Ожерелье императрицы - Владимир Кузьмин

– Увы мне! – комично вздохнул месье комиссар.

Комиссар самолично придвинул для нас стулья, не забыв тщательно осмотреть сиденья. И свое кресло, с которого минутой назад поднялся, тоже осмотрел. Видимо, сложное дело, которое сейчас вел комиссариат, не давало покоя Антуану по прозвищу Зубочистка, и всем следовало держаться настороже.

– Ну-с, рассказывайте, с чем пришли. Что отведать фруктов, не врите. Вот когда вы их отведаете, то сами станете напрашиваться. А пока у вас должна быть другая причина.

– Месье Людовик, сегодня должен вернуться в Ниццу помощник часовщика Севинье…

– Так оно и есть.

– Мы полагаем, что на него может быть совершено нападение еще до приезда в город. Правда, мы уверены, что вы это тоже знаете и уже приняли меры.

Лицо комиссара Лагранжа отразило такую досаду и недоумение своей недогадливостью, что я чуть было не поверила.

– Спасибо, что вы обо мне так хорошо думаете, – насладившись выражением наших лиц, сказал комиссар со смехом.

– Так вот, – продолжила я, – еще нам кажется, что толку от этой засады не будет. Что Умнику уже стало известно все, что ему было нужно. Или он сам сумел догадаться.

– А вот это прошу разъяснить. – Комиссар стал предельно серьезен.

– Мы знаем, что он послал одного своего человека в Лондон, – сказал Петя.

– Похитить сейф и доставить его сюда?

– Мы тоже так решили, – ответила я. – И даже не зная в точности, как его вскрыть, он может его просто распилить, хоть это и трудно. Поэтому засада с месье Валентином может и не дать нужных результатов. Нападения на него может и не случиться.

– Но может и случиться?

– Да.

– То есть людей мне при нем держать придется. А теперь извольте выложить как на духу все, что вы затеяли. Но прежде я отправлю депешу в Лондон по поводу возможной попытки похитить сейф.

– Мы уже отправили.

– Ну вот, мне опять нечего делать. Шучу. Выкладывайте, что знаете и что задумали.

– Да ничего мы не задумали, – сказала я. Настолько серьезно сказала, что любой и всякий обязан был бы поверить.

День, начавшись с беседы с комиссаром Лагранжем, многочисленными беседами и продолжился.

Мы встретились и поговорили с Михаилом и Владимиром, трижды встречались с Дюпоном, дважды он приводил на встречу своих юных помощников, в третий раз явился с типом возрастом много старше. После нам пришлось беседовать с доном Мигелем и еще со множеством других людей.

46

– Ох, как же меня трясет со страху! – пожаловался Дюпон. – Никак не думал, что стану этак труса праздновать.

– Труса празднуют совершенно иначе, – сказал ему Петя. – Вот если бы вы запросились домой или, того хуже, не пришли сюда…

– Ну еще чего! – возмутился Дюпон. – Вот мадемуазель Даша спокойна и уверенна, а меня всего колотит, только и всего. Уж домой я проситься не стану, будьте уверены.

– Мы тоже очень боимся, – призналась я. – И вчера было страшно.

– Да? А, ну так вы не знали, с кем дело имеете. А знали бы, так не стали бояться этих дурачков Медузу, Гвоздя и Жака-простака. Медузу еще порой Соплей кличут.

– А с чего у него такие противные прозвища?

– Ну так и то и то склизкое и мерзкое. Я, когда они сдуру ко мне с ножом к горлу пристали, вези их и вези, совсем не испугался. Мог пару раз запросто деру дать и не везти их к вам, но больно мне интересно было посмотреть, как вы с ними разделаетесь. Патроны, пока меня Сопля обыскивал, я у него спер, так что вообще стало не страшно. Кстати сказать, их исчезновение наделало шуму! И то сказать, еще трое блатных пропали неведомо куда.

– Главное, что на вас никто не подумал!

– Так они сами постарались, так им захотелось разжиться тем, что самому Умнику нужно, что они меня со всей секретностью в карету усаживали. Вот никто и не видел, что я с ними якшался.

Он посмотрел вокруг и вздохнул.

– А тут другие люди будут! Этих нужно бояться.

– Вот мы и боимся. Ох, знать бы точно, куда нас повезут!

– Так почти и нет никакой разницы куда, – сказала я, хотя сама в том сомневалась.

– Все равно страшно! – сказал Дюпон. – Давайте я вам чего смешного расскажу, а то заладил, боюсь да боюсь, самому противно становится, а ничего с собой поделать не могу.

Рассказать смешное Дюпон не успел, к перекрестку, у которого мы прогуливались, подъехал экипаж.

– Эти, что ли, Таракан? – спросил седок, не слишком обращая на нас с Петей внимания.

А с чего ему было на нас смотреть, если он три раза по кругу мимо нас проехал и рассмотрел со всех сторон? Заодно я сама его хорошенько рассмотрела и сочла не слишком опасным.

– Эти, эти. – Дюпон покосился на нас, воровское прозвище у него тоже оказалось не слишком красивым, и ему не понравилось, что его так назвали при нас.

– Тогда садитесь. Ты, Дюпон, тоже садись, нечего тебе сегодня без присмотру гулять.

Пришлось воспользоваться приглашением и сесть в коляску, открытую, но с поднятым верхом. Нам с Петей достались места сзади, под тентом – не особо с улицы разглядишь, если специально не высовываться. Хотя, с другой стороны, кто нас станет разглядывать темным вечером на почти пустынных улицах? Да и необходимости для нас в этом нет. Раз уж собрались ехать на встречу с бельгийцем, так нечего изображать, что тебя похищают, и всякие знаки подавать или просто на глаза людям лезть.

Чуть неожиданно для меня коляска покатила далеко не по самым темным закоулкам. И ехать оказалось недолго, и район, куда мы прибыли, тоже был из приличных.

То, что нас не стали возить по городу, петляя и сбивая с толку, не стали надевать на лица маски или завязывать глаза, мне очень не понравилось. Не оттого, что мне хотелось такой жутковатой романтики, а оттого, что это наводило на весьма печальные выводы. Самым простым из них был такой: навряд ли нам представится случай привести сюда кого-то или просто прийти во второй раз.

А вот дом мне понравился. Я его почти таким и представляла: небольшой двухэтажный особняк, отделенный от тротуара и дороги глухим, но невысоким забором и рядом густых деревьев. До него от ворот всего-то десять шагов, а не разглядишь толком. Вот я и увидела разве что тусклый свет в окнах.

Встретивший нас на перекрестке и промолчавший весь путь бандит уверенно отворил металлическую калитку, довел до крыльца и дважды стукнул дверным молотком.

– Кто?

– Я это, Луи. Гостей привез. Заводить, что ли?

– Заводи.

– Всех?

– Чего?

– Дюпона тоже заводить или мне за ним присмотреть?

– А-а-а! Всех велено пригласить.

Это мне тоже не понравилось, ну, что всех зовут. Разговор вроде бы предполагался секретный, лишние уши ни к чему, это вон даже наш бугай-провожатый понял. Но позвали всех и отказываться не приходилось, не тот случай.

Мы прошли несколько шагов по едва освещенному коридору и остановились у одной из дверей. В этот раз постучался Луи и, услышав в ответ разрешение войти, скрылся за дверью, приоткрыв ее ровно настолько, чтобы самому проскользнуть. Увидеть что-то за его спиной не получилось, потому как и в том помещении тоже царил полумрак.

– Темновато здесь! – сказала я.

– Вот и я так подумал, – откликнулся Петя.

Похоже, Дюпон заподозрил за этими вполне уместными фразами что-то более важное, ну и пусть. Главное, что наш провожатый, а в эту минуту он был еще и сторож, не обратил на наши слова внимания. Сказаны они были с одной простой целью – напомнить Пете, как нужно вести себя в полутемном помещении. Он сразу сделал вид, что безучастно смотрит в темноту, но при этом зажмурился, давая глазам свыкнуться с освещением, что было совсем нелишним, мало ли, что нас ждет за этим порогом? Может, и разговора никакого не станут заводить, так что не будет у нас времени к сумраку привыкать.

– Да понял я, понял! – сказал Луи, появляясь из-за двери. – Ты, Слон, покуда у ворот покарауль да присмотри, чтобы ребята не дремали, ходили, как велено, по кругу, не рассиживались. Но сперва коляску отправь, чтоб не маячила на пустой улице. А вы извольте войти, да ведите себя тихо.

Отвечать или спрашивать о чем-то никто из нас не стал. Дверь перед нами распахнули, мы и вошли.

47

Комната была небольшая, но и не самая маленькая. Шагов десять от двери до противоположной стены, чуть меньше по ширине. Два окна слева закрыты портьерами. С противоположной стороны диван, на котором с револьвером в руках сидит еще один бандит. На полу ковер, что не слишком хорошо. И мало того, что в целом она плохо освещена, так еще получается, что больше всего света падает на самую середину комнаты, где для нас – а то для кого же еще? – поставлены три стула.

Хозяин апартаментов устроился за широким письменным столом, лица и не разглядеть, там совсем темно.

– Обыскали? – подал голос Умник, видимо, сочтя, что разглядел нас достаточно.

– Да что у них может быть? – удивился Луи.

– Обшмонай!

– Как скажешь, Умник. То есть это… как прикажете, месье.