Новая сестра - Мария Владимировна Воронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Помочь сойти? – спросил Гуревич и протянул руки к Павловой.
Она покачала головой:
– Спасибо, но у вас тут ничего такого не вижу, с чего бы я могла обратно сесть. Все же я уже не так молода, как в Гражданскую, с земли не запрыгну.
– Я подставлю вам спину, как верный оруженосец.
Павлова засмеялась, снова сделавшись совершенно не похожей на себя:
– Отставить Средневековье! Слушайте, не знаю, как вы, а я так рада, что поехала с вами. Когда еще будет оказия верхом покататься…
– Да, уходят лошади из человеческой жизни, – вздохнул подъехавший Стенбок, – и навсегда уносят с собою что-то теплое и хорошее.
– Например, навоз, – сказал Костя.
– Фу, Константин Георгиевич! – Павлова нежно провела рукой по гриве своей спокойной лошадки. – Но правда, сейчас только и трубят о механизации армии, о техническом оснащении… Наверное, правильно с точки зрения стратегии, но конь – это ведь душа боя…
– Точнее не скажешь, Мария Степановна. – Стенбок приосанился в седле.
– Ну да, большая разница, лошадь вам копытом голову снесет или артиллерийский снаряд, – буркнул Гуревич, – принципиальный вопрос.
Тут двое красноармейцев с санитарными сумками через плечо принесли носилки с таким исполинским бойцом, что брезент под ним угрожающе потрескивал.
– Осколочное ранение коленного сустава с размозжением кости и сосудистого пучка, – рапортовали они, опустив носилки на снег и отдышавшись.
– Принято, – сказал Костя, – итак, доктор Гуревич, прошу вас…
Он указал на бойца, который, услышав свой страшный диагноз, сделал вид, что потерял сознание.
Гуревич недоумевающе взглянул на Костю.
– Прошу вас, – повторил тот, – какова ваша тактика.
– Надо ревизию делать, – пожал плечами Гуревич, – а в полевых условиях так ампутация.
– Совершенно верно. Итак, ваше решение.
– На стол, – вздохнул Гуревич, наклонился к парню и похлопал по плечу, – давай-ка, дорогой, в палатку, сейчас тебе глазной врач будет делать ампутацию бедра. Что, боец, жизнь к такому повороту не готовила?
Солдат рассмеялся и сел.
– Нет-нет, – быстро сказал Стенбок, – лежите. Вы не можете идти сами. Где санитары?
– Ушли. Ладно, Лазарь Аронович, раз-два взяли!
– Ага, сейчас же, – фыркнул Гуревич, – я не буду такую тяжесть поднимать.
– Что же делать? – растерялся Костя. – Сестры тем более не должны, а Александру Николаевичу категорически противопоказано.
– Пока вы спорите, кто его потащит, он уже кровью истек, – заметила Элеонора, – простите, молодой человек, но вы мертвы.
Боец засмеялся:
– Так, где тут у вас братская могила? Сам дойду или понесете?
– Посиди пока на перевязочном пункте, скоро кашу привезут, – сказала Павлова, – вот видите, товарищ Гуревич, к чему привело ваше чистоплюйство.
– Действительно, Лазарь Аронович, себя поберегли, а человек погиб, – вздохнул Костя.
– Константин Георгиевич, а вы не хотите ваш любимый эскулаповский набор, который вы от всех прячете, бросить в таз с серной кислотой? – огрызнулся Гуревич.
– Нет, а при чем тут…
– Очень при чем! Вы не хотите портить свой любимый инструмент, и я тоже не хочу. Только у вас это зажимы, а у меня мои собственные руки. Варежки, кстати, тоже не сниму, даже не просите.
– Ладно, Лазарь Аронович, – улыбнулась Павлова со своей лошадки, и Элеоноре вдруг показалось, что ей очень вкусно произносить имя Гуревича, – не сердитесь.
– Я не сержусь, просто я заложник мастерства, – фыркнул он, – моя бы воля, так я бы занимался общей хирургией, таскал гири и не просыхал вообще ни на секунду, но судьба распорядилась иначе. Наградила меня, прости господи, талантом, который, как известно, зарывать в землю грех.
– А когда начнется война, тоже будете отговариваться мастерством? – холодно спросил Стенбок.
– Когда начнется, то не буду. – Гуревич тяжело вздохнул. – Я могу возвращать людям зрение, но если человечеству больше надо, чтобы я отрезал руки и ноги, потому что оно остервенело рубит друг дружку в капусту, само не зная для чего, то кто я такой, чтобы с этим спорить?
– Поверю на слово. – Стенбок привстал в стременах и окинул полянку зорким взглядом. – Что ж, вижу, работа идет в штатном режиме, оказание медпомощи проводится в полном объеме. Так и доложу в штаб. Честь имею.
Рука вздернулась к голове и сразу опустилась. Похоже, проведя день в седле, Стенбок забыл, что он красный командир, а не русский офицер.
Развернув коня, он поскакал быстрым, но сдержанным галопом.
– Как держится… – вздохнула Элеонора, а Гуревич с Костей скептически покачали головами.
– Я тоже в штаб, – сказала Павлова, – узнаю, как там каша. Пора бы ей уже быть здесь.
– Не беспокойтесь, товарищ Павлова, – сказала Элеонора.
– Как же не беспокоиться? Вам надо поесть горяченького, чтоб не замерзнуть, и для поваров это такие же учения, как для остальных. Пусть тренируются вовремя доставлять полевую кухню.
– Будьте осторожны и возвращайтесь к нам, Мария Степановна, целой и невредимой, – улыбнулся Гуревич.
Она засмеялась, пришпорила свою лошадку и полетела птицей по снегу, пронзительно крича, то ли понукая лошадь, то ли просто от радости, и Элеонора почти физически почувствовала эту ее радость, полет, ветер, бросающий в лицо ледяные искорки снежинок, мороз и вечность, длящуюся миг.
– Скучает по боям, – сказал Гуревич ласково.
– Да… А вы, Лазарь Аронович?
– А я нет. А вы, Константин Георгиевич?
– И я нет.
– Элеонора Сергеевна?
– Нет, – она вдруг почувствовала, что замерзла, поежилась и повторила: – Нет-нет.
– Однако на наш век еще придется. – Костя обнял ее за плечи и притянул к себе. Это был не совсем уместный жест, но никто не обратил внимания. Молодые сестры были заняты на перевязочном пункте, а взрослые грелись у печки в палатке.
– Еще придется повоевать, – повторил Костя.
Гуревич поморщился:
– Не нагнетайте. Я так надеюсь, что после мировой бойни у людей что-то начинает проясняться в головах.
– Знаете ли, Лазарь Аронович, если бы человечество извлекало уроки из своего опыта, оно давно бы уже погибло от собственного совершенства.
– Ну да, давайте лучше от гангрены и от вшей помирать, куда как приятнее, – ухмыльнулся Гуревич. – Знаете, что я думаю? Надо развивать не военно-полевую хирургию, а военно-полевую психиатрию. Составить боевые отряды из самых прожженных психиатров, чтобы патрулировали по всему миру в коридорах власти, и как где чуть запахнет порохом, сразу заходили и вязали. Войнушку захотели? Отлично, а посидите-ка пока в смирительных рубашечках, охолоните маленько, авось миром и договоритесь.
Элеонора хотела сказать, что до этого человечество дойдет лет через тысячу, а вернее никогда, но тут из палатки раздались громкие голоса, почти крики, и она поспешила выяснить, в чем дело.
Зачинщицей скандала оказалась,
