Король мошенников - Стивен Кэннелл

— Ты боишься Томми?

Он долго молчал, сидя совершенно неподвижно, затем едва слышно заговорил:

— Не знаю почему, но в ту ночь, когда Джо избил меня клюшкой, что-то случилось. Я потерял душевное равновесие. Вот хожу и думаю, что я такой же, как прежде, но это не так. Вначале мне казалось, что я боюсь Джо и Томми, но теперь понял — не в этом дело. Не физическое насилие меня страшит… а то, что я не смогу отомстить за Кэрол.

Он ни разу не посмотрел на нее. На его правильный профиль лился слабый свет луны и огней отеля.

— Разве Кэрол не захотела бы этого? — сказала Виктория.

— Кэрол? Медсестра? Конечно, нет. Она бы сказала: «Иди домой, Бино, и ни в коем случае не лезь к ним. Они того не стоят». — Он замолк на несколько минут, затем продолжил: — Всю жизнь я был один. Даже живя с родителями, я был одинок, потому что мы никогда не делились друг с другом переживаниями. Для мошенников это совершенно излишне. Главное — как следует выучить роль и суметь перевоплотиться. Собственных чувств у тебя вообще не должно быть, потому что это признак слабости, которая свойственна только глупцам и простофилям, короче, лохам. Так вот, теперь я чувствую слабость, где-то в глубине души. И это очень плохо. У цыган есть примета: «Если ты не веришь в свою игру, лох в нее тоже не поверит». А прежде я верил, всегда. Выдавал себя за стольких разных людей, что теперь даже не знаю, кто я на самом деле. Разменивал себя, врал направо и налево. И Кэрол была единственная, с кем я мог говорить об этом. Она все понимала, потому что была воспитана родителями на тех же ценностях, что и я, но смогла их отвергнуть. Мы обсуждали это еще в ранней юности. Позднее, когда я сидел в тюрьме, она говорила мне: «От украденного нет никакого проку, учти это. Потому что истинную ценность составляет только то, что добыто нравственным путем». Я вроде как могу гордиться, что в свое время провернул такие крупные аферы… но все, что от них осталось, — это пшик. Понимаешь, у меня нет ничего, что можно было бы передать своим детям. Впрочем, детей у меня тоже нет, так что и передавать некому. Значит, она была права. И вот теперь то единственное, что у меня осталось, чувство мести — не лучшее из человеческих устремлений, — покидает меня. Потому я и сомневаюсь, смогу ли со всем этим управиться. И не перестаю говорить себе: «Черт возьми, что я делаю? Разве этим ей поможешь? Возможно, я снова продаю очередной кусочек самого себя, обесценивая то, что еще осталось?» Вот что меня пугает, Виктория.

Он замолк, и она тоже молчала, не зная, что сказать. Они были такими разными и одновременно очень похожими.

— Кэрол солгала мне, чтобы спасти твою жизнь…

Он повернулся и посмотрел на нее. Виктория продолжала:

— Это была попытка упечь Джо Рина в тюрьму, потому что свидетельницей избиения она не была. Кэрол любила тебя, Бино… так сильно, что рисковала жизнью и в конце концов отдала ее, чтобы спасти тебя. В том, что она меня обманула, нет ничего страшного, потому что… потому что… Знаешь, что я думаю?..

— Скажи.

— Нас сюда привела Кэрол. Свела вместе и чего-то ожидает. Может быть, не мести за свою гибель… может быть, совсем не этого. Возможно, она пытается научить нас чему-то. Не знаю… но она наблюдает за происходящим, это точно. — Виктория минуту помолчала. — Больше пяти лет я занималась подонками вроде Джо и Томми Рина. Для них люди представляют собой ценность только как материал, который можно использовать в преступных целях. Подкуп, шантаж, насилие — вот их оружие. Они могут убить нас, это верно, но на войне как на войне. А мы объявили им войну, и наше оружие много мощнее. Мы сильны, Бино, потому что за нами правда. Разве это не замечательно — перекрыть кислород двум отъявленным негодяям, убийцам, которым вообще нет места на земле? Кэрол хотела тебя защитить и погибла, теперь твоя очередь в память о ней защитить сотни, а может быть, тысячи невинных жертв. Вывести из игры этих мерзавцев, надолго, желательно навсегда. Ты говорил, что у тебя ничего не осталось, Бино. Это не так. Акция возмездия против двух братьев-преступников — это капитал. Правда, его нельзя истратить или кому-то передать, но все равно он представляет ценность. Ценность особого рода, которую имела в виду Кэрол, когда говорила с тобой тогда в тюрьме. Потому что, несмотря на обман и все прочее, то, что мы делаем, по большому счету все равно нравственно. И это останется с тобой навсегда, Бино.

Он помолчал, потянулся, взял ее руку и подержал несколько секунд. Затем встал и вышел. Это была далеко не самая лучшая из речей, которые Виктория когда-либо произнесла в суде, но она надеялась, что ее слова Бино тронули.

Томми принял душ и переоделся в шелковую рубашку, которую его брат Джо привез ему из Китая. Он говорил, что рубашка стоит кучу денег, потому что шелк какой-то особый, произведенный специально выведенными шелковичными червями. Затем нужно было избавиться от Каллиопы, что оказалось нетрудно. Он сказал, что у него дела в офисе казино, сунул ей очередную тысячу и оставил у стола рулетки с пригоршней сотенных фишек. Пусть решает, на что поставить — красное или черное… развлечение обеспечено по крайней мере на несколько часов.

Когда Дакота снова появилась в баре «Фламинго», у Томми екнуло сердце. Она улыбнулась и двинулась прямо к нему.

— Вы изменились, — сказала она, глядя на его зеленую шелковую рубашку. Затем взяла за руку. — Стали немного другим.

— Нет, не изменился, — проговорил он, не понимая, что она имеет в виду. — Я тот же самый, что и днем.

— А я не могу дождаться, когда же увижу, как выглядит этаж, где играют по-крупному, — сказала она, не отпуская его руку.

Томми повел ее к лифту и достал свой ключ. Они поднялись на десятый этаж, вышли из кабины, прошли мимо номера 10В, где в этот момент Даффи нагружал кости, добрались до конца коридора и оказались в небольшом, но очень элегантном игорном зале. Пит-боссы и крупье были в смокингах. За игровыми столами ручной работы, с резьбой, привезенными из лучших европейских казино, сидели около полудюжины игроков, большей частью арабы и азиаты. Над столами низко свисали хрустальные люстры. В общем, впечатление было потрясающим.

— Вы действительно владеете этим заведением? — удивилась она, все еще держа его руку.

— Спросите любого. Например, его, — сказал Томми, показывая на распорядителя зала, и подвел Дакоту к человеку в смокинге. — Ну-ка спросите.

— Он говорит, что владеет этим казино, — сказала она.

— Если мистер Рина так говорит, то не верить ему у вас нет абсолютно никаких оснований, — ответил распорядитель.

— В таком случае я, наверное, сейчас самая счастливая девушка на острове. — Она села у стойки бара на табуретку, позволив разойтись разрезу на платье. Длинные ноги соблазнительно сверкнули в ярком сиянии ламп в канделябрах.

— Чем вас угостить? — спросил Томми, надеясь на стремительную атаку.

— Неразбавленный скотч, но только если вместе с вами, — сказала она улыбаясь.

Вызов был принят. Томми заказал два двойных скотча, а стало быть, попал в ловушку. Потому что Дакота Бейтс по части выпивки обладала невероятной выносливостью. Она могла перепить любого мужчину, что в ее профессии было большим подспорьем. Лох падал пьяный под стол, а она сваливала с его деньгами и кредитными карточками. Такое бывало, и не раз.

Когда подали выпивку, она его немного подразнила.

— Если я опьянею, надеюсь, вы не станете пользоваться моей беспомощностью. — Затем улыбнулась и протянула бокал, чтобы чокнуться.

Томми широко улыбнулся в ответ. Он, разумеется, намеревался воспользоваться ею на всю катушку. Вначале он заставит эту шикарную телку покурить его розовую сигару, а потом затрахает до полусмерти.

Правда, вскоре возникла маленькая трудность. Она пила наравне с ним, и к половине второго Томми едва мог стоять на ногах.

— Хватит пить, — пробурчал он, извергнув ей в ухо, как из пульверизатора, облако скотча пополам с дурным дыханием, а затем откинул голову и с вожделением посмотрел на нее затуманенным алкоголем взглядом. — Пошли трахаться.

— Ко мне или к тебе? — проворковала она.

— Туда, где ближе.

— У меня есть специальные лосьоны. Я натру ими тебя всего, сделаю массаж, а потом слижу дочиста, — пообещала она.

— Трахаться… — пробормотал Томми.

Она помогла ему подняться и повела, покачивающегося, из зала, где играли по-крупному, к лифту и дальше к себе в номер на восьмом этаже. Открыла дверь, и он вошел, спотыкаясь, почти падая, увлекая ее за собой.

— Боже, как я нагрузился, — сказал Томми, покачав головой.

— Пошли в постель, — предложила она. — Устроим себе большой праздник. — Она повела его к двуспальной кровати.

Он плюхнулся на спину и сонно прикрыл глаза. Она даже на секунду подумала, что, может быть, повезло и трахаться с ним не придется. Но Томми вскоре открыл глаза и уставился на нее — видимо, он еще не собирался сдаваться, — затем неожиданно встал и, шатаясь, направился в ванную, где холодной водой намочил мочалку и обтер лицо. Вода стекала по шее на китайскую шелковую рубашку за две тысячи долларов. Он уронил мочалку в раковину, повернулся и снова похотливо уставился на Дакоту.