Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Прибывшие с утра посетители ярмарки могли полюбо­ваться невиданными диковинками, — со всех концов све­та, — экзотическими птичками, учеными обезьянками, сло­нами, доставленными из Индии и Индокитая. Деревенские красавицы могли выбрать здесь себе блестящие бусы, получ­ше еще, чем у цыган, дешевенькие кружева, рулоны краси­вого, добротного полотна для постельного белья для моло­доженов. А сколько разных подарков ожидало народ! Никог­да еще ничего подобного не видели в России!

На рассвете этого памятного ужасного дня на Ходынское поле стал стекаться народ, — там, по некоторым данным, собралось около пятисот тысяч горожан и жителей близле­жащих деревень, привлеченных обещаниями невиданного «дождя подарков». Задолго до того, как раздался колоколь­ный звон, возвещавший об окончании процедуры короно­вания в Кремле Николая и Александры, многие из зевак на поле уже начали напиваться.

Ходынка, — так называлось поле, — обычно служила учебным плацем для маневров войск московского гарнизо­на. Все поле вдоль и поперек было изрыто траншеями и не­глубокими рвами. Оно и было выбрано городской управой для проведения гулянья, так как городскому голове не уда­лось подыскать место больших размеров, довольно близко расположенное от города, которое могло бы вместить сот­ни тысяч людей.

Бродячие актеры на подмостках балаганов творили чуде­са. Говорят, что они заставляли говорить человеческим го­лосом обезьянок, что собаки плясали «казачка* и что все присутствовавшие там люди, не испытывая особого голода или жажды, больше всего хотели собственными глазами уви­дать даровые угощения, попробовать их, посмаковать да еще выпить великолепного вина, о котором многие знали лишь понаслышке...

В какой-то момент разнесся слух, что пива завезли мало, что хватит только тем, кто стоит впереди, а задним рассчи­тывать нечего. И тогда задние стали напирать на передних...

Так началась эта страшная драма, ставшая началом, как утверждают, борьбы против империи!

Сейчас трудно об этом судить. Но ради сохранения бес­пристрастности, следует подчеркнуть, что государь, госуда­рыня, члены их семьи, руководствовались в своих действи­ях только собственной щедростью, благотворительностью, искренней любовью к своему народу!

Можно, конечно, возразить, сказать, что будь Сергей Александрович человеком более проникновенного ума, он мог бы предположить, что при таком сборище народа, — целом людском море, — могли возникнуть неприятности. Но стоит ли упрекать тех, что думает о других, в излишнем оптимистическом настрое, в том, что касается их действий, их поведения?

Несправедливость, проявляемая некоторыми мемуарис­тами конца эпохи царизма и нечестными биографами, же­лающими во что бы то ни стало непременно очернить цар­ствование Николая II, заставляет нас все поставить на свои места.

В то время, когда семь тысяч гостей, собравшихся в Кремлевском дворце, провозглашали здравицы в честь им­ператорской коронованной четы, разве не сама обезумев­шая толпа — а толпа всегда остается толпой, только в Рос­сии она куда более ребячливая, чем где бы то ни было, — разве не она сама превратила эту благотворительную ярмар­ку, устроенную без всякой задней мысли ради нее самой, в ужасную братскую могилу? Жертвами Ходынки стали как минимум тысяча триста восемьдесят девять убитых и тыся­ча триста раненых.Что же там на самом деле произошло?

Когда разнесся слух, что пива, выпивки всем не хватит, люди стали пробиваться вперед. Задние давили на перед­них и, чтобы добраться до цели первыми, подминали под себя всех — молодых и старых, женщин и детей, мещан и бродяг, — людей топтали, давили, калечили; проложенные через рвы и траншеи мостки не выдержали веса толпы и надломились, люди падали вниз, на землю, друг на друж­ку, верхние давили под собой нижних, горы трупов росли, и все это из-за безумного желания выпить кружку пива или стакан вина, съесть кусок пирога или жареной птицы, и из- за этого многие, словно в ослеплении, жертвовали своей жизнью.

Единственный эскадрон казаков, оказавшийся на месте, пытался навести порядок, но его тоже вскоре отбросили в сторону, опрокинули. Среди казаков тоже оказалось много раненых в этой катастрофе. Люди спотыкались и падали в траншеи > Женщин и детей топтали и давили ногами. Они ис­тошно вопили, задыхаясь от набивавшейся в рот и ноздри земли и пыли.

На помощь казакам прибыла полиция. Но уже было по­здно, сотни москвичей уже погибли в давке. Все больницы были заполнены ранеными. Город с содроганием узнавал об истинных масштабах постигшей его катастрофы.

В самом разгаре банкета о ней сообщили царю.

Николай смертельно побледнел, как и те многочислен­ные мертвецы на злосчастном поле, которых теперь стаски­вали к шатру, раскинутому на поле в его честь. Он передви­гался словно в полузабытьи, как лунатик, и этого не могли не заметить его приближенные. Царица, сильно напуганная масштабами катастрофы, потребовала, чтобы ее немедлен­но отвезли в самую большую городскую больницу. Вдовству­ющая императрица тоже захотела принять участие в уходе за несчастными жертвами.

Счастливое оживление, царившее в залах Кремлевского дворца, ярко освещенных праздничной иллюминацией, сменилось зловещей, давящей тишиной.

Реакция на это царя указывает на одну из сокровенных черт его характера, и если к ней приглядеться, то можно бу­дет лучше понять другую, более, на наш взгляд, странную, которую он проявит позже, во времена революции. Он вдруг заговорил о своем желании уйти в монастырь, чтобы там молиться по своим усопшим подданным, чтобы его больше не трогали, оставили одного!

Александра по своей молодости наделенная большей энергией, чем муж, сумела преодолеть свое отчаяние и фа­тальность Судьбы, свалившейся на них обоих. Она подава­ла всем пример присутствия духа. Она пожелала немедлен- но присоединиться к страдальцам, к тем, кому удалось из­бежать гибельной давки.

Но тут возникла еще одна серьезная проблема. Вечером в этот трагический день посол Франции маркиз Монтебел­ло устраивал бал для дипломатического корпуса, который, по его словам, станет символом того громадного прогресса, который был достигнут во всех областях франко-русского союза, задуманного Александром III. Его сын Николай II теперь настаивал, чтобы этот дружеский союз был разрабо­тан до конца.

Николай в виде таких прискорбных событий отказался пойти на бал, на этот прием, организованный в его честь. Для Французского правительства этот бал был куда более важ­ным мероприятием, чем просто дипломатический бал. Для украшения бала Республики из Версаля в Москву прислали бесценные гобелены и серебряную посуду, в которой пода­вали яства на столах Людовика XIV и J1 юдовика XV. Прованс тоже продемонстрировал свою симпатию к монарху, при­слав сто тысяч дорогостоящих роз для украшения столов и интерьеров дворца.