Герои без вести не пропадают. Книга вторая - МИТРИ КИБЕК (Дмитрий Афанасьевич Афанасьев)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И это письмо вы везете сейчас к его супруге? Да. Оно здесь,- похлопал по нагрудному карману Альфред. – Последняя воля любимого командира для меня важнее жизни,- добавил он, гордо выпятив грудь.
– Вы помните его последние слова?
– Еще бы! Такие слова навсегда врезаются в память.
– Что он сказал?
– «Возьми из комендантского взвода человек двадцать да добровольцев из штабных офицеров и постарайтесь с ними пробиться к своим. Прощай, мой добрый и верный друг! Хайль Гитлер!» – вот его последние слова.
– О боже! Чего бы я не дал, чтобы присутствовать при таком героическом поступке! Не зря же в некрологе, подписанном лично фюрером, было сказано: «Жил как "герой и погиб как герой! Нация гордится тобой, мой незабвенный друг Крамер!»
Проехав по мосту через Дунай, «БМВ» помчался по широкому проспекту.
– Куда прикажете подвезти вас? – спросил шофер.
– Виннерштрассе, сорок четыре,- ответил Рунге. – Знаете?
– Еще бы! – восторженно воскликнул молодой лейтенант. – Особняк, в котором жил национальный герой, стал самой известной достопримечательностью города. Мы, молодые офицеры, когда проходим мимо этого дома, всегда отдаем честь как национальной святыне.
Промчавшись по широкой улице со старинными аристократическими особняками, «БМВ» остановился перед чугунными воротами, за которыми виднелся двухэтажный особняк Крамеров.
Поблагодарив лейтенанта и его шофера, Рунге вышел из машины и, сняв фуражку, некоторое время простоял в почтительной позе. Лейтенанту, наблюдавшему за ним, показалось, что он отдает должное погибшему герою, однако Альфред в это время думал не о бригаденфюрере Крамере, а о его жене, которую он страстно любил когда-то. В небольшом саду за нарядной оградой играли мальчик и девочка. Рунге узнал их сразу. Девочку звали Эрикой, ее брата Максом. Игрой руководила молодая женщина. Услышав шум мотора, они прекратили игру и посмотрели на эсэсовского _ офицера, стоявшего на тротуаре с непокрытой головой. Женщина к подобным картинам давно привыкла и на приезжего не обратила особого внимания, но девочка сразу узнала гостя и, подбежав к нему, с криком «Дядя Альфред! К нам приехал дядя Альфред!» бросилась к нему на шею. Макс, в своей мохнатой шубе похожий на медвежонка, с недоумением посмотрел на сестру, но, когда она позвала, он тоже подошел к офицеру и, уморительно скорчив рожу, выкинул руку в фашистском приветствии.
– Он вас не помнит, а я не забыла,- радостно щебетала девочка. – Не знает вас и гувернантка. Сейчас я познакомлю вас с ними. Макс, это – дядя Альфред, адъютант нашего покойного папы. Помнишь, мама часто вспоминала его. А это наша воспитательница мадам Камю.
– Шарлотта, – представилась гувернантка. – Фрау Крамер одевается. Мы собирались к обедне. А вот и она!
Из дома вышла стройная молодая женщина в нарядной котиковой шубе, в меховых сапожках, но без головного убора. Пышные золотистые волосы, зачесанные назад, придавали ее красивому лицу особенно приятный вид. Это была Магда Крамер, урожденная Вагнер. Увидев Рунге, она вдруг побледнела и в испуге отшатнулась назад.
– Мама! – закричала Эрика. – Мама милая! Неужели ты не узнала дядю Альфреда? Ну подойди же к нему, подай руку!
Офицер смотрел на женщину улыбающимися глазами, но лицо его осталось серьезным и неподвижным. Магда поняла, что перед ней стоит не призрак, а живой человек, который для нее всегда был дороже всех на свете, вскрикнула, подбежала к нему и, обняв за шею, заплакала.
– Альфред, дорогой мой! Неужели это ты? Откуда явился? – начала задавать она вопрос за вопросом, глядя на него сквозь слезы.
Рунге с детства привык говорить только правду. Сначала приучили к этому родители, а потом вошло в привычку. И теперь ему захотелось открыть любимой женщине всю правду и о ее муже, и о себе, но обстоятельства требовали от него до поры до времени скрывать многое и он ответил в полном соответствии с легендой, сочиненной совместно с Соколовым и Барсуковым, пытаясь скрыть свое смущение шуткой:
– Явился к вам прямо с того света. Правда, попал я, к счастью, не в ад, а в рай, где души умерших ведут блаженное существование, но мне, грешнику, надоело разыгрывать из себя праведника, и я вернулся к живым людям. А теперь вот сожалею, что поторопился.
– Почему? – улыбаясь сквозь слезы, спросила Магда Крамер.
Вы же собирались идти в церковь, а я испортил вам всю обедню. Идите не задерживаясь, я зайду к вам как-нибудь в другой раз.
– О, теперь уж не пойду,- отрицательно покачала головой Магда. – Детей в церковь поведет Шарлотта, а мне надо поговорить с вами о многом.
– Мне тоже надо спросить у дяди Альфреда о папе,- подала голос Эрика.
– – И мне, тоже,- присоединился к ней Макс.
– Расспросите после обедни. Дядя Альфред никуда не уйдет, будет ждать вас. Шарлотта, идите, а то опоздаете.
Гувернантка взяла детей за руки и повела вверх по улице, откуда слышался призывный звон колоколов, а Магда и Альфред вошли в дом.!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
После обеда вся семья собралась в уютном будуаре фрау Крамер. Все, кроме Рунге, были одеты просто, по-домашнему. Маленький Макс сразу же забрался на колени к Альфреду, а Эрика села рядом с матерью на диван. Тишину нарушила Магда.
– Точно так же, как до войны,- сказала она.
– Только с той разницей, что тогда у меня на коленях сидела Эрика,- возразил Рунге.
– А теперь я! – гордо воскликнул Макс.
– Дядя Альфред, на фронте вы вспоминали нас? – спросила Эрика.
– Очень часто,- ответил Альфред. – Эти воспоминания придавали мне силы для того, чтобы стойко переносить все лишения, связанные с войной. Они поддерживали во мне веру в лучшее будущее.
– Мы тоже вспоминали вас. Мама говорила: «Дядя Альфред не оставит нас в беде. Только бы сам вернулся целым и невредимым». Ты помнишь, мама? – спросила девочка, заглядывая в мамины глаза.
– Помню, доченька, помню,- погладила Магда дочку. – Мы каждый день молились богу за папу и дядю Альфреда. Бог услышал наши молитвы, и дядя Альфред вот сидит у нас.
– А почему он не услышал наши молитвы о папе? – спросил Макс.
Не кощунствуй! – погрозила пальцем Магда. – Ваш папа сложил голову за фюрера.
– Дядя, скажите, он сам много убил русских? – не унимался Макс,
– Немало.
– Когда я вырасту, убью их больше, чем папа,- пообещал сын эсэсовского генерала.
– Макс! – погрозила мать. – Дети так не говорят. Лучше послушаем дядю Альфреда. Он расскажет нам о подвигах вашего папы. Скажите, правду ли говорят, что он расстрелял русских парламентеров?
– Да, он не пощадил их,- коротко ответил Рунге.
– А кто такие парламентеры? – спросила Эрика.
– Это – представители командования русских. Красные окружили нашу дивизию в одном городе. Там было много мирных жителей. Чтобы они не пострадали, русские перед штурмом через своих парламентеров предложили нам сдаться или же выпустить из города всех мирных жителей, чтобы избежать напрасного кровопролития.
– Гельмут не согласился? – спросила Магда.
– Нет, не согласился, но опасался, что другие захотят принять ультиматум красных. Чтобы сделать невозможным переговоры, бригаденфюрер приказал расстрелять парламентеров на глазах у русских. В таких случаях противник не знает пощады. Действительно, русские приступили к штурму наших позиций.
– Но папа не испугался? – спросила Эрика, дрожа всем телом.
Рунге не ответил на ее вопрос, а продолжил свой рассказ дальше:
– Русские ворвались в город и атаковали его центр, где находился наш командный пункт. Бригаденфюрер понял, что дальнейшее сопротивление бесполезно, и сел писать свое последнее письмо.
– К кому? К фюреру? – спросил Макс.
– Нет, к маме. Закончив писать, он запечатал письмо и передал мне со словами: «Если тебе удастся с надежными людьми вырваться из этого пекла, лично доставишь его моей жене». Потом попрощался со мной и застрелился.
– Вам не удалось сохранить это письмо? – нетерпеливо спросила Магда.
– Вот оно!
С этими словами Рунге достал из нагрудного кармана запечатанный конверт и подал хозяйке. Та хорошо знала почерк мужа. Сомневаться было нельзя, это – рука Гельмута. Она перекрестилась, распечатала письмо и сначала прочитала про себя, а потом вслух. «Моя дорогая Магдалена! – писал Крамер. – Не знаю, дойдет мое письмо до тебя или нет, но оно будет последним. Хотя я не надеюсь на благополучный исход, но все равно решил изложить свою последнюю волю на бумаге. Помнишь, когда немецкие войска вошли в Австрию, я одним из первых присягнул на верность фюреру. Эту присягу я не нарушил. Теперь наступил решительный момент для испытания моей верности. Дивизия моя разгромлена в боях с превосходящими силами противника. Чтобы избежать плена, я решил покончить с собой. Все свое движимое и недвижимое имущество завещаю тебе и моим детям в равных долях. Распоряжайся им в интересах детей до их совершеннолетия. Замуж больше не выходи, посвяти себя детям. Об одном только жалею, не придется последний раз обнять тебя и моих крошек на прощанье. В остальном я спокоен. Ведь для эсэсовца нет выше чести, чем умереть за фюрера. Я же отдаю свою жизнь за любимого фюрера и за созданный им тысячелетний рейх. Это письмо вручит мой адъютант Рунге. Возможно, это будет после войны. Я ему приказал с горсткой храбрецов прорваться из вражеского кольца. Он не раз выходил живым и спасал других из самого безнадежного положения. Надеюсь, счастье ему не изменит и на этот раз. Попроси его, пусть он примет живейшее участие в воспитании моего сына. Макс должен быть офицером, чтобы сделать то, что я не успел. Прощай, дорогая Магдалена! Прощайте, Эрика и Макс! Хайль Гитлер! Твой супруг бригаденфюрер СС Гельмут Крамер».