукописей на конторке.

Элиот был столь же удивлен, как и я.

Вместе мы приблизились к конторке. Там сидела девочка, исключительно прелестное дитя с длинными белокурыми волосами, стянутыми ленточкой, и тонкими чертами лица, как у фарфоровой куклы. На ней были надеты очаровательное розовое платьице и фартучек, а ножки в белых чулочках покачивались взад и вперед. Она держала перо, подняв его к губам, и ее широкие глаза выдавали почти комическую торжественность. На вид ей было не более восьми лет.

- Вам не следовало заходить сюда, - сообщила она с самообладанием, столь типичным для детей ее возраста.

- Тысячу извинений, - вежливо произнес Элиот. - Мы ищем друга.

Она помедлила.

- Не Лайлу случаем? - наконец спросила она.

- Нет, - ответил Элиот, качая головой. - Мне нужен мой друг, Джордж Моуберли.

- Ах, этот!

- Вы знаете, где он?

- О, его вы найдете внизу, - фыркнуло дитя, морща нос в легком раздражении.

- А вы не могли бы проводить нас к нему?

Девочка решительно мотнула головой.

- Разве вы не видите, что у меня своя работа? - Она аккуратно положила перо на конторку и соскользнула со стула на пол. - Но я позову Стампса. Он вас проводит.

Она подошла к звонку, встала на цыпочки и потянула за шнурок. Затем указала на дверь у конторки, не эбеновую, как та, через которую мы вошли, но окрашенную в розовые и белые тона, как все остальное в комнате.

- Прошу сюда, - пригласила она. - Он будет ждать снаружи.

Она кокетливо поправила волосы и подошла к стулу. Не успела она взобраться на него, как Элиот взял ее на руки и подсадил.

- Большое спасибо, - серьезно поблагодарила она. - А теперь я должна продолжить свои занятия.

- Конечно, - кивнул Элиот. - До свиданья.

- До свиданья, - попрощалась девочка, но даже не взглянула в нашу сторону, уже погрузившись в какую-то книгу на столе.

Элиот слегка улыбнулся и жестом показал мне выходить из комнаты. Закрывая за собой дверь, я вновь услышал звуки струн. Я хотел остановиться и послушать, но Элиот потянул меня за руку:

- Если не ошибаюсь, идет наш проводник.

Я глянул в ту сторону, куда он указывал. Мы стояли на балконе, и лестницы, очень похожие на те, что мы видели раньше, спускались и поднимались вверх и вниз перед нами. Но теперь я был более чем когда-либо уверен, что пал жертвой навеянного опиумом сна, ибо ранее лестницы казались конструкциями из какого-то видения, тогда как сейчас я не заметил в них ничего странного за исключением того, что они несколько не вязались со складом. Это было, конечно, удивительно, но не невозможно. Я подумал, что владелец этого места склонен к гротеску и преувеличениям, и подходивший к нам слуга подтверждал данное предположение. В нем было не более трех футов росту, а лицо его походило на оплывшую свечку. Там, где должен быть нос, красовались лишь две дырочки, а нижняя челюсть так отвисла, что язык вываливался над черными изломанными зубами. На голом черепе шелушились хлопья кожи. Руки и ноги у него были короткие и полные, как у ребенка, и все же, несмотря на униформу пажа, лет ему было немало. При виде него я содрогнулся, но затем разглядел его глаза, глубокие и выразительные, полные затаенной боли, и устыдился.

Он встал перед нами и что-то неразборчиво проворчал. Он явно спрашивал, чего мы хотим.

- Сэр Джордж Моуберли, - сказал Элиот. - Можете ли вы показать, где он?

Карлик вроде нахмурился, хотя трудно было сказать наверняка, столь искажено было его лицо. Он указал на лестницу и жестом попросил нас следовать за ним. Мм повиновались. На полпути я вдруг остановился, заметив, что за нами следит пантера. Я напрягся, но пантера просто зевнула и лениво начала облизывать лапы. В холле, под лестницей, вокруг кресла обвивалось что-то вроде питона, а далее, в комнате, мы спугнули двух оленят.

- Что это такое? - пробормотал я. - Никак мы в зоопарке?

Элиот не ответил, он все время подозрительно оглядывался, словно ожидая какого-то сюрприза. Я тоже, видимо, заразившись от Элиота, вдруг почувствовал страх.

Наконец, карлик остановился у двери.

- Сюда, - выдохнул он.

Похоже, ему было трудно говорить. Он открыл дверь, Элиот поблагодарил его, а я ощутил, что страх перерастает в ужас, затуманивая мои мысли.

Элиот сжал мою руку:

- С вами все в порядке?

На лбу его выступила испарина, глаза слегка выкатились, будто от ужаса, и я подумал, что сам я выгляжу так же. Странно, но меня как-то успокоило, что он чувствует то же, что и я.

- Итак, Элиот, - произнес я, - встретим лицом к лицу самое худшее.

Я ожидал, что там, за дверью, нас ждет еще одна галлюцинация вроде уже испытанных нами. Вместо этого нас окутала тяжелая, красно-бархатная темнота. Несколько секунд мне понадобилось, чтобы привыкнуть к ней. Постепенно я понял, что там горят свечи, тонкие язычки огня. За ними проступили смутные силуэты мебели, складки занавесей, богатых и мягких, как сама темнота, так что было трудно отличить одно от другого, и я почувствовал, что меня обволакивает, ловит в силки нечто тяжелое и живое. В воздухе стояли густые запахи ладана, опиума и экзотических цветов. Темнота высасывала меня, и мне страстно хотелось бороться с ней. Только впереди, там, где полукруг свечей смыкался со стеной, темнота расступалась и занавеси были раздвинуты. На стене висела освещенная картина, резко бледнея на красном фоне. Портрет женщины. Лицо ее было похоже на лик одной из статуй, что мы видели в альковах наверху. На этой же картине, однако, женщина была одета по последней моде. Красота ее была настолько отталкивающей, что мне пришлось опустить глаза. И, опустив их, я заметил, что на полу, в позе жертвы, распростерлось чье-то тело. Похоже, это был раджа. Одежда его насквозь промокла, на ноге - рана, лицо вымазано кровью.