Герои без вести не пропадают. Книга вторая - МИТРИ КИБЕК (Дмитрий Афанасьевич Афанасьев)

– Сами смастерили, – сказал Столичек. -Грузоподъемность нашего лифта около двухсот килограммов. Обслуживают два человека. Они же охраняют весь механизм и подходы к лагерю.

– Фашисты знают дорогу? – спросил Соколов.

– Догадываются, но самим ни разу не удалось побывать в этих местах. Егеря и объездчики – наши люди. О появлении подозрительных людей всегда извещают нас заблаговременно.

На верхний горизонтальный уступ скалы первыми подняли Соколова и командира партизан. Столичек познакомил капитана с двумя товарищами, охранявшими этот своеобразный вход на территорию будущей базы десант ников, потом по крутой, извилистой тропинке повел к блиндажам. Зимнее солнце уже осветило горные вершины, когда они пришли к месту назначения. Соколов осмотрел блиндажи и землянки, наблюдательную вышку и место для узла связи. Видно было, что все это построено со знанием дела, с максимальными удобствами для длительного пребывания здесь довольно значительной группы людей.

– От души благодарю вас! – пожал он руку командира партизан. – Все, что сделали вы для нас, даже пре взошло наши ожидания. Сегодня же я доложу об этом генералу Барсукову.

– Весь чешский народ с нетерпением ждет свою освободительницу Советскую Армию. Мы рады, что вам понравилась наша скромная услуга. Надеюсь, она будет не последняя,- искренне пожал Столичек руку десантникам

Далее он проинформировал об общей обстановке, показал дорогу к месту расположения своего отряда, сообщил пароль для связи с партизанами и, пообещав прислать проводника, покинул лагерь.

Больше двух часов десантники потратили на то, чтобы перетаскать все имущество на базу, остальное время ушло на устройство лагеря. К вечеру была установлена радиосвязь со Штабом партизанского движения. Шифровкой Барсуков сообщил о задержке с вылетом второго эшелона десантников ввиду нелетной погоды и, поздравив с благополучным прибытием первого эшелона на базу, посоветовал Соколову приступить к выполнению начальной стадии плана операции, ведению разведки и установлению контакта с местными подпольщиками Как и предусматривалось, первый день таким образом ушел на это дело. Назначив караул и установив порядок смены часовых, свободным от наряда десантникам командир разрешил расположиться на отдых.

Людей, подобранных для высадки в тылу противника, обычно проверяют тщательно, однако никакая проверка не может полностью гарантировать от проникновения в коллектив людей с гнилой душонкой. Нечто подобное произошло и в отряде Соколова. На рассвете сладкий предутренний сон десантников был внезапно прерван громкой бранью и какой-то возней возле наблюдательной вышки. Выбежав из землянок, люди увидели неприглядную картину: два десантника ожесточенно дрались. Один из них – поручик Ян Плахотка – командир группы чехословаков, другой – Альфред Рунге – командир австрийской группы. – Прекратить драку! – закричал подбежавший к ним Соколов. – С ума, что ли, вы посходили? Прекратите сейчас же!

Услышав голос командира, Рунге повернулся назад и на мгновение застыл по команде «смирно». Но разъяренный Плахотка в ту же секунду нанес ему сильнейший удар в голову, отчего тот зашатался, и если бы не поддержали подбежавшие австрийцы, то несомненно грохнулся бы на землю.

– Вот тебе, проклятый фашист! Хочешь, еще дам по морде! – крикнул Плахотка, злобно сверкая глазами. – Эго тебе не эсэсовские войска, а красный десант. Рукоприкладство тут не дозволяется.

– А сам ты кто? – спросил Рунге, с ненавистью глядя на чеха. – Не тот ли паршивый пес, который подбирает остатки с чужого стола, но никогда сыт не бывает? Презренный провокатор!

Плахотка выхватил финку, а Рунге вынул из кобуры пистолет, но товарищи быстро обезоружили их и растащили в разные стороны.

Скоро все десантники разбились на две группы. В одной оказались чехи и словаки, в другой – австрийцы и немцы. Обе группы начали расспрашивать своих командиров о происшедшем. Соколов понял: если вовремя не остудить страсти, может в любое время вспыхнуть пожар национальной вражды.

– Дежурный,- позвал он,- арестовать обоих! Остальным собраться в штабе.

Арестованных дежурный взял под стражу и Плахотку передал в руки часового немца, а Рунге – в руки часового словака.

– Что бы это могло означать? – задумался Соколов, войдя в штабный блиндаж. – Одно из двух – либо они начали сводить какие-то личные счеты, либо эта драка является результатом давнишней национальной вражды между чехами и австрийцами, которую нацисты всячески разжигали в последние годы. Чтобы этот дурной пережиток старого не помешал нам в выполнении нашей благо родной миссии, надо решительно пресечь всякое проявление национализма. Но одними приказами многого не добьешься. Надо что-то придумать такое, что, не задевая национальных чувств моих товарищей, быстро и решительно убедило бы не только во вздорности этой националистической скверны, но и в ее губительности, а следовательно, и в недопустимости в нашей среде. Скоро в блиндаж пришли десантники, свободные от наряда. Решили выслушать каждого арестованного по отдельности. Первым дежурный привел чеха.

– Скажите-ка товарищ Плахотка, что заставило вас подраться с товарищем Рунге? – спросили у него.

– Рунге мне не товарищ, надеюсь, вам тоже,- начал Плахотка. – Я сюда прибыл, чтобы до последнего дыхания бороться с немцами – исконными врагами чешского народа, а Рунге мне предложил пойти к фашистам и тайно привести их сюда. Это так разозлило меня, что я не вы терпел и вступил с ним в драку.

– Вот так и доверяйся им, бывшим эсэсовским головорезам. Почуяв запах крови, он тут же позабыл свои обязательства и задумал сразу перебежать к фашистам. Не Люди, а мразь! – сердито сплюнул один из чехов.

– Знаем этих извергов,- добавил другой чех. – По-моему, нечего долго канителиться с ним. Вывести и расстрелять перед строем.

– Не будем спешить,- сказал Курт Либерман, австриец из Линца, на которого Соколов возлагал особые надежды для установления связи с местными подпольщиками. – Когда решается вопрос о жизни и смерти человека, надо выслушать всех заинтересованных лиц.

– Правильно! – согласились с ним остальные.

Привели Альфреда Рунге. Когда у него спросили о причине сегодняшней драки, он не стал отпираться, сразу начал с признания своей вины, но не в попытке измены, а в своей нерешительности по отношению к провокатору.

– Проснулся я на рассвете. В жарко натопленной землянке было душно, и я вышел проветриться. Из соседней землянки вышел Плахотка. Мы поздоровались и начали прогуливаться вместе. Он рассказал о своей довоенной жизни, я тоже рассказал о себе. Когда он узнал, что я из этих мест и у меня поблизости немало знакомых, он поинтересовался, смогу ли я без провожатых выйти на шоссейную дорогу Линц – Ческе-Будейовице. Я ответил утвердительно. «А нет ли поблизости военных гарнизонов немцев?» – поинтересовался "он. «Ты лучше спроси, где их нет,- сказал я. – В каждом городе, на каждой железно дорожной станции, в каждом рабочем поселке их хоть отбавляй». – «Хочешь, немножко посидим здесь,- предложил Плахотка, когда мы подошли к наблюдательному пункту. – Есть у меня одно очень важное дело, от которого может зависеть наше будущее».

Мы сели на поваленное дерево. Он придвинулся ко мне вплотную, внимательно посмотрел на меня. Я заметил, как сверкнули хищным огоньком его глаза в лучах восходящего солнца. Что-то не понравилось мне в нем в это время, и я отодвинулся немножко, но выразил согласие выслушать его. «Скажи-ка, ты веришь в успех нашего рискованного предприятия?» – спросил он. «А ты?» – вопросом на вопрос ответил я. «Не верю,- признался он. – Такой небольшой, да еще весьма разношерстной группе людей никогда не выполнить задания Штаба партизанского движения. Погибнем мы здесь все. Погибнем ни за что ни про что. Русские послали нас на верную гибель»,- захныкал он. «Ты это серьезно?» – удивился я. «Конечно,- ответил он. – Обидно, что приходится принять смерть не за родную Чехословакию и не за вашу Австрию, в составе которой прекрасно жили наши отцы и деды, а за какого-то безвестного советского полковника. Из-за одного человека гибнет два десятка храбрецов. Разве это справедливо?» Я понял, либо он по своей инициативе, либо по указанию других задумал испытывать мою верность данной нами присяге, и, чтобы до конца выяснить его намерения, решил нарочно притворяться. «Что поделаешь, видать, такова наша судьба,- вздохнул я. – В лагере военнопленных тоже осточертело. Лучше уж смерть в бою, чем без конца киснуть в безделье». – «Ошибаешься, друг мой,- горячо зашептал он. – Выход есть. Он зависит от нас самих. Война эта нам, чехам, и вам, австрийцам, в равной степени ни к чему. Пусть воюют немцы и русские, а мы должны покинуть их». «Каким образом?» – притворился я заинтересовавшимся его замыслом. «Ты знаешь, как выйти из этого проклятого леса. -Пока остальные дрыхнут, покинем лагерь и разыщем немцев»,- предложил он. «Чтобы нас обоих забрали в гестапо?» – спросил я. «Не беспокойся! Когда мы расскажем о красном десанте и покажем дорогу сюда, вместо наказания получим щедрую награду. Пойдем, не будем терять дорогого времени»,- предложил он, вставая. Я тоже встал и схватил его за руку. «Что ж, пойдем, но не к фашистам, а к своему командиру и попросим у него разрешения на временную отлучку из лагеря, для того чтобы продать товарищей»,- сказал я. Он начал вырываться, а я насильно потянул его к штабному блиндажу. Завязалась драка. Остальное вы видели сами,- закончил свое объяснение Рунге.