Тень машины войны (ЛП) - Бейли Кристин

— Что она собирается делать с джаггернаутом? — я должна отвлечь его от темы всего того, что мы потеряли. Мы наконец-то вместе, и вместе мы вновь найдём выход.

— Ей нужна не машина. А модифицированные чертежи, — Papa встал со стула и подошёл к смертоносной клетке. — Как я и сказал, она намеревается использовать машину, чтобы попытаться предотвратить войну.

«Медуза» отплывала в Соединённые Штаты под Новый год.

— Она собирается вмешаться в войну между Севером и Югом? Что от этого толку? Ни Англия, ни Франция не образовывали тесных союзов в этой войне.

— Нет, но благополучие её бизнеса зависит от стабильных поставок хлопка. У неё имеются очень прибыльные контракты с определёнными владельцами плантаций. Если Юг потерпит поражение в гражданской войне, Крессида потеряет огромные деньги, а она такого не потерпит. Она намеревается продать чертежи джаггернаута армии Конфедерации и убеждённо верит, что служит всеобщему благу.

Всеобщему благу? Пожалуй, она самая хладнокровная и безжалостная женщина из всех, кого я встречала. Ради своих целей она убила мою мать и отца, и чего ради?

— Всё это время она хотела заполучить ключ, чтобы добраться до планов?

— Не только ключ, — заявил Papa, скрещивая руки на груди. — Ей также нужен тот, кто умеет им пользоваться.

Глава 24

Если мадам Буше нуждалась в том, кто мог использовать ключ, это подвергало нас обоих огромной опасности.

— И теперь у неё есть мы, — сказала я, проглотив ком в горле.

Глаза Papa загорелись так, будто он увидел воплощение тщательно продуманного плана.

— То есть, ты разобралась, как пользоваться моим ключом. Я не сомневался. Ты всегда была умницей. Как ты догадалась?

Я вовсе не чувствовала себя умницей, когда мы сидели бок о бок на тонком перьевом матрасе в сырой камере. Мы уже не находились дома, в гостиной, обсуждая ребяческие вещи вроде того, как у меня успехи с уроками музыки. Мир сделался очень мрачным. Моё детство в сравнении с этим казалось грёзами. Я подумала о песне и вспомнила, как Papa пел её мне в более беззаботные времена.

— Я нашла ключ, когда Рэтфорд попытался использовать меня, чтобы отпереть его машину времени, — сказала я.

— Рэтфорд? То есть, это он виноват в убийствах? — спросил Papa, разочарованно нахмурившись. — Я надеялся, что это неправда.

— Это действительно неправда, — на мгновение я позабыла о том, что он не знал ничего из случившегося за последние годы. Я рассказала ему, что Рэтфорд взял меня горничной после пожара в надежде на то, что я обнаружу ключ. Я рассказала ему о Люсинде, о встрече с Оливером, о полете на крыльях Икара и сражении с Минотавром. Временами он веселился, временами изумлялся, особенно когда я рассказала ему о сражении с механическим озёрным монстром.

Я поведала ему о том, как Стромптон использовал безумие Рэтфорда как средство вызвать подозрение, тогда как сам совершал убийства из-за политических амбиций и гордости. Я даже созналась в ужасном выборе, который мне пришлось сделать в сердце машины Рэтфорда и оставить смерти моих родителей в прошлом.

Всё это время я не упоминала в истории Уилла. Я пока не была готова впустить деда в эту часть своей жизни. Если Papa не примет его, я не знаю, что тогда буду делать.

— Я так горжусь тобой, моя девочка, — Papa погладил меня по волосам, и я видела любовь, сиявшую в его глазах. — Ты сделала намного больше, чем я от тебя ожидал.

Его слова проникли в меня и наполнили глубинным удовлетворением, будто я объелась рождественскими ужинами на всю жизнь.

— Это не меняет нашей фундаментальной проблемы. Поскольку Буше знает, что мы оба можем воспользоваться ключом, это означает, что от одного из нас можно избавиться.

— Верно, — Papa нахмурил лоб, отчего его чётко очерченный нос стал ещё заметнее. Он поднёс руку к губам и задумчиво постукивал по ним костяшкой пальца. — Мы должны готовиться к худшему и искать любые средства бежать при представившейся возможности, — Papa опустил ладонь и посмотрел на меня, затем приобнял одной рукой за плечи. — Теперь мы вместе, и мы найдём выход.

— Наши надежды выглядят такими тщетными, — на деле нашей единственной надеждой был Уилл. Я молилась, чтобы он нашёл мою записку и сумел как-то добраться до нас здесь.

Papa покрепче прижал меня к своему боку.

— Теперь уже ничто и никогда не покажется мне тщетным. Ты жива. Они сказали мне, что ты погибла в пожаре, и это уничтожило меня. После этого я сообщил Крессиде, что с готовностью умру, но не помогу ей воспользоваться ключом.

— Это было летом? — спросила я.

Papa тяжело вздохнул.

— Точно не знаю. Я годами не видел неба, но тогда было теплее, чем сейчас, — ответил он.

Я встала. Вот оно. Теперь всё обретало смысл. Я поражалась, что же послужило причиной столь внезапной смены тактики, когда я стала ученицей Академии. До того момента Оноре готов был убить меня, чтобы заполучить ключ. А потом он захотел не просто ключ. Он захотел меня. Раз они не могли вынудить моего деда воспользоваться ключом, им понадобился рычаг давления.

Я была той самой пешкой, которая помогла объявить шах королю.

— Чёрт возьми, — прошептала я.

— Маргарет, я не так тебя воспитывал, — пожурил Papa. Затем потёр лицо ладонью и обречённо вздохнул. — Хотя не могу не признать, что в данной ситуации это звучит подобающе.

Я расхаживала туда-сюда, не в силах сдержать беспокойство, гложущее мою душу. Такое тяжёлое бремя лежало на наших плечах. Но лишь одно я знала наверняка.

— Что бы ни произошло, нам нельзя отпирать джаггернаут. Неважно, что они сделают с нами. Эти чертежи никогда не должны увидеть свет дня.

Война сама по себе достаточно плоха, но та кровавая бойня, которую затеет джаггернаут, запятнает мир на многие поколения. Это может повернуть войну к тому, чтобы люди вроде Джона и Габриэллы остались в рабстве. На кону стояли тысячи, если не миллионы жизней.

Papa поджал губы. Он едва заметно кивнул, хотя беспокойство в его глазах ни с чем не спутаешь. Он положил ладонь на колено и приготовился встать. На тыльной стороне его руки выступали косточки, на бледной коже виднелись тёмные синяки и обесцветившиеся порезы.

Его рука задрожала, когда он рывком поднялся. Он выпрямился в полный рост, затем его голова покачнулась вперёд. Он пошатнулся, врезался в кровать и упал.

— Papa! — я подбежала к нему.

Он поморгал, силясь встать.

— Я в порядке. Я в полном порядке.

Он выглядел отнюдь не хорошо. Он был слабым и бледным. Такая худоба не могла пойти на пользу его здоровью.

Он уже не был тем возвышающимся и несокрушимым Papa, которого я помнила из своего детства. Стоявший передо мной мужчина напоминал тень того, кем он был когда-то.

— Ты измождён, — я поддержала его под руку, помогая подняться и лечь на кровать. — Тебе нужен отдых. Надо беречь силы.

— Не могу я отдыхать, — сказал он, когда я уложила его на подушку. — Мне нужно сторожить, — его голос звучал слабо.

Я взяла его руку в свою.

— Давай сейчас будет моя очередь сторожить, — сказала я. — А пока поспи. Я разбужу тебя, если понадобится.

Papa понадобилось много времени, чтобы улечься. Он как будто не хотел переставать смотреть на меня. Он боролся с утомлением, пока его подбородок упорно опускался к груди. Я продолжала держать его за руку, не желая разрывать нашу связь, пока он наконец-то не сдался. Его дыхание сделалось ровным, и я была уверена, что он погрузился в глубокий сон — возможно, впервые за долгие годы.

— Я присмотрю за тобой, — сказала я, нежно поцеловав в лоб. Внезапно я осознала, что именно такие слова говорила мне моя мать, когда я слишком беспокоилась и не могла уснуть. Я не готова стать той, что понесёт на себе всё бремя, но глядя на Papa, я понимала, что он уже не в состоянии. Я должна найти силу где-то в себе. Он — моя семья. Я буду сильной для него.