По ту сторону зеркала - Татьяна Осипцова

Я видела, как папа обнимает, целует Алину, и думала, что он забыл маму и теперь любит ее. Разве может девятилетняя девчонка понять, что мужчина не может всю жизнь пробыть один, оплакивая погибшую жену?

— Но бабушка прожила всю жизнь с памятью о муже… — перебила Надя.

— Много ты знаешь… тебя и на свете не было, — скептически бросила Вера.

— Знаю! Бабушка хранила верность!

— Ну, может быть, — примирительно проговорила Вера. — Но, во-первых, она женщина, а во-вторых — время было другое. Отец, вероятно, устал от одиночества, ему хотелось, чтобы рядом был кто-то, кроме несмышленой девчонки, а может, он влюбился в Алину… Я это только здесь поняла.

Делать-то нечего, вот и лежу, думаю о жизни, которую так бездарно прожила…

Наде хотелось успокоить: нет, еще не прожила! Впереди еще много лет! Но она не решилась.

— Папа, должно быть, устал со мной один, вот и переложил всю ответственность за на Алину. И она, никогда не имевшая детей, так рьяно за взялась за меня!.. Только я, похоже, не подходила под ее представление о хорошо воспитанной девочке. Оказывается, я все делала не так: не так чистила зубы и умывалась, не так сидела за столом, приходила со двора чумазая, вечно водилась с мальчишками, вместо того, чтобы чинно гулять за руку с подружками. Меня к технике тянуло, а она водила меня в кружок мягкой игрушки… Папа хотел, чтобы я играла на пианино, но она отговорила его, мол, поздно начинать. Я потом подслушала, как она рассказывала своей подруге, что, слава богу, избавилась от пытки слушать бесконечные гаммы и этюды.

— Это действительно сомнительное удовольствие, одна из причин, почему я хочу сменить профессию, — вставила Надежда.

— Короче, меня все достало, и я начала вредить Алине. Глупо, по-детски, как могла… Сейчас вспоминать об этом смешно, но тогда мне казалось, что я борюсь за свои права, за любовь отца. А он ничего не понял. Ругал меня, говорил, что я должна во всем слушаться Алину, уважать ее, что она заменила мне мать… А разве маму можно заменить? Я считала, что нельзя. И продолжала устраивать всякие каверзы Алине. Через несколько лет надоело, но отношения с ней остались прежние: боевое перемирие…

Тут как раз началась перестройка. Все говорили, кричали, писали, что раньше жизнь была неправильная, а вот теперь все будет хорошо… Учителя истории не знали, что на уроках говорить: в учебниках — одно, а в газетах и журналах — прямо противоположное. У отца на работе что-то нехорошее началось, он нервничал, дома с Алинкой делился, говорил, что разрушать такую сильную систему глупо, и загнать народ обратно в рамки будет невозможно…

Я не очень понимала, чем он на службе занимается, но кажется, как раз в то время стали разрешать ученым уезжать за рубеж, начался так называемый отток мозгов. Отец возмущался, твердил, что таким образом страна растеряет весь свой научный потенциал, и так в хвосте плелись, а теперь еще ученых, занимающихся секретными разработками, к противнику отпускаем.

Я конечно, ни черта не понимала в этом, но ведь перестройка, гласность! Все старое надо разрушить до основания! Юношеский максимализм в заднице играл… Я стала стыдиться, что у меня отец в Конторе работает, и однажды выдала ему, что он такой же палач, как и другие гебешники, готов любого в застенок посадить и так далее… Стыдно вспомнить. Сейчас-то понимаю, что он просто выполнял свою работу. Он ведь был офицером, присягу давал… После того скандала у отца случился инфаркт. Но даже это меня не остановило. Школу я окончила кое-как, о поступлении в университет на гуманитарный факультет не могло быть и речи, а учиться хотела только там. Вот и осталась на отцовской шее, нервы ему с Алиной трепать. Когда терпение кончилось, они отселили меня в Алинину однокомнатную квартиру.

Деньги отец мне принципиально давать перестал, мол, становись взрослой и живи, как знаешь… А я обиделась: если я взрослая, что ж ты чуть не через день мотаешься ко мне, контролируешь? Так ему и сказала. Он, конечно, обиделся, ездить перестал, и я к нему не ездила больше. Не хотела видеть эту заразу, которая у меня отца отняла.

— Ты и сейчас так думаешь? — осторожно спросила Надя.

— Сейчас жалею, — коротко ответила Вера.

— Алина Сергеевна сказала, что перед смертью отца по его просьбе съездила на ту квартиру и узнала, что ты ее давно продала…

Вера молчала, и Надя продолжила свой рассказ. Когда сказала, как встретилась со Станиславом, лицо сестры озарилось улыбкой.

— Стасик, моя первая любовь… Из-за меня он весь переломанный после аварии. Он тебе рассказывал? Как он теперь? Где? Женился?

— Не знаю. Говорил, что давно не живет в том дворе. Где работает, я не спросила. У него шрамы на лице, и он прихрамывает.

— Бедняга… Он славный. Чокнутый на своих автомобилях, но очень хороший парень. Ну что поделать, если я его разлюбила… Просто время было такое, хотелось всего и сразу — а что он, студент, мог мне дать? Пропадал вечно в своем гараже, а мне в какой-то момент стала неинтересна эта возня. Появились новые знакомые, некоторые состоятельные, деньгами помогали. Я ведь все никак нормальную работу найти не могла… Вначале на подготовительные курсы ходила, думала учебу продолжить, тоже денег стоит… Потом моделью решила заделаться, тогда это считалось престижным. Но Стасика я не бросала, пока в больнице не познакомилась с одним типом…

— С Антоном Усачевым?

— Тебе Стасик сказал? Неужели он запомнил?

— И не забывал никогда. Станислав сказал мне, что Усачев нынче депутат городской Думы.

— Я в курсе. Добился все-таки своего. А тогда бандит был, правда, не из последних в городе. И именно это меня в нем прельстило. Да-да! Ведь тогда какое время было! Круче бандюгана для девчонки парня нет! Особенно для такой безбашенной, как я. Казалось, романтика: оружие, стрелки, разборки… «Бандитский Петербург» помнишь? Вот так примерно и жили: рестораны и курорты, а потом узнаешь, что этот на нарах парится, другой только что откинулся, то бишь из тюрьмы вышел, того взорвали, этот на стрелке погиб… Наверно, осуждаешь, что с таким жила?..

— Не знаю, — пробормотала Надя.

— А что мне делать было? Я только тогда поняла, какую глупость сотворила, продав квартиру. Один мерзкий тип уговорил, зато приобрела крутую тачку и покаталась на ней аж несколько деньков! А в результате — ни квартиры, ни тачки, и Стасик инвалид…

— Он тебя не винит, — поспешила вставить Надя.

— Святая душа… Но я-то знала, что виновата. К тому же, считай, без жилья осталось… В том бараке даже канализации не было. Туалет во дворе. Не могла я там жить. А Антоха мне квартиру хорошую снял, все материальные проблемы разом отпали. Он своими бандитскими делами занимался, а я занималась, чем хотела. Даже мечтала о карьере модели. Но я тебя перебила, что дальше?