Суфии - Идрис Шах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ибн аль-Араби: величайший шейх
Грешному и порочному я могу показаться злым,
но для добрых – милосерден я.
Мирза Хан. Ансари
Суфий Ибн аль-Араби, которого арабы называют «Величайшим Учителем», был одним из тех, кто оказал наиболее сильное метафизическое влияние как на мусульманский, так и на христианский миры. Он был потомком Хатима эль-Таи, который до сих пор считается самым щедрым человеком среди арабов. О нем упоминал Фитцджеральд в своих «Рубайят»: «Пусть Хатим Таи кричит: “Ужин”, – не обращайте на него внимания!»
Испания находилась под властью арабов уже более четырехсот лет, когда в 1164 г. в Мурсии родился Ибн аль-Араби. Его называли также и «Андалузцем», и смело можно сказать, что он был одним из величайших испанцев всех времен. Считается, что он подарил миру непревзойденные образцы любовной поэзии, и что ни одному суфию не удалось оказать столь сильное воздействие на ортодоксальных теологов внутренним смыслом своей работы и всей своей жизнью, как это сделал Ибн аль-Араби.
Его отец находился в контакте с великим Абдул-Кадиром Джилани[32] – Султаном Друзей (1077–1166), именно это, согласно его биографам, и сыграло свою решающую роль в его становлении как суфия. Считается даже, что Ибн аль-Араби родился в результате духовного влияния Абдул-Кадира, предсказавшего, что он будет человеком выдающихся дарований.
Его отец был решительно настроен на то, чтобы дать ему самое лучшее образование, которое только можно было получить в мавританской Испании того времени – цитадели просвещения, почти не знавшей себе равных. В Лиссабоне Ибн аль-Араби изучал законоведение и мусульманскую теологию. Затем, будучи еще мальчиком, он отправился в Севилью, где под руководством величайших ученых века занялся изучением Корана и хадисов. В Кордове он посещал школу великого шейха эль-Шаррата и весьма преуспел в юриспруденции.
Уже в это время Ибн аль-Араби проявил интеллектуальные способности, которые далеко превосходили уровень интеллектуального развития его современников, несмотря на то, что многие из них принадлежали к наследственной интеллектуальной элите, просвещенность которой была чем-то вроде притчей во языцех в Средние Века. Несмотря на суровую дисциплину, царившую в академических школах, юный Ибн аль-Араби почти все свободное время проводил с суфиями и уже тогда начал писать стихи.
Он прожил в Севилье тридцать лет. Его поэзия и красноречие завоевали ему самый высокий авторитет не только в просвещенной Испании, но и в Марокко, также одного из центров культурной жизни.
В определенном смысле Ибн аль-Араби напоминал Аль-Газали (1058–1111). Он также родился в суфийской семье и призван был оказать влияние на западную мысль. Он, как и Газали, считался непревзойденным знатоком мусульманской традиции. Но если Газали сначала занимался схоластической наукой и только потом, найдя ее недостаточной, и будучи уже на вершине славы, обратился к суфизму, то Ибн аль-Араби благодаря человеческим контактам и поэзии поддерживал постоянную связь с суфийским потоком. Газали примирил суфизм с Исламом, доказав схоластам, что суфизм не ересь, а внутренний смысл религии. Миссия Ибн аль-Араби состояла в том, чтобы создать суфийскую литературу и пробудить интерес к ее изучению, таким образом он помог людям почувствовать дух суфизма и, независимо от своей культурной подоплеки, открыть для себя суфиев через само их существование и деятельность.
Красноречивым примером того, как работал этот процесс можно считать комментарий выдающегося ученого, профессора Р. А. Николсона, который перевел труд Ибн аль-Араби «Толкователь желаний». Вот что он написал по этому поводу:
«Это правда, что некоторые стихи невозможно отличить от обычных любовных песен, а что касается большой части текста, то позиция современников автора, отказывавшихся верить в их эзотерический смысл, естественна и понятна; с другой стороны, есть много отрывков явно мистического содержания, поясняющих все остальное. Скептики, лишенные проницательности, заслужили нашу благодарность, т. к. заставили Ибн аль-Араби проинформировать их. Можно с уверенностью сказать, что без его пояснений даже наиболее благожелательно настроенные читатели едва ли смогли бы увидеть тот скрытый смысл, который его фантастическая изобретательность вложила в арабские касыды».[33]
Большинство произведений Ибн аль-Араби и сегодня остаются непонятыми всеми, кроме суфиев. Некоторые из этих произведений адресованы тем, кто способен к восприятию древней мифологии и ориентируется в ее понятийной системе. Другие, связанные с христианством, служат путеводной нитью для людей, воспитанных в христианской среде. Третьи знакомят людей с суфийским путем, используя язык любовной поэзии. Ни один отдельный индивид не смог бы понять все его творчество, пользуясь одними только схоластическими, религиозными, романтическими или интеллектуальными методами, и это подводит нас к пониманию другого аспекта его деятельности, намек на которую содержится в его имени.
Согласно суфийскому преданию миссия Ибн аль-Араби заключалась в «рассеивании» (по-арабски нашр от корня НШР) суфийского знания в современном мире, связывая его с уже существующими в этом мире традициями. Смысл рассеивания вполне оправдан и находится в полном соответствии с суфийским мышлением. Поскольку суфийский термин, передающий идею рассеивания (НШР), употреблялся тогда не очень широко, Ибн аль-Ара-би использовал альтернативное слово. В Испании его называли Ибн Сарака, «Сын маленькой пилы». Слово «сарака», образованное от корня СР К, используется для альтернативного названия пилы, образованного от корня НШР. Самыми распространенными производными от корня НШР являются слова: «публикация, распространение», а также «распиливание». В одном из значений это слово можно понимать, как «возрождение». Мухиуддин – а это было собственным именем Араби – означает «воскреситель веры».[34]
Толкуя значение корня НШР буквально, как это было свойственно большинству ученых, даже такой авторитетный историк, как Ибн аль-Аббар, сделал вывод, что отец Ибн аль-Араби был плотником. Он мог быть «плотником» только во второстепенном смысле этого слова, который тоже признавался суфиями, использовавшими определенные профессиональные термины для обозначения своих встреч. Они делали это для того, чтобы как-то объяснить посторонним причину сбора в одном месте большого числа людей, отвлекая, таким образом, от себя подозрение в какой бы то ни было заговорщической деятельности.
Некоторые отдельно взятые высказывания Ибн аль-Араби, поражают.
Так в своей работе «Грани мудрости» он пишет, что не надо пытаться увидеть Бога в какой-нибудь нематериальной форме. «Нет ничего совершеннее, чем видеть Бога в женщине». Суфии считают, что любовная поэзия; как и многое другое, способна адекватно отразить последовательное познание божественного, одновременно выполняя и многие другие функции. Каждое суфийское переживание отличается бесконечной глубиной и качественным разнообразием. Только обычные люди считают, что слово однозначно, и видят в том или ином переживании только малое