Русская поэзия Китая: Антология - Николай Алл

…ты у меня в груди.

Я скажу, я от тебя не скрою,Милый друг, «ты у меня в груди»…Ты умчишься синею пороюПо стальному четкому пути.

И навстречу радостному взоруПоплывут иные облака,Ты страну увидишь, где опоруОтыскал седеющий Байкал…

Ты в стране той… Побреду бесцельно,Загрустит впервые взор о ней,О холодной и многометельнойИ такой далекой стороне.

КУКОЛЬНАЯ МАРКИЗА

Н. Резниковой

По углам и по карнизамНочь давно листает сонник,       И давно в покоях этих воцарилась тишина.Темнокудрая маркизаОперлась о подоконник       И глядит на зимний тополь из замерзшего окна.Грустно кукольной маркизеВ этом мире сонно-синем,       Холодок бежит на пальцы от оконной бирюзы.Кто-то Строгий месяц снизилИ на тополь бросил иней,       И вложил в глаза маркизы две жемчужины-слезы.Зябнет тополь сиротливый,Стынут маленькие руки —       Веток голых жаль маркизе, жалко крошке и себя;Где-то там цветут оливы…«Столько лет прошло в разлуке!»       (Разве можно в этом мире жить, далеких не любя?!)И, смахнув слезинку пальцем,Отправляется маркиза       Под мохнатым одеялом слушать чьи-то голоса.«Мы бродяги, мы скитальцы,Мы — смеющиеся бризы,       Холщевые раздуваем над морями паруса…Ты же — пленница, маркиза.Ты — фарфоровая крошка       В этом мире, в этом доме, где ночами — тишина,Где в углах и по карнизамТемно-синий сумрак брошен,       Где печалит сердце тополь сиротливый у окна…»И несут с собою этиПесни горькую отраду,       И встают перед глазами, устремленными к окну,В блеске золота и медиКоролевские армады       И ведут их командоры в неизвестную страну.

В ТАВЕРНЕ

Памяти А. Грина

Весь вечер мне рассказывал товарищ(Глотая грог, губами чмокал: пли!),Что в Зурбагане не было пожарищ,И в Лиссе не бывали корабли.

Что над Невою гости-мексиканцыНе пробовали звонких голосов,И некий принц не отдавал на шканцахПриказ к поднятью алых парусов.

Что не стрелял стрелок по инсургентамВ ущельи, где их были тьмы и тьмы,И юноша из Бригге или ГентаНе целовал стыдящейся Фатьмы…

В таверне той, где мы сидели оба(Неважно, что мы не сидели там), —Сушил свою заштопанную робуКакой-то молчаливый капитан.

Сидел в углу. Был уголь в печке красен.Багряный лик глядел в обычный дринк…И вдруг сказал: «И все-таки прекрасенМой старый друг, герр Александр Грин».

ПОЧТАЛЬОН

Черт! Солнце жжет. И ноги так устали.Дай отдохну, зайдя сюда, в бистро…Ну что с того, что вы не прочиталиПолдюжины глупейших чьих-то строк?

Успеете. «Хозяин, кружку пива,А впрочем, нет, бутылочку вина,Того-того, где рожица хедиваНа этикетке красненькой видна».

Приятно, уф!.. С плеча тяжелый ранецСвали у ног. Сиди в прохладе. Пей…Какой смешной, какой забавный танецТанцует на площадке воробей.

«Мон шер ами, а где же воробьиха?» —Вспорхнул прохвост, и след его простыл…Как хорошо. Божественно. Как тихоШевелятся зеленые листы

Каштанов… Эх! Ходи от дома к домуПо целым дням, консьержкам говори:«Бонжур, мадам, письмо мосье Прюдому,Письмо Кайе, Кашену, Эбари…»

Носи мешок… Вот предок — тот рапируНосил всегда на выпуклом бедре,Он от Кале и до ГвадалквивираНавербовал прекраснейших метресс…

А я… Ну что ж… «Хозяин, получай-ка,Пора…» Ого, да я еще не стар!Как улыбнулась пламенно хозяйкаНа мой поклон: «Мадам, о ревуар».

Пусть солнце жжет — ведь это наше солнцеНа картузе пусть знак — Почталион, —Рожденному гасконкой и гасконцемПочет всегда, везде, со всех сторон…

Угаснет день. Испанская баскинаЛегко скользнет на левое плечо,И сладко затоскует мандолина,И сердце так забьется горячо.

Я стану петь про бархатные очи,О предках, что служили королям…И будет млеть в объятьях синей ночиРосою орошенная земля.

ЗЕМНАЯ МУЗА

Ты отошла… Так зимний день отходит,Целуя лед на розовом окне…Ты отошла, но снова на восходеЗастенчиво вернешься ты ко мне.Вернешься ты… вдвоем бродить пойдем мыПо тропам тем, где не бродили мы,Где в синий лед серебряной зимыЗакованы большие водоемы.

Не знаю я, но ведь и ты не знаешь,Кого собой я буду чаровать,Когда, вскрылив, как горлица лесная,Ты станешь мне, летая, ворковать:«Лежит печаль над этим снежным миром,Но мне она неведома — поэтВ себе зажег неугасимый свет,Едва коснулся струн холодной лиры».

СУХУМ-КАЛЕ

Под амбразурой башни генуэзской,Где кипарисы вместо часовых,Услышишь стон проснувшейся совыИ моря всплеск внушительный и резкий.Густым плющом и виноградом дикимГора покрылась, буйно обросла…У древних стен гнездится мушмула,Вся в щупальцах колючей ежевики.А дальше, где большой полуподковойК дуге залива, что из серебра,Припал и дремлет золотистый град, —Ты видишь лик Шехерезады новой,И меркнет все — Гренада, Рим, Каносса…Забыто все… Цветут ее сады,И к нам стремится синетканый дымИсчезнувшего в море миноносца.

СЕНТЯБРЬ

Как крылья стрекозы — осенний воздух сух.Калитка в сад. Скамейка. Стол. Поляна.И дремлет старый вяз, протягивая сукНад тонкими стеблями гаоляна.

День не ушел еще. Не прожит. Он со мной,Прозрачностью осенних крыл овеян.И, сидя здесь, с тобой, — я вижу мир иной,Минуя тот, что умирает, рдея.

Посмею ль этот мир на тот я променять,С самим собой чудесно примиренный,Когда из серых глаз струится на меняСияющая одухотворенность?..

Да, крылья осени, как крылья стрекозы.Да, этот день не пережит, не прожит.В душе и воздухе лазурнейшая зыбь,И образ твой все ближе, все дороже.

ОПУСТОШЕНИЕ

Сосуд Любви чистейшей, словно граньАлмаза, отшлифованного в Берне,Ты брошен здесь, где виснут смех и брань,В прокуренной, заплеванной таверне.

Ты брошен здесь, и пачкают тебяРасчетливые руки проститутки,И на тебя с усмешкою глядятЕе глаза — две блеклых незабудки.

Рассвет еще не заглянул в окно.Табачный дым глотаешь. АлкоголемТы гонишь наркотический ознобИ плаваешь под парусом безволья.

Ты ничего не сделаешь, не дашь,И никому не нужен ты задаром…И бегает тихонько карандаш,Сопровождаем треньканьем гитары.

«Прежде бродил я в горах высоких…»

Прежде бродил я в горах высоких,Видел долины душистых трав;В темные лапы тысячеокойНочи кидал языки костра.И на его остывавшем пеплеВдруг просыпался и слушал я,Как пробирались седые веприЧерез кустарники у ручья.Ныне забыл о лесной отраде,Над головою обычный кров,И заношу на листы тетрадиЭти лоскутья бессвязных строф.Так же пылает в небе солнце,Льет фиолетовый свет лунаНа туарегов, на японцев,На неизвестные племена;Так же сверкает в КурдистанеСнежноголовый Арарат,Рвется к Метеху неустанноЗлобно бесящаяся Кура.Ночь пролетает, и утро брезжит,И голубеют небеса,Но почему-то все реже, режеЯ улыбаюсь — не знаю сам.Люди, и горы, и реки — те же,Тот же кустарник у ручья…Только вот я уже не прежний,Только вот я — уже не я.

«Воспоминанье это или сон?..»