Стой, ты мой (СИ) - "Гринч"

У нас тепло, светло, в углу пианист по клавишам бряцает, но мы сидим у окна, и слышно, как завывает ветер, стучит снег в стекло.

- Ты один? - оглядываюсь. - Надо позвонить нашим, узнать, где едут

- Мы с худредактором, он в номере вроде, распаковывается,  - Антон щелкает пальцами, привлекая внимание официанта. - Остальных не будет. Кто-то отменил автобус. А завтра им уже смысла нет мотаться. Здрастье, - говорит подошедшему парню в смокинге. - Мне...

Он перечисляет, чем щас полакомится, я смотрю на Кристину и жую губу.

С Антоном мы последнее время не ладим. Я пока не сказал, что в курсе, как он дурил издательство эти полгода и какую сумму себе выкачал. Если обвинять, то сразу во всем. И в том, что весной я под капельницами валялся тоже. Но я один раз ошибся с Егором, вешать косяки теперь и на друга не могу. Или не хочу. Чего-то жду, сам не знаю.

- Что значит кто-то отменил автобус? - Кристина наклоняется вперед. - Специально помешали нашим сотрудникам мотануть сюда отдохнуть? И кто?

- Мотанули мы сюда, как ты выражаешься, работать, - морщится Антон. Берет стакан и откидывается на стуле. Делает глоток рома. - Съемки по договору. Притомило всё вам разжевывать, Кристина.

- От одного предложения утомились, Антон Геннадьевич? - ставлю локти на стол, упираюсь подбородком в ладонь.

У Кристины тренькает телефон. Она вчитывается в сообщение и встает:

- Николь пишет. Они приехали. Я наверху буду.

Она подмигивает. Уже у Антона за спиной корчит ему рожу. Показываю ей знаком, чтобы прекратила. Заметно, что он ей не нравится, но ведь люди кругом.

Антону приносят заказ. Тот самый пузатый официант. Ставит на стол блюдо с яйцами и бокал с белым вином.

Вроде бы он другое что-то просил.

- Это вареные яйца? - спрашивает Антон.

- Да, - кивает парень.

- И вино?

- Именно.

- Дружок, у тебя скорлупа в бороде застряла.

- Я вытащу.

Парень закрывает бороду подносом и уходит. Антон чистит яйцо.

Моргаю.

- Это что было? - смотрю вслед официанту. Поворачиваюсь к Антону. - Ты же рыбу заказывал?

- Какая разница, - Антон трясет солонкой. - Здесь белка еще больше.

Он невозмутимо двигает челюстями. Белком насыщается. Не сотрясает кулаки в угрозах, что официант пробкой вылетит с работы, просто ест то, что подсунули - какая-то странная реакция.

И сам диалог. Чушь про скорлупу в бороде. Не было ее там.

Будто бы шифром разговаривали.

- Александр, - меня трогают за плечо.

Поднимаю глаза и узнаю управляющего Дениса. Он безразлично-любезно улыбается тонкими губами и спрашивает, как добрались. Для справки уточняет, вкусно ли кормят, недоуменно косится на вареные яйца. Присаживается к нам за стол и переходит к делу - если мы завтра хотим покататься на лыжах и поснимать пейзаж, то интерьерами уже сегодня надо заняться. Мужик волнуется, что не успеем.

Допиваю кофе и включаюсь.

С фотографом крутимся в холле. Громадное помещение, со светло-голубыми стенами, и мы, словно пассажиры до прошлого, прибыли. Высокий потолок выложен ярко-синими плитками с лепниной в виде ангелов - интерьер шикарный, по обе стороны холла тянутся лестницы наверх, в номера. Перила витые, узор на них плетется с балкона второго этажа в холл, извиваясь, и у подножий заканчивается скульптурами баранов.

Денис так и лезет в кадр, мелькает туда-сюда, шпала. Понемногу начинает меня раздражать. Плюс, у меня никотиновая ломка. Не курил уже... со счету сбился.

А налево по коридорчику, за изразцовой печкой специальное помещение. С мягкими креслами. И я, в-общем-то, обещал Кристине подумать, а не бросить вредную привычку, так что от одной ничего не будет. Последняя.

Управляющий прется со мной и мучает мне уши россказнями о ценных фресках на потолках в номерах. Крылатые кони, колесницы и воины, барокко наше все.

Навстречу из курилки выходит пузатый официант. Бочком, прижимая к стене живот, протискивается мимо нас.

Да, Кристина права, подозрительный тип. Морда кирпичом, сросшиеся брови, дружелюбием не веет. И за ужином эта хрень с яйцами.

И синяя десятка правда могла за мной ездить, пусть психотерапевт дальше вещает про манию величия. Сначала за мной, потом за за Егором и компанией, а сейчас мы в снегах затеряны, ближайшая деревня километров через сорок-пятьдесят. Здесь, конечно, куча народа, и охрана на высшем уровне.

Но все таки.

- Давно у вас работает? - жестом показываю на парня. Захожу в курилку и с размаху плюхаюсь в кресло. Вытягиваю ноги.

- Нет. Директор твой, как его...Антон? Вот, Антон просил пристроить. Родственник его, из поселка. У нас тут текучка, сам понимаешь, добираться далеко, а жить на постоянку неудобно.

Он щелкает золотой зажигалкой и затягивается дымом.

- М-м, - привычно смотрю на часы. Часов нет, я изучаю узор тату на запястье. Снова за спиной какая-то шняга творится и провоцирует. Пойду и ушатаю кого-нибудь.

Лезу за таблетками, жуюсь, горько.

Долго продержался, несколько дней.

Тереблю маркер. Собираюсь черкнуть линию, но замечаю вдоль сигареты мелкую надпись черной шариковой ручкой: "Саша дурак".

Заглядываю в пачку. Усмехаюсь. На каждой предупреждение настрочила, мой маленький минздрав:

 "Саша, будешь импотентом", "Саша, зубы почернеют" "Саша, не кури меня",

так, а вот тут:

"я тебя люблю".

Перечитываю. И еще раз, и еще.

На сигаретах мне в любви пока не признавались. Ровные буковки и кривое сердечко в конце. Гипнотизирует.

Складываю все обратно.

Без последней сигареты обойдусь. Ну а что, потерплю. Брошу. Три слова поддержки духа моего, мой палладиум.

Вот прям честно, любит?

- Саш? - в курилку суется голова фотографа. Редактор замолкает, его, наверное, давит моя широкая улыбка. В поисках причины веселья принюхивается, думает, похоже, что мы тут травку курим.

- Чего? - откликаюсь.

- Там это...- он встает в проходе. Неопределенно машет рукой в сторону. - Зимний сад понравился очень. Но модели нужны. И там еще зеркало, старое, рама металлическая, вся в пленке непонятной, то ли в плесени. Его убрать надо, некрасиво.

- Да-да! - подскакивает Денис. - Хорошо, что напомнили. Мы экспонаты как раз для праздника из музея одного взяли, а у них условия хранения, конечно, печальные, - он давит в пепельнице бычок. - Раму собирались пескоструем очистить. У нас мастерская внизу, мойка как бы, на все случаи. Щас займемся. Пошли, посмотрите.

Мооего фотографа он нарекает носильщиком. Парень тащит вниз по кривой лестнице тяжеленное зеркало и пыхтит. Управляющий несется вперед и нахваливает прелести усадьбы. В мастерской быстро оглядывается. Кивает на висящий на крючке нейлоновый фартук:

- Вот роба, вон пескоструй. Хм, а где работнички мои?

- Мы сюда зеркала драить приехали или что? - шипит фотограф. Прислоняет раму к стене.

Управляющий скачет кузнечиком наверх, на ходу вопит во все горло - потеряшек ищет.

В помещении сыро, не шибко светло, грязновато, обычный гараж. На полу две узкие колеи для слива грязной воды, компрессоры, столы с запчастями. Мойка и мойка, зачем ее фоткать? Чувак свихнулся уже на сдешних красотах.

- Давай, попробую, - набрасываю фартук. Беру со стола шлем и перчатки.

Давно интересно было, как им управляются.

Встряхиваю на весу аппарат. Небольшой бачок, накрытый крышкой-пистолетом, внтури песок, стреляет струей, счищая сильные загрязнения. Видел ролики, пробивает арбузную корку. Сначала слезает полосатая шкурка, за ней зеленая мякоть, а дальше показывается красное сочное нутро с косточками, эффектно. И громко.

Протираю смотровое окошечко в шлеме и направляю пистолет на зеркало. Песок бьет в раму. Оглушающе, с таким шумом хлещет вода из сорванной батареи.

Рама широкая, маленькое пятно быстро светлеет. Веду пистолетом, пытаюсь сердечко нарисовать. Шланг внизу подрагивает, натягивается, его длины едва хватает. Отпускаю ручку и кладу пистолет на стол. Снимаю шлем и наклоняюсь над зеркалом.