Коллекционер - Нора Робертс

– Да. Арчер.

– Мистер Арчер? Я Алекси Киринов.

Аш замедлил шаги. Акцент был слабым, но определенно восточноевропейским.

– Мистер Киринов…

– Я друг Винсента Тартелли… Винни. И только недавно узнал о случившемся, когда пытался дозвониться ему. Я… это кошмар.

– Откуда вы знали Винни?

– Как клиента. А иногда консультанта. Он недавно попросил меня перевести кое-какие документы с русского на английский и дал мне ваше имя и телефон.

Не босс женщины. Переводчик.

– Он сказал, что собирается отдать документы вам. У вас была возможность взглянуть на них?

– Да-да. Я еще не закончил перевод, но нашел… хотел немедленно поговорить с Винни. Но когда позвонил ему домой, Энджи сказала… у меня нет слов!

– Да.

– Он так тепло говорил о вас. Сказал, что вы нашли документы и должны знать, что в них говорится.

– Да. Он сделал мне одолжение.

И это будет вечно висеть на нем тяжким грузом.

– И отослал их вам.

– Мне нужно обсудить их с вами. Не можем ли мы встретиться и поговорить? Меня до завтрашнего дня не будет в Нью-Йорке. Пришлось ненадолго уехать в Вашингтон, и я захватил их с собой. Возвращаюсь завтра. Мы можем встретиться?

В этот момент Аш добрался до дома, вынул ключи и прошел сложный процесс открывания замков – это было сложнее обычного: код был новый.

– Да. Без проблем. Вы бывали у Винни?

– Много раз.

– Ужинали у него?

– Да, а что?

– Какое фирменное блюдо Энджи?

– Жареный цыпленок с чесноком и шалфеем. Пожалуйста, позвоните Энджи. Понимаю, вы тревожитесь. Она скажет вам, кто я.

– Вы упомянули о цыпленке, этого достаточно. Не объясните ли вкратце, что вы обнаружили?

Аш вошел в дом, оглядел комнату и новый монитор и, удовлетворившись, запер за собой дверь.

– Знаете ли вы что-то о Фаберже?

– Да. И о восьми потерянных яйцах, особенно херувиме с колесницей.

– Вы уже знаете? Поняли смысл документов?

– Нет, не этих. Там были и на английском.

– Тогда вы знаете, что с помощью этих документов можно разыскать яйцо. Это очень важное открытие. И второе тоже.

– Какое второе?

– Второе потерянное яйцо. В этих бумагах документы на два яйца. Херувим с колесницей и несессер.

– Два… – пробормотал Аш. – Когда вы приезжаете завтра?

– После часа дня.

– Никому не говорите об этом.

– Винни просил, чтобы я говорил только с ним или с вами. Даже не с нашими женами. Он был моим другом, мистер Арчер. Хорошим другом.

– Понял и очень ценю. Сейчас дам вам адрес, и там встретимся. Завтра, как только вы приедете.

Он дал Киринову адрес Лайлы в Тюдор-сити. Так будет безопаснее. Подальше от его дома и магазина Винни.

– Если что-то случится, у вас есть номер моего телефона. Если вам что-то покажется подозрительным, звоните мне или в полицию.

– Винни поэтому убили?

– Думаю, да.

– Завтра я сразу поеду к вам. Вы представляете себе ценность яиц, если найти их?

– У меня довольно четкое представление.

Повесив трубку, Аш, схватив обе книги, поднялся к себе кабинет. Что там пишут о другом пропавшем яйце?

16

Лайла разложила вещи, наслаждаясь, как всегда, ощущением новизны. Клиенты оставили ей продукты, за что она была очень благодарна. Но все равно, когда повела песика гулять, кое-что купила. Немного поиграла с пуделем, который, как и было обещано, любил гонять красный резиновый мячик по полу. Поэтому они играли, и Эрл Грей даже приносил мячик, но скоро устал и улегся на одну из своих белоснежных постелей, чтобы подремать.

Лайла в тишине и покое установила ноутбук, налила себе высокий стакан воды с лимоном и обновила блог, ответила на имейлы, подтвердила готовность взяться за две новые работы. И уже хотела было приняться за книгу, как зазвонил домофон.

– Квартира Ловенстайнов.

– Мисс Эмерсон, это Дуайн, швейцар. К вам пришла Джули Брайант.

– Это моя подруга. Можете впустить ее. Спасибо, Дуайн.

– Что вы, не стоит.

Лайла посмотрела на часы и нахмурилась. Джули? Слишком поздно для ланча – и несколько рановато, чтобы она уже закончила на сегодня работу. Но хорошо, что она пришла. Необходимо рассказать ей об Аше. О себе и о нем, о ночи после кошмарного дня.

Лайла подошла к двери. Открыла и стала ждать. Нет смысла заставлять Джули звонить и будить собаку.

Но только заслышав короткий звонок лифта, увидев, как раздвигаются двери, она вдруг сообразила: а если это не Джули, а убийца, назвавшаяся ее именем? Она уже хотела захлопнуть дверь, как из лифта вышла Джули.

– Это ты!

– Конечно. Я же сказала, что это я.

– Так, временное помрачение.

Лайла покрутила пальцем у виска.

– Ты рано закончила?

– Скорее рано сбежала. Мне нужно время, чтобы хорошенько обо всем поразмыслить.

– Ты пришла в нужное место.

Она обвела рукой окна.

– Потрясающий вид, верно?

– Абсолютно.

Не отрываясь от окон, Джули бросила сумку на кресло с плетеной спинкой.

– В прошлом году я была на вечеринке в этом здании. Но та квартира и рядом не стоит с этой. А она казалась шикарной.

– Видела бы ты террасу на третьем этаже! Я могла бы жить там все лето! Ты принесла вино? – добавила она, когда Джули выхватила из сумки бутылку с ловкостью фокусника, вынимающего кролика из цилиндра. – Это винный визит.

– Определенно.

– Хорошо, потому что я должна сказать тебе что-то в дополнение к вину.

– Я тоже – тебе, – вздохнула Джули, следуя за Лайлой к бару. – Вчера все было безумно и ужасно, а потом…

– Знаю. Именно, – кивнула Лайла, откупоривая вино укрепленным на стойке штопором. – Все дело в тогда и потом…

Она вытащила пробку.

– Я спала с ним, – в унисон объявили они. И уставились друг на друга.

– Ты?

– Ты? – второй унисон.

– Потаскуха, – бесстрастно констатировала Лайма, имея в виду Джули.

– Потаскуха? Мне до тебя далеко. Все-таки я когда-то была замужем за Люком.

– Вот именно. Спать с бывшим мужем?

Лайла весело прищелкнула языком и потянулась к стаканам.

– Определенно, стезя потаскушки. Ну и как прогулка по дорожкам памяти?

– Никакая это не прогулка… то есть да, определенным образом. Я его знала. Мне с ним хорошо. Но мы оба стали взрослыми. Так что это не повтор пройденного. Я подумала… что это род близости, которой у нас никогда не было. Мы были так друг на друга злы и так растеряны, когда расстались! Так молоды и глупы. Оглядываясь назад, я понимаю, что мы видели все это как игру в дом и не понимали, что денег у нас нет и за квартиру платить нечем, а родители постоянно толкали его на юридический факультет. У нас вовсе не было внятных планов. Сбежали, поженились, совершенно не думая о реальности.

– Реальность – штука тяжелая.

– И с ней нужно было считаться, но мы не могли разобраться в ней. Полагаю… Нет, знаю, я решила, что во всем виноват он, а это было не так. Он, возможно, посчитал, что во всем виновата я, но никогда не сказал этого вслух. И в этом вторая причина. Он просто соглашался со всем, что я говорила, и это сводило меня с ума. Скажи, что думаешь, черт возьми!

– Он хотел, чтобы ты была счастлива.

– Да. А я хотела, чтобы был счастлив он. Но мы не были счастливы, в основном потому, что не желали считаться с реальностью. Маленькие ссоры нагромождались, превращаясь в большой скандал, пока я не ушла. Он меня не остановил.

– А ты хотела, чтобы он тебя остановил.

– Боже, хотела, конечно! Но я ранила его, и он меня отпустил. И я всегда…

– …жалела об этом, – докончила Лайла. – О разводе. Не о Люке. Ты сказала мне это когда-то после двух шоколадных мартини.

– Шоколадные мартини должны быть запрещены законом, но да, я всегда жалела о том, как это кончилось, и возможно, всегда задавалась вопросом «что, если»… А теперь…

– Теперь все опять запуталось, усложнилось и смешалось.

– Почему? Нет, не отвечай. Давай поднимемся наверх. Захватим бутылку и сядем на террасе.

– Сядем на террасе. Но оставим бутылку здесь, – вздохнула Джули. – Мне еще нужно заняться документацией, поскольку я рано ушла. Один стакан – и это все за то, что я сегодня сбежала.

– Достаточно справедливо.

Она не стала будить собаку и повела Джули на террасу.

– Ты права. Могла бы здесь жить. Мне нужно переехать! – вдруг провозгласила Джули. – Найти квартиру с террасой. Но сначала дождаться повышения жалованья. Большого.

– Почему? – Лайла села и подняла лицо к небу.

– Я про Люка. Не про повышение. – Он испек мне маффин.

Лайла снова бросила взгляд на Джули. И улыбнулась:

– Ооо!

– Знаю-знаю, это что-то означает. Не просто «это выпечка». Он испек маффин для меня. На рассвете. Еще до рассвета. Это что-то означает.

– Это означает, что он думал о тебе еще до рассвета и хотел, чтобы ты думала о нем, когда проснешься. Это так замечательно.

– Но почему он не сказал, когда я спросила?

– Что же он сказал?

– Что это просто маффин. Я пришла к нему в пекарню, а он был внизу, в… подвале. Месил тесто. Черт подери, почему это выглядит так сексуально? Почему это выглядит так сексуально, когда он по локти в муке?