Суфии - Идрис Шах

Хотя реальность бытия суфия нельзя оценить посредством более ограниченных критериев логического мышления, эту поэму можно считать собранием основных факторов метода Руми. Он утверждает действительное существование общества, посвятившего себя реальности, по отношению к которой видимая реальность является только бледной копией. Это знание приходит благодаря контактам с другими, участию в групповой деятельности, а также личным усилиям и мышлению. Истинно фундаментальное достигается только после того, как определенные способы мышления направлены в конструктивное русло. Искатель должен «раскрыть руки» навстречу объятию, а не пассивно ожидать пока ему что-нибудь дадут. «Старуха» – вся совокупность переживаний этого мира, являющихся только отражением высшей реальности, а она (реальность) превосходит все наши представления об истине. Люди продают свои потенциальные возможности за «три лепешки» обычной жизни.

Друг придет к ночи – т. е. придет, когда воцарится покой, и автоматическое мышление не будет возбуждать человека. Еда – особая пища суфия, отличается от обычной еды, при этом она особым образом питает человеческое существо. Человечество кружит вокруг реальности, в системе, которая не является реальной. Оно должно войти в этот круг вместо кружения по его периметру. Истинная осознанность находится в таком же отношении к тому, что мы считаем осознанностью, как сто жизней – к одной. Определенные черты знакомой нам жизни, такие как хищничество, эгоизм и многие другие качества, препятствующие развитию, необходимо уравновесить доброкачественными элементами.

Размышление, а не шаблонное мышление, и есть нужный метод. Необходимо размышлять о всей жизни в целом, а не только о ее частных аспектах. Человек напоминает собой того, кто мог бы обойти всю землю, но вместо этого заснул в тюрьме. Путаница, вызванная неуместным интеллектуализмом, скрывает истину. Молчание – это подготовка к речи, реальной речи. Внутренняя жизнь мира достигается путем игнорирования фрагментарности, подразумеваемой обычными представлениями о «жизни» и «мире».

После смерти Руми в 1273 году главой Ордена Мевлеви стал его сын Бахауддин. При жизни Руми окружали люди всех вероисповеданий, и в последний путь его тоже пришли проводить люди самого разного толка.

Одного христианина спросили, почему он так горько рыдает на похоронах мусульманского учителя. Его ответ выражает суфийскую идею о возвращении учения и непрерывной передаче духовной деятельности: «Мы почитаем его как Моисея, Давида и Иисуса нашего времени. Все мы его последователи и ученики».

Жизнь Руми демонстрирует центральный для суфизма фактор: сочетание передаваемого знания и личного просветления. Его род происходил от Абу Бакра, товарища Мухаммеда, а его отец был связан узами родства с Хорезмшахами. Джалалуддин родился в Балхе, в центре древнего учения, в 1207 году. Согласно преданию, суфийские мистики предсказали ему большое будущее. Поддавшись влиянию могущественных схоластов, владыка Балха ополчился против суфиев, и особенно против своего родственника, отца Руми. По приказу шаха один из суфийских учителей был даже утоплен в Аму-Дарье. Эти события послужили предзнаменованием монгольского нашествия, во время которого на поле боя пал глава суфиев Наджмуддин (Величайший). Он был основателем Ордена Кубрави, тесно связанного с развитием Руми.

Разорение Центральной Азии ордами Чингисхана привело к распылению туркестанских суфиев. Вместе со своим маленьким сыном отец Руми прибыл в Нишапур, где они встретили другого великого учителя, принадлежавшего к тому же суфийскому потоку, поэта Аттара, который благословил ребенка и «одухотворил» его, передав Джалалуддину суфийскую бараку. Он подарил мальчику копию своей поэмы «Асрар-наме» («Книга тайн»), написанную в стихах.

Суфийское предание гласит, что поскольку современные ему суфийские учителя были убеждены в высоком духовном потенциале юного Руми, их забота о его безопасности и развитии послужила причиной дальнейших странствий группы беженцев. Они покинули Нишапур, провожаемые пророческими словами Аттара: «Этот мальчик зажжет для мира огонь божественного восторга». Нишапуру не суждено было уцелеть. Аттар, подобно Наджмуддину, ждал своей участи мученика, которая постигла его вскоре после этого.

Суфийская группа, возглавляемая едва опрерившимся юнцом, прибыла в Багдад, где стало известно о полном разгроме и разрушении Балха и гибели его жителей. Они путешествовали еще несколько лет, совершив за это время паломничество в Мекку, а затем отправились на север, в Сирию и Малую Азию, посещая по дороге суфийские центры.

Центральная Азия содрогалась под безжалостными ударами монголов. Казалось, что мусульманская цивилизация доживает последние дни своей почти шестисотлетней истории.

В конце концов отец Руми осел поблизости от Коньи, связанной с именем св. Павла, и там основал свой центр. В то время город находился под властью сельджуков, и шах пригласил отца Джалалу-ддина обосноваться там. Тот принял официальный религиозный пост и продолжал посвящать сына в суфийские тайны.

Кроме того, Джалалуддин вступил в контакт с Величайшим Мастером, поэтом и учителем Ибн аль-Араби из Испании, который примерно в это же время находился в Багдаде. Эта связь была установлена с помощью одного из учителей Руми Бурханудина, прибывшего в сельджукские владения вскоре после смерти отца Руми. Став Джалалуддину учителем вместо отца, Бурханудин вместе с ним посетил Дамаск и Алеппо.

Руми было около сорока лет, когда он начал полуоткрыто распространять свое мистическое учение.[31] Таинственный дервиш «Солнце веры Табриза» был вдохновителем множества его прекрасных стихов, а также тех методов и форм, в которых его учению предназначено было сохраниться в Ордене Мевлеви. Исполнив свою работу, этот дервиш исчез через три года и больше о нем уже никто ничего не слышал.

Сын Руми считал этого «посланца неведомого мира» самим Хызром, таинственным патроном и руководителем суфиев, который появляется, и затем, передав свое послание, исчезает из поля видимости людей с обычными восприятиями.

Именно в этот период Руми и стал поэтом. Хотя его и считают одним из величайших персидских поэтов, поэзия для него была только вторичным продуктом. Он считал ее не более чем отражением истины – той необъятной внутренней реальности, которую он называет любовью. Он писал, что истинная любовь молчалива, ее невозможно выразить словами. Несмотря на то, что его поэзия была призвана воздействовать на людей тем способом,