Европад - Любовь Зиновьевна Аксенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Успокоившись таким нехитрым способом, Эля все же приуныла. Филипп это заметил:
— Ну, и где мы катим, мой дорогой гид? Коль поехали по городу, рассказывайте!
Элю приятно порадовал «мой дорогой гид», но трудиться и что-то вспоминать не хотелось. Ей и без того стало так хорошо, что дальше некуда. Начала молоть первое, что пришло в голову.
— Мы там, на перекрестке, чуть промахнулись, нас вынесло на улицу 17 Июня. Это в честь рабочих выступлений в Восточном Берлине в июне пятьдесят третьего, их тогда советскими танками задавили, остальных разогнали.
Дальше — площадь Звезды, колонна такая в честь немецких побед. Видите, кольца из трофейных пушек? Зря ее наши не взорвали. Нечего немцам о победах помнить. Это они в пику Наполеону. Тот Вандомскую колонну из расплавленных трофейных пушек отлил. Немцы же просто на обозрение их выставили.
Эля отнюдь не была уверена в том, что все это соответствует информации из энциклопедического словаря. Ну, и не надо, если что не так. Главное, чтобы слушатель был доволен.
— Сейчас мы подъезжаем к воротам. Там вечная стройка и ремонт. Надо объезжать справа, как раз возле «Адлона».
— Этот район я знаю хорошо. Объедем.
— Квадригу с Бранденбургских ворот в свое время Наполеон увез во Францию. Его немцы прозвали за это Французский конокрад. После Ватерлоо назад вернули.
— Откуда вы все знаете?
— Журналисты — народ такой, обо всем понемногу. Ни о чем досконально. Сегодня пишешь о судьбе немцев-переселенцев, завтра берешь интервью у выжившей из ума бабки, которая прошла гестапо и ГУЛАГ и всех родных пережила, а на подходе выставка художников-авангардистов. Поначалу интересно, даже очень, но после сотого материала кажется, что все делом заняты, лишь ты — неизвестно чем.
Вечерние улицы были пустынны, Филипп ехал, не торопясь, стрелка спидометра слегка переваливала за красную черту, разрешенные в городе пятьдесят километров в час, и снова возвращалась на место. Мимо них иногда со свистом проносились молодые лихачи, Филиппа это не трогало. Он знал цену себе и возможностям своей машины.
— Вот справа, только что проехали, российское посольство. Землю еще Николай I у одной из курляндских принцесс в январе 1837 года купил. Перед началом строительства царь приказал привезти на участок сто сорок девять подвод земли из России. Он был первым, кто приобрел в Берлине участок для своего посольства. Его примеру в 1860 году последовала Франция, в 1884-м — Великобритания.
В 1842 году архитектор Кноблаух завершил перестройку находившегося на участке дворца в стиле рококо в здание классического стиля. А через сто лет постройки, как и прилегающие кварталы, были разрушены авиацией союзников во время бомбежек. Восстановление закончили в пятьдесят втором. Теперь это маленький город, в нем имеются даже своя школа и бассейн. С размахом. Огромное здание.
У них перед фасадом бюст Ленина стоял. Так его сначала колпаком закрыли, потом перенесли во двор посольства. Да… Говорят, что на отделку парадной лестницы пустили розовый мрамор, который Гитлер приготовил для памятника в Москве. Десять лет назад во время путча тоже казус был: бульварная газетка «BZ» вышла с черной полосой на фотографии Горбачева и статьей, что его убили. Тут же портрет генсека в траурной рамке появился на здании советского посольства. Часа через три его сняли. Вместе с послом. Кажется, Кутузов была его фамилия. Проиграл, бедняга, свое Бородино.
Эля совершенно иссякла. Молчал и Филипп. Промелькнула Александерплатц, они развернулись и помчались обратно.
Глянули на «Адлон», зайти Филипп не предложил. Эля не решила для себя, следует на это обидеться или нет. «Пожалуй, не стоит. Все-таки мы знакомы только несколько часов», — пискнуло второе «я». Проехали в узкий проход, оставленный ремонтниками под Бранденбургскими воротами.
Еще десяток минут, и остановились на ее углу.
— Вот мой дом. Огромное вам спасибо.
— Не за что. Вы мне доставили большое удовольствие.
Филипп вышел из машины, открыл дверцу, помог выбраться. Похоже, он считал, что на сегодня приключение исчерпано. Эля привыкла к более нахальным манерам местных мужчин. В картине прощания не хватало последнего штриха. Он последовал.
— Вам можно позвонить?
— Конечно.
Эля раскрыла сумочку, достала визитку.
— В редакции меня застать трудно, но по вечерам я, как правило, дома. Спать ложусь не раньше двенадцати. Вы долго рассчитываете быть в Берлине?
— Не знаю. Как дела пойдут. Не меньше недели… Может, совсем останусь.
Понять, шутит Филипп или говорит серьезно, было невозможно.
— Спокойной ночи.
Запах мужчины и дорогого одеколона кружил голову.
Филипп посмотрел, как Эля открыла своим ключом подъезд, и уехал.
Неизвестно, сколько счастливых людей было сегодня в этом городе. Эле впервые за последние полгода казалось, что она в их числе. С этим чувством она и уснула.
А днем позвонил Филипп, пригласил в ресторан. Эля побежала в парикмахерскую. Надо было срочно наводить марафет. Она почему-то решила, что это будет главный вечер ее жизни.
ГЛАВА 32
ВЕСНА В БЕРЛИНЕ
Филипп шел по Кудамму. Правильное наименование улицы Курфюрстендамм. Все называют ее сокращенно. Привычнее и нежнее.
Когда Берлинов было два, восточники имели свою главную улицу