Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917 - Альберт Каганович

Надеясь, что сведения об экономических достижениях бухарскоподданных евреев помогут предотвратить выселение, Тажер в конце 1909 года снова отправился в Петербург[730]. Как и прежде, в столице он посетил многих влиятельных лиц. Вместе с Юлием Гессеном, помогавшим своими связями и юридическими консультациями, он ходил на прием к бывшему министру просвещения и общественному деятелю Ивану Толстому, толерантно относившемуся к евреям. Тажер просил его замолвить слово перед депутатом Думы Владимиром Хвощинским[731]. Узнав, что в Петербурге находится эмир, Тажер беседовал по вопросу выселения и с ним. Тот подарил Тажеру халат в знак расположения и обещал оказать содействие, что, вероятно, и сделал[732].

Как и прежде, поддержку бухарскоподданным евреям оказали московские фабриканты и заводчики. Они подали министру финансов Владимиру Коковцову записку, в которой заявили, что выселения евреев отрицательно сказываются на торговле и промышленности. Хотя в доступной мне цитате из этого документа, приведенной Павлом Берлиным и Павлом Бурышкиным, не упоминаются конкретно бухарскоподданные евреи, высказанные в ней особые опасения за российскую мануфактурную промышленность, за выплаты по кредитам и сохранность местного рынка дают основание предположить, что именно их предстоявшее выселение беспокоило промышленников[733]. Эта записка вызвала негодование черносотенных сил. Владимир Пуришкевич обвинил председателя партии октябристов и представителя торгово-промышленных кругов в Государственном совете Александра Гучкова в «хлопкобумажном патриотизме»[734]. Михаил Меньшиков заявил в «Новом времени», что «московские купчики», привыкшие обирать государство, начали пытаться им командовать[735]. Последовало не менее десятка других публикаций в правой прессе, в которых сообщалось о засилье евреев в Туркестане и критиковалась за попустительство им местная администрация[736].

Как бы в ответ на такие публикации мусульмане четырех волостей Перовского уезда Сырдарьинской области в конце 1909 года направили в администрацию просьбы об отмене выселения бухарскоподданных евреев из Перовска. Эти просьбы вызвали негодование Радзиевского, и он выехал туда в поисках доказательств подкупа. В ходе расследования Радзиевский установил, что народный мусульманский судья одной из волостей дал взятку мусульманским выборным-пятидесятникам для составления прошения в пользу бухарскоподданных евреев. Вследствие такого обвинения в июле 1911 года этот вопрос был также рассмотрен областным правлением Сырдарьинской области. Члены правления пришли к заключению, что инициаторами просьб являлись мусульмане – должники бухарских евреев, опасавшиеся, что в случае выселения бухарские евреи – кредиторы будут требовать уплаты долгов. Никто не был наказан[737].

Следует отметить, что всего в то время в крае проживали 1378 бухарскоподданных евреев: в Закаспийской области – 156 человек, в Самаркандской – 324, в Сырдарьинской – 741, в Ферганской – 157, в Семиреченской – ни одного[738]. Многие из них были давно вовлечены в туркестанскую экономику и являлись важным звеном в торговле с эмиратом. Изъятие этих, экономически очень активных, евреев грозило разрушением привычных товаропотоков и рыночных связей, в чем совсем не были заинтересованы их местные торговые и ремесленные компаньоны. Готовившееся выселение предпринимателей из числа бухарскоподданных евреев не могло не озаботить их наемных работников, а также поставщиков хлопка и другой продукции.

Между тем Тажер решил действовать в новом направлении. В декабре 1909 года он попросил Военное министерство и председателя Совета министров устранить препятствия к переходу бухарскоподданных евреев в русское подданство[739]. Как указывалось в предыдущей главе, согласно закону этих евреев разрешалось принимать в русское подданство с условием, что они вступят в первую или вторую купеческую гильдию. Но принятие решения по каждой конкретной просьбе предоставлялось на усмотрение министра иностранных дел и туркестанского генерал-губернатора в зависимости от места приписки к купеческой гильдии. Как будет подробно рассмотрено в следующей главе, с начала XX века туркестанские генерал-губернаторы стали очень редко удовлетворять такие просьбы. Поэтому Тажер добивался единовременного приема в русское подданство всех выселяемых. В том же декабре 1909 года известный адвокат Генрих Слиозберг от имени бухарскоподданных евреев попросил уже министра иностранных дел облегчить им вступление в русское подданство. Одновременно, из-за упразднения Оренбургского края, к южным городам которого раньше разрешалось приписываться бухарским евреям, вступившим в русское подданство, Слиозберг предлагал расширить число пограничных городов для их приписки в Туркестане[740].

Из-за этой новой инициативы в самом конце того же месяца военный министр согласился отсрочить выселение тех бухарскоподданных евреев, кто подал прошения о вступлении в русское подданство. После такого ответа практически все проживавшие в крае евреи данной категории немедленно подали соответствующие прошения. Сообщая об этом военному министру Владимиру Сухомлинову, Самсонов отметил, что в свое время один из его предшественников на должности генерал-губернатора, Иванов, даже запрещал пересылать ему просьбы о приеме азиатских евреев в русское подданство, а другой, Гродеков, отменил это распоряжение. Сам же он принимает их очень редко и только по особо уважительным причинам[741].

Но неожиданно генерал-губернатор Самсонов пересмотрел свою прежнюю непримиримую позицию по отношению к бухарскоподданным евреям. Дело в том, что в это время он загорелся идеей аннексировать Бухарский эмират, к чему, как мы помним, призывал еще Черняев в 1882 году. Скорее всего, на такую мысль Самсонова натолкнули полученные сведения об ухудшении здоровья эмира – тому оставалось жить не больше года. Под этим углом зрения выселение евреев данной категории становилось нецелесообразным. Заручившись поддержкой Совета туркестанского генерал-губернатора[742], Самсонов в начале января 1910 года предложил Главному штабу аннексировать Бухару и одновременно принять всех бухарскоподданных евреев в русское подданство. Видимо, он рассчитывал тем самым обеспечить поддержку идеи аннексии эмирата в экономических кругах и среди связанных с ними высших администраторов. Формально Самсонов объяснил перемену своей позиции тем, что выселение повлечет тяжелые последствия для торговли, хлопковой промышленности и самих евреев, которые с последующим присоединением эмирата достанутся России разоренными и «пользующимися всеми правами коренного туземного населения…»[743]. Последняя цитата недвусмысленно свидетельствует, что Самсонов уже видел вопрос аннексии почти решенным и принятие выселяемых евреев в русское подданство закрепляло бы за ними меньшие права, чем те права туземцев, которые они, оставаясь подданными эмирата, могли бы получить в случае его ликвидации. Расчеты Самсонова были достаточно наивны, поскольку Петербург в то время вполне устраивали существующие отношения с послушным эмиратом и в его аннексии мало кто усматривал выгоду.

Оба этих вопроса – присоединение эмирата и прием бухарскоподданных евреев в русское подданство – были обсуждены 28 января 1910 года на заседании Совета министров, куда был приглашен и Самсонов[744]. Во время слушания вопроса о присоединении Бухары он настаивал на необходимости расформировать войскa эмирата с последующим включением его территории в состав империи. Оппонентами выступали министр иностранных дел Александр Извольский и несколько чиновников его министерства[745]. Самсонов считал, что бухарская армия небоеспособна и не сможет защитить эмира даже от собственных дехкан, недовольных огромными налогами. Извольский спорил с ним, заявляя, что присоединение Бухары было бы не оправданно ни с политической, ни с экономической точки зрения, а от эмира можно потребовать проведения реформ[746]. На сторону Министерства иностранных дел стал и председатель Совета министров Столыпин, отметивший, что момент для присоединения Бухары к России пока еще не наступил[747]. Противники присоединения опасались, с одной стороны, что абсорбция большого числа мусульман, среди которых было немало бедных и враждебно настроенных, станет обузой для России, а с другой – что последует негативная реакция Англии.

Большинство участников заседания Совета министров поддержали Столыпина. Самсонов же внес в протокол заседания свое особое мнение, чем позже вызвал неудовольствие Николая II[748]. Не исключено, что на благосклонность русского монарха к Бухаре в какой-то мере повлияли те ожерелья и браслеты, украшенные алмазами и рубинами, которые преподнес ему и царице эмир Абдалахад (а царская свита получила ордена с драгоценными камнями) летом 1909 года в Ливадии[749]. Спустя короткое время после смерти Абдалахада Самсонов вновь поднял перед царем вопрос о захвате эмирата, но опять встретил отказ[750]. Эти усилия Самсонова привели к появлению слухов о присоединении эмирата[751]. Большинство его населения, возможно, смотрело на присоединение благосклонно, о чем свидетельствовали агентурные сведения, собранные Туркестанским охранным отделением[752]. Некоторое подтверждение этому дают и воспоминания Айни[753]. Тем не менее царская администрация к вопросу o присоединении Бухарыбольше не возвращалась[754].