Стой, ты мой (СИ) - "Гринч"

- Разрешите, - между нами протискивается официант с подносом. Заходит к Егору в комнату.

- Трудно спорить, - смотрю ему в спину. Кажется, что у него смокинг топорщится из-за острого-преострого ножа, заткнутого за пояс.

Вряд ли.

Но малость нервничаю.

Глава 23

С высоты ледника я озирала полмира. Я почти Бродский. Горнолыжный курорт - это поэтично, капец как.

Снежное море, холодное солнце, сноуборды и лыжи - мне показали рай.

Катаюсь из рук вон плохо, под костюмом сплошь синяки. Но это мелочи.

Зависаем на трассах все выходные. Завтра понедельник. У нас Аверинский экзамен, но ни его, ни нас в институте походу не дождутся. Как объяснил управляющий:

- Александр, снега еще выше намело. Санаторий новый, ты в курсе. Мы к такой зиме готовы не были. А поселок маленький, делать там нечего, праздники, люди бухают. Ну не могут они нам прислать машину. Гости все здесь, бронь у многих на пару недель, временное затворничество никого, кроме вас, не смущает, наоборот, шуточки слышал про негритят по Агате Кристи?

Есть еще надежда, что завтра все таки дорогу расчистят. А то у нас и во вторник экзамен, последний. Но на мой скромный взгляд существуют пересдачи, не успеем и пусть, зато встретим здесь первую ночь января, я согласна на сию рокировку.

Мне даже Мария не мешает. Дама занимается налаживанием контактов со звездочками, впаривает начинающим актрисам и певицам свой салон красоты. Бизнесменша, бедный Герман верным пажем рядом, со скукой слушает их болтовню, вижу на завтраках, обедах и ужинах его недовольную мину.

В понедельник снегуоборочной машины нет. Алекс нападает на Дениса:

- У вас ведь приличный курорт, неужели так сложно договориться с людьми? Пусть за двойную плату расчистят, за тройную.

- На, - тот сует ему трубку. - Звони сам, Александр. Говорят, что у них машина сломана. Чинят. Врут или нет - поди разберись.

Алекс названивает в поселок и безуспешно обещает килограммы золота, пусть только приедут. На проводе заплетающимся языком клянутся, что второго числа в восемь утра будут, как штык.

Он злится, я тайком радуюсь.

Ну не вижу причин для паники. Антон Геннадьевич ходит по стеночке с повязкой на носу, официант тоже не отсвечивает, днем работает на кухне и в номерах, ночами на мойке машинки шоркает - на все руки мастер, управляющий Денис налюбоваться не может. Если Антон и нанял этого пузобота, чтобы он Алекса тут прирезал, то они с недокиллером могут отдыхать, про махинации Антона Алекс знает, с должности директора его снял, а значит и париться Геннадьичу нет смысла, ему в редакции теперь только документы на увольнение забрать.

Все чудесно.

Кроме массажистки.

Длинноногая самочка стучится к нам в номер каждую ночь после двеннадцати, вертит у меня перед глазами флакон с маслом и рассчитывает распустить ручонки по Аверинской спине.

Подозреваю, что она не сама к нам таскается, или Антон, или Мария оставляют заказ на релакс админу, точно.

Сегодня у меня кончается терпение, забираю у нее флакон и иду в ванную.

Я тоже умею делать массаж. Эротический. Видела в клубе на свингер-вечеринках. Ничего там сложного.

В ванной классно, современный ремонт. Просторное и светлое помещение с теликом на стене. С зеркалом во всю дверь.

Закалываю волосы, сбрасываю на пол шелковый халат и прищурившись, оцениваю вид.

Для моего роста медицинская норма от сорока восьми до пятидесяти шести килограмм. Я вешу пятьдесят, плюс-минус, Алексу все нравится, даже синяки, он долго нацеловывает тело перед грязными делишками, каждую царапинку, и я лучше массажистки, у которой нет ссадин, вот так.

Выхожу в комнату. Он валяется на кровати с ноутбуком. Он в брендовой черной пижаме в цвет моей сорочки, домашний, уютный, красивый - не оторваться.

Забираюсь к нему под руку, заглядываю в экран.

У-у, документы, таблицы, скука. Работает все еще.

- Две минуты, малыш, - говорит, не отрываясь от экрана.

Засекаю время. Жду. Тереблю флакон с маслом.

Две минуты истекают. Он не двигается.

Он наврал.

Скольжу ладонью ему на грудь и медленно, по пуговке, расстегиваю пижаму. Отбрасываю полы в стороны и любусь цветными картинками. Художественная галерея, верх искуства: в траве парень, закрывается рукой от солнца и смотрит на голую девушку, она изгибается на камне в реке. Одна картинка заканчивается другой, и если смотреть на всё вместе получится лицо бородатого мужчины. И очень в тему ему прическа из натуральной черной растительности. Кажется, рисунки называются морфинг, а, может, нет, не помню, но это неважно, он совершенство.

Забываюсь и пропускаю момент, когда он откидывает в сторону ноутбук. Подминает под себя и целует, под нами скрипит кровать, стописят кило живого веса, намертво сплетенного.

В дверь стучат, мы не реагируем, стучат еще раз и дальше начинают громко тарабанить, кажется, ногой.

- Твою ж мать, - он поднимается.

Не намертво сплетены. Жаль.

В коридоре Мария, посланник дьявола. В полураспахнутом красном халате. И с укладкой. И с макияжем. Выбивает дробь по полу каблуком и угрожает, что если мы этой ночью опять фильм включим, она пожалуется управляющему, мы достали, они с Германом не могут спать.

Вообще-то громко мы не включаем. И ее никто не заставлял селиться в соседний номер. И подслушивать через стакан у стены.

- А вчера? Похабщина, Саш, - закатывает глаза.

Ага. Мы смотрим классику. Джузеппе Верди. А Мария не прониклась оперой о проститутке, умирающей от туберкулеза. Бесчувственная. Фильм трогательный.

- Маш, хочешь - иди к управляющему, хочешь - переезжай в другой номер, в чем проблема, - он закрывает дверь, она тянет руку, он нетерпеливо выдыхает. - Что еще? Мы спим.

- Я вижу, что ты не спишь. Слушай...

Она заводит шарманку про Егора. Сынуля пропускает экзамены, беда, что делать?

Алекс опирается на косяк. Предлагает ее Герману сходить за лопатой и расчистить дорогу до трассы.

Он почти голый, в штанах всего. Мария пялится. Взбивает волосы.

- Ох, - она вдруг меняет тему. - На ужине общалась с ведущей, ну той, помнишь, на обложке у вас была. Которая клинья к тебе подбивала, я еще смеялась.

- Ну-ну, - поддакивает он.

- Так вот, Саш, ты не представляешь, - разражается хохотом. - Она думала, мы до сих пор вместе, а Герман мой брат. А когда узнала, что ты теперь не женат...А вспомни, вспомни, - сгибается от смеха и держится за его плечо. - Как она за тобой в командировку мотанула и номером ошиблась, мы с тобой, значит, из лифта на этаже выходим, а она выскакивает от тех пожилых немцев в одних трусах, ой, не могу...

Они на пару ржут.

Прекрасно.

Ничего, что я тоже здесь?

- А ты еще такой: я не вызывал вам эскорт, придите в себя...

Ау, прием!

- А я говорю: Саш...- она разгибается, у нее распахивается халат и вываливается силикон в красном ажурном лифчике.

Взрываюсь. Резко встаю и иду к ним. Отодвигаю Алекса и хлопаю дверью, оставив юмористку в одиночестве.

- Эй, ты! - после паузы орут из коридора. - Совсем обнаглела?!

Молча иду обратно. Он хватает за локоть уже у кровати, я плюхаюсь на покрывало.

- Чего психуешь? - наклоняется к моему лицу.

- Не должна? - задыхаюсь, глотаю слова. - Тебе это нормально?

- А тебе?

- В смысле?

- Я с Егором не запрещаю общаться.

- При чем тут?

- При том.

- Ты про что?

- Ты поняла.

Смотрим друг на друга в упор и мне нехорошо, не взгляд, а магнит, тянет наружу потаенное, про Егора знал и знание прятал, теперь достал и меня лупят вспышки прожекторов, всполохи ревности в бездонной черноте глаз щелкают кадры моего волнения, тащат к себе во тьму, топят и вешают, ищут дефекты, но мое чувство целое, четкое и яркое, только его, он все выцедил, и я выжата, не могу терпеть, отвожу взгляд.

Он отходит на шаг, смотрю на его брюки, они свободно болтаются на бедрах, длинные штанины, наступает пятками.