Тайна голубиного пирога - Джулия Стюарт

– День, когда я прекращу свою деятельность, будет днем моей смерти.

Но только недавно, поняв, что жизнь ее приближается к концу, леди Монфор-Бебб вспомнила некогда данное себе обещание и стала брать уроки игры на фортепиано.

– Каждый раз я играю в память о тех шестнадцати тысячах людей, которые были убиты или умерли от холода. Пусть они знают: я совершила кое-что стоящее в моей жизни, которую судьба по какой-то причине мне оставила, – завершила она свой рассказ.

Доктор Хендерсон мыл свой термометр, обдумывая, что бы ему надеть на маскарад, когда влетела миссис Бутс и уселась в кресло перед его письменным столом.

– Боюсь, со мной случилось что-то ужасное, доктор, – заявила она, вытаращив глаза.

После того как приступ кашля закончился, терапевт прослушал ее легкие. Он посоветовал миссис Бутс немедленно лечь в постель и отдохнуть, а также почаще ставить горчичники и припарки из льняного семени на спину и на грудь.

– И то и другое следует держать по меньшей мере полчаса, – сказал он, – а затем через каждые три или четыре часа прикладывать снова. А также, миссис Бутс, выпейте немного сурьмяного вина[29], если у вас затруднено отхаркивание мокроты, – добавил он, беря в руку перо.

Экономка в ужасе посмотрела на него:

– Я не могу лечь в постель, доктор, у меня слишком много дел. Все жильцы нарушают правила, и нужно реагировать на их жалобы. Одна леди возмущается, что у нее на кухне сквозняк. Окна, видите ли, выходят во двор, где всегда дует ветер. Вот ее кухарка и грозится уйти. А другая леди уверяет, что люди купаются голышом в Темзе прямо напротив ее окна.

Доктор стал выписывать рецепт:

– Вам нужно несколько дней отдохнуть, миссис Бутс.

Экономка наклонилась к нему:

– Дела обстоят еще хуже, чем вы думаете, доктор.

– Почему? – спросил он, поднимая голову.

Миссис Бутс откинулась на спинку кресла и ухватилась за подлокотники:

– Я кое-что вижу!

– Знаю, что в последнее время призраки появляются во дворце, как никогда, часто, но такие видения не причиняют никакого вреда здоровью.

– Я вижу не призраков.

– А что?

Экономка моргнула:

– Обезьянку.

Доктор Хендерсон постучал пером по столу.

– А раньше у вас случались галлюцинации? – осведомился он.

– Несколько раз, доктор, – ответила экономка, потуже закутываясь в шаль. – И всегда это одно и то же: обезьянка в красных вельветовых штанишках, сидящая на колпаке дымовой трубы.

– Хоть я прежде и рекомендовал вам пить шерри, миссис Бутс, вы не должны им увлекаться. Алкогольная зависимость – страшная вещь. Пьянство ведет к работному дому, тюрьме и лечебнице для душевнобольных, к полной умственной деградации. Шерри пойдет вам на пользу, только если вы станете соблюдать меру. А еще покупайте его у надежного продавца, чтобы не приобрести подделку. Так что я, пожалуй, возьму свои слова назад и посоветую вам избегать сурьмяного вина, – произнес доктор, выписывая вместо прежнего рецепт настойки опиума. – Она столь же эффективна, – добавил он, вручая его пациентке. – Надеюсь, миссис Бутс, теперь вы увидите только тех обезьянок, которые живут в зоопарке.

Вскоре после ухода экономки в кабинет неуверенной походкой вошел преподобный Грейлинг, в белом воротничке, атрибуте его сана. Доктор пытался подавить в себе чувство антипатии, которое испытывал к этому человеку. Плохо было уже то, что священник не прислушивался к медицинским советам и пил слишком много, хотя это могло вызвать приступ подагры. Еще хуже было его увлечение шарлатанскими снадобьями, видимо из-за свойственной служителям церкви привычки верить в описанные Библией чудеса. К вящему негодованию доктора, деревенский аптекарь вывесил в своем окне объявления, рекламирующие универсальные средства от всех болезней и содержащие хвалебные отзывы священника. «Ни один служитель церкви, достойный взойти на кафедру, не обойдется без пилюль доктора Соловья для укрепления голоса», – заявлялось в одном из них. «Искренне признаюсь, что я большой поклонник укрепляющего средства мистера Тонуса, которое всегда принимаю перед тем, как читать проповедь», – гласило другое. «Обжорство – грех, а я строен благодаря таблеткам от полноты, которые предлагает мадам Худоба», – говорилось в третьем.

Держась обеими руками за подлокотники, священник с гримасой боли на лице опустил свое грузное тело в кресло.

– Мои колени, доктор, – проговорил он, глядя на собеседника через маленькие очки. – Еле дошел сюда.

Попросив пациента закатать штанины, доктор обошел письменный стол и осторожно сжал каждое из коленей, спрашивая, болит ли оно.

– Да, – последовал негромкий ответ.

– Так и думал, что может болеть, – сказал доктор, подавив желание нажать еще раз, посильнее, и возвращаясь на свое место. – Я не сталкивался с более тяжелым случаем воспаления коленного сустава. Как правило, оно встречается у служанок. Вам нужно завести домашнюю прислугу либо молиться не столь усердно.

Священник провел рукой по аккуратно причесанным седым волосам:

– Пожалуй, в последнее время я просил у Бога прощения немного чаще, чем обычно.

– Вот как? – произнес доктор, приподняв бровь. – Что вы такое натворили?

– Я задумал убийство.

Доктор, привыкший к тому, что пациенты доверяют ему самые темные тайны, сохранил самообладание.

– Генерала? – спросил он.

– Нет, миссис Бутс.

Доктор выпрямился на своем стуле:

– Но я только что ее видел.

– О нет, я не совершал его, – ответил священник. – Только в мыслях. Эта женщина во все вмешивается. Она не впускает Лорда Слаггарда в церковь. Говорит, его шерсть остается на алтарном покрове.

– Лорд Слаггард? Кажется, я с ним не знаком.

– Дворцовый кот-мышелов. Меня донимают крысы. А еще миссис Бутс настаивает на том, чтобы держать вино для причащения под замком.

Доктор кивнул:

– У нее есть на то основания.

– Все мы не без греха, доктор, и это хорошо, иначе и вы, и я остались бы без работы.

Доктор Хендерсон объяснил, что лечиться нужно с помощью специальных вытяжных пластырей. Содержащееся в них едкое вещество приводит к образованию на коже волдырей, опухоль рассасывается и исчезает. А еще важно дать отдых коленям.

– Боюсь, вам придется молиться, лежа на спине, – пошутил доктор, откидываясь назад и сплетая пальцы рук. – Представьте, что вы одно из тех изваяний, что лежат на могильных плитах в Вестминстерском аббатстве.

После того как священник, прихрамывая, вышел из кабинета, терапевт стал готовиться к визиту в Чащобный дом. Он нанес помаду на волосы, которые, однако, тут же вновь закудрявились, облачился в новый сюртук и посмотрел на себя в зеркало. Повернувшись сперва в одну сторону, потом в другую, доктор Хендерсон никак не мог отделаться от чувства, что видит перед собой помощника портного, который слишком злоупотреблял мучным и сладким – типичной холостяцкой едой. Когда доктор надел новый цилиндр, настроение у него окончательно упало. То, что он увидел в зеркале, увы, свидетельствовало о полном здравомыслии его шляпника.

Схватив карманный футляр с медицинскими инструментами, доктор выглянул за дверь, надеясь избежать встречи со своей домоправительницей. Когда Хендерсон понял, что является объектом нежных чувств миссис Неттлшип, он старался не попадаться ей на глаза, опасаясь, что может чем-то поощрить ее. Но чем больше доктор ее игнорировал, тем громче она мурлыкала себе под нос, пока не пришла беда: она стала петь свою песню, не обращая ни малейшего внимания на чувства других. Когда фальшивые ноты доносились до приемной доктора, владелец коровы глох на одно ухо, кровяное давление у дегустатора эля подскакивало, a мастер, делавший клетки для птиц, объявлял, что жить больше не стоит, и уходил, не желая лечиться.

Доктор как раз закрывал входную дверь, мысленно уже поздравляя себя с удачным побегом, но вовремя вставленный в щель башмак экономки помешал ему.

– Видать, собираетесь проведать пациентов во дворце? – сказала миссис Неттлшип. Рыжие волосы беспорядочно вились вокруг ее белого вдовьего чепца.

– Верно, и мне лучше бы не задерживаться, – ответил доктор, делая шаг назад.

Опершись подбородком на сложенные руки, домоправительница спросила:

– А как поживает леди Бессингтон?

– Боюсь, по-прежнему страдает от острого приступа птеридомании[30], но с этим я ничего не могу поделать.

Экономка улыбнулась:

– Каково бы ни было ее состояние, оно, сдается мне, вызвано любовью.

– Вы совершенно правы, миссис Неттлшип, птеридомания всецело связана с любовью к папоротникам. Здесь налицо, если хотите, одержимость этими растениями. Боюсь, у моей пациентки мания достигла последней стадии. Но, как и все навязчивые идеи, она вполне безвредна: заставляет людей бежать из дому на свежий воздух, бродить в поисках разных видов папоротников. Нет ничего полезнее для фигуры, – добавил он, выходя на садовую дорожку.