Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ) - Элеонор Бирке

Кирк смотрел куда-то под ноги, чесал песок ботинком, водил им туда-сюда. Взглянул на постройки Элфи и коротко улыбнулся. Понятное дело он размышлял. В последнее время он был немногословен, а этот его прищур, можно сказать отцовский, указывал на интеллектуальную бурю в голове Беккета. Он не единожды объяснял Элфи, что занят важным делом. Он должен в чем-то там разобраться, все обдумать, понять, что кто-то там задумал и почему все это происходит… В целом Элфи помогала другу, совершенно не понимая, чего тот ищет.

Она принялась пританцовывать вокруг Кирка, напевая песенки навроде: «Туман уходит, улетает… В песочном городе будут жить муравьи… Кирк опять в раздумьях, а я сейчас опять начну летать…» — и все такое, в духе «мысли вслух». Элфи подпрыгивала, поднималась на метр от земли, при этом стискивая зубы, мол «это вышло случайно, я тут не пытаюсь летать просто так для развлечения», а потом плавно опускалась на землю… На ноги она приземлялась в одном случае из пяти. В другие четыре она плюхалась то на руки, то на спину, живот, а порой и вниз головой. Благо, все же плавно, не благо — не на ноги. Оттого она прилично перепачкалась, но как же довольна была малышка Смолг! Безлюдные окраины — это так чудесно! Здесь не водятся толпы учителей и разновозрастных мечтателей, которые назидательно указывают на опасность подобных экспериментов. Здесь никто не предостерегает и не запрещает левитировать.

За последнее время Кирк научился не загружаться завистью к подобным маневрам Элфи, у него была другая работа для мозгов, потому на глупости в плане сожаления: «Я толл, как несправедливо», — и тому подобное, он временно забил. Зато брюзжал то ли на всех взрослых, то ли на кого-то конкретного:

— Всегда так — им надо скрывать и недоговаривать. Считают детей идиотами!

— А может так и раньше происходило? Туман двигался то туда, то обратно? Он живой, как и любая природа. Мистер Хванч, и госпожа Пенелопа тоже, говорили, что все живое движется и меняется… Кирк, может зря ты всех подозреваешь? — Элфи приземлилась на руки, а из-под подола ее милого сиреневого платья показались ядовито-салатовые штанишки.

Похоже Элфи хорошо подготовилась к разноплановым посадкам. Маленькой экспериментаторше видимо не раз приходилось оказываться с задранным платьем. Увидела бы сейчас ее Эстер, няня из Воллдрима, получила бы Элфи урок этики и эстетики! В некотором роде Элфи повезло. Она конечно же скучала по своей няне, но пользовалась ее отсутствием сполна. Лохматые волосы, в которых виднелась трава, лепестки, парочка высохших колючек… ой, да целый гербарий! Маме приходилось каждый вечер вычесывать дочку, иначе ее голова походила бы на премилое перекати-поле. А одежда? Никаких поясочков и бантиков, а к концу дня не платье, а хороший подарок для чучела огородного. А что, нормально. На выручку и тут мама приходила. Магдалена кружила Элфи в своем мечтательном танце, и вся грязь с одежды выпрыгивала из недр кружев и собиралась в грязевые шарики, которые порой имели приличный размер.

— Дело не в подозрениях, они здесь ни при чем. Мечтатели все скрывают. Такова природа взрослых. А в моей голове все разумно и в полной мере логично…

Элфи прекратила акробатничать, села на землю и вздохнула: похоже вновь наступила пятиминутка самохвальства Беккета. Элфи приготовилась к «оде величайшему из умов», но Кирк вдруг задумался, умолк. Тогда она сказала:

— А я решила — сегодня же спрошу у мамы! Вот прямо сама спрошу почему туман отступает.

— Бесполезно. Я уже пытался у отца разузнать, — соврал Кирк. Разве он решился бы на такое? Давно он надеялся лишь на самого себя: его интеллект не простаивал. К тому же отец оказался довольно скрытным, а самоуверенность Беккета-младшего была куда агрессивней его собственной жажды познаний. — … и в школе тоже спрашивал. Некоторые мечтатели отнекиваются, другие еще хуже — глупо улыбаются… — Кирк состроил гримасу недовольства и пригладил волосики, аккурат от пробора в обе стороны.

Элфи опять громко вздохнула:

— Мечтатели всегда говорят о чуде, а сами вечно сомневаются, не верят никому. Как так?

— Рэмон заслуживает внимания, — поделился наблюдениями Кирк.

— Что? Почему он?

— Он другой. С ним можно обсудить. Он не выкручивается.

— Рэмон? — для малышки Элфи рассуждения Кирка казались временами невразумительными. Он был или слишком умным, или… просто крайне непонятным. Почему Рэмон? Хороший мечтатель, как и многие, но почему Кирк выделял именно его, ей было не понятно.

— Он врать не будет. В худшем случае просто не скажет. Настоящий человек…

— Настоящий зеландериец, — хихикнула Элфи. Она сорвала травинку и за секунду та из бледно-серой обратилась в почти черную.

— Точно, да. И что самое интересное, нашим доверять нельзя, — он кивал, соглашаясь с собственными доводами. — Как же несовершенен этот мир… не то что мир Рэмона. Здесь он как инопланетянин… или иномирянин… Хотел бы и я в Зеландере побывать…

— «Инопланетянин» смешно звучит. Мистер Рэмон из другого мира — так красивше.

— Кстати я сжег человечка с птичьей головой. Ясмин помогла смастерить копию.

— Сжег? И что? Зачем?.. — Элфи вдруг мечтательно закатила глаза и неожиданно добавила: —Ясмин такая красивая. Очень-очень.

Кирк отчего-то раскраснелся. Элфи же не понимала почему Кирк так настороженно об отце стал говорить. Разве может отец запретить сыну мечтать? Да и зачем? Ведь это так прекрасно!

— Ой, а зачем копия? — спросила она.

Кирк виделся с Ясмин раз десять за этот месяц и уже открыл для себя, что влюбился в голубоглазую мечтательницу. Это было так ново! Его тянуло к ней, и он постоянно искал повода встретиться. Он хотел показать ей, что многое может. Он хотел разобраться с тайнами тумана, чтобы она восхищалась им и перестала наконец видеть в нем ребенка.

Ясмин без труда определила, что статуэтка — это действительно некий мечтательный артефакт, блокирующий мечты; возможно делающий что-то еще. Вчера, когда Кирк сжег статуэтку, он вспоминал об их первой встрече. Мысли унесли его далеко в куст жасмина, в котором он впервые увидел Ясмин. Тогда она сходу увидела в Беккете мечтателя. Статуэтка горела в камине дома, где жила Ясмин, пока все его жительницы были на занятиях в школе. Кирк, думая о девушке-мечтательнице, не заметил, как во всю чешет руку в локтевой впадине. Крепко так чешет. Похоже он чрезмерно увлекся этим занятием и не сразу заметил, что до крови разодрал кожу. Кожу жгло, как жжет оцарапанное об асфальт колено.

Рука кстати ныла до сих пор, а утром из раны сочилась прозрачная жидкость. Надо бы чем-то прижечь ссадину или заклеить ее пластырем, но та не казалась серьезной, вызвала небольшой дискомфорт, не более. Потому Кирк благополучно отложил это дело на потом. И естественно никому о такой мелочи не рассказал.

— Зачем копия? — повторила свой вопрос Элфи.

— Чтобы отец ничего не заподозрил.

— Уже и папе не веришь?

— Пока не уверен. А еще, знаешь…

— Что?

— Когда я пел с Ясмин… Я чувствовал что-то такое… Не могу объяснить. — Кирк пытался облачить те далекие чувства в слова, но никак не выходило. Вдруг он сообразил: — Слушай. А расскажи ты! Что ты чувствуешь, когда мечтаешь?

— Ты опять трудные задачки задаешь: как мечтать? что ты чувствуешь? Кирк, я не знаю… а, знаешь, я бы с удовольствием послушала твое пение, — Элфи рассмеялась.

Кирк же настолько был озадачен исходниками всевозможных догадок, что забыл смутиться.

— Попробуй! Я хочу разобраться, — настаивал он.

— Ой, ты такой зануда! — она опустила плечи и устало выдохнула. — Я никогда не обращала внимания, просто очень-очень сильно думала о чем-то. Хорошо думала, с чудом.

Элфи расставила ручки и медленно покружилась. Ее пышное платье резало воздух, но как-то не естественно, словно воздух был прилично плотным.

— Я не про то, как сосредоточиться. Что в теле ощущаешь?

— Кирк, давай потом?

— Сейчас попробуй и сразу расскажешь.

— Ну, хорошо, — девочка остановилась, ее мотнуло в сторону, но она устояла на ногах.